Очарованная вальсом - Барбара Картленд

Ричард взял ладони Ванды и поцеловал — вначале одну, потом другую.

— Доброй ночи, Ванда, — прошептал он. — И простите меня.

— За что?

— За испорченный вечер. Это я во всем виноват, я знаю. Но ничего не смог с собою поделать.

— Прошу вас, не нужно так огорчаться. Я попытаюсь понять. Больше сказать в такой ситуации нечего, вы согласны?

— Нечего, — грустно согласился он.

— В таком случае всего хорошего.

Она повернулась и пошла к двери. Уже подняла руку, чтобы повернуть ручку, как Ричард окликнул ее:

— Ванда!

Она обернулась. Ричард одним прыжком преодолел разделявшее их пространство — забыв про осторожность, про гордость, про свои подозрения… Не было больше нужды ни в словах, ни в объяснениях. Ванда упала в его объятия, их губы сами нашли друг друга, и Ричард принялся целовать ее — страстно, самозабвенно, повторяя одно лишь имя:

— Ванда! Ванда!

Шепча ее имя, он услышал, как Ванда неожиданно всхлипнула. И не успел он спросить ее ни о чем, как она вырвалась и выбежала за дверь раньше, чем он успел удержать ее. Из коридора послышались торопливые удаляющиеся шаги. Ричард не стал ее догонять.

Он долго стоял посреди опустевшей комнаты, глядя на тот угол кушетки, где сидела Ванда, продолжая ощущать оставшийся после нее аромат свежести, чувствуя, как остывает охвативший его было восторг.

И тут на него накатил приступ смеха. Он смотрел на свое отраженное в зеркале лицо в маске и хохотал… Отсмеявшись и утерев выступившие на глазах слезы, он подобрал плащ и шляпу и шагнул к раздвигающейся панели, открывшей ему выход на потайную лестницу.

Глава восьмая

Барон Хагер постучал подзорной трубой по ладони, что было признаком его крайнего раздражения.

— Сожалею, но больше донесений нет, ваше сиятельство, — угрюмо проговорил он.

Князь Меттерних швырнул на стол мелко исписанные листы бумаги.

— «Больше!» — воскликнул он. — Да здесь вообще нет ничего сколь-нибудь ценного! Не могу поверить, чтобы император был удовлетворен такой чепухой.

— Его величество не выразил мне неудовольствия, — сдержанно заметил барон.

Его усталые глубоко посаженные глаза встретились с глазами князя — оба думали сейчас об одном и том же. Император Франц отличался инфантильным, а значит, любопытным умом и потому, должно быть, с удовольствием прочитал секретные донесения, представленные ему агентами барона, однако какими же они были пустяшными и незначительными!

Секунду спустя Меттерних вновь обратился к принесенным ему бумагам.

— За всю эту чушь мы платим деньги? — И он зачитал вслух: — «Король прусский утром посетил архиепископа Шарля. Вечером он вышел в цивильном платье, надвинув на глаза поля шляпы. Не возвращался до десяти часов пополудни». Это, конечно, невероятная новость! Какая служанка или какой городской бродяжка снабжают вас этой вот ерундой? Или вы откопали сию информацию в мусорных корзинах, в которых так истово роетесь каждое утро?

Мрачный сарказм Меттерниха не произвел на барона никакого впечатления, он всего лишь пожал плечами.

— Боюсь, что новость, которую я сейчас сообщу, станет для вас тяжелым ударом, мой дорогой барон, — все тем же уничижительным тоном продолжил князь. — Мне стало известно, что лорд Каслри приказал отныне сжигать все содержимое мусорных корзин в британском посольстве.

— Вполне верю в существование такого приказа, — согласился барон. — Но в британскую миссию наняли двух новых служанок, и одна из них уже работает на нас.

— Прекрасно, прекрасно, — язвительно отозвался князь. — Следовательно, мы станем получать еще больше подобных сегодняшним восхитительных донесений о передвижении наших гостей.

Он перелистнул еще пару-тройку страниц и опять прочел вслух:

— «Русский император вышел в семь часов вечера с одним из своих адъютантов. Полагают, что он нанес визиты княгиням Турм и Таксис. Каждое утро для императора привозят большой кусок льда — льдом он умывает лицо и руки. В десять часов Александр покинул Хофбург через боковую дверь и уехал один во дворец Разумовского, куда вошел по потайной лестнице».

Князь Меттерних остановился и посмотрел на барона.

— Зачем он туда поехал? — насторожившись, тихо спросил он.

— Не имею представления, — безучастно ответил барон. — Ничего необычного — просто посетил своего посла.

— Один? Выйдя через боковую дверь? — с насмешкой спросил Меттерних.

— Я наведу справки, — невозмутимо кивнул барон.

Он все еще продолжал дуться, ему не нравилось, с каким издевательским пренебрежением отнесся князь Меттерних к свидетельствам его неустанной работы. Но вдруг глаза барона блеснули.

— Прошлой ночью дворец Разумовского посетил еще кое-кто… дайте вспомнить… да, графиня Ванда Шонборн! В Вене она недавно. Не думаю, что упоминал вам прежде о ней. Она танцевала с русским царем на давешнем маскараде. Говорят, царь одарил ее своим вниманием…

— Вот как!

На губах Меттерниха появилась улыбка.

— Где-то у меня есть донесение на этот счет, — пробормотал барон, роясь в бумагах. — Она остановилась у баронессы Валузен. Никто заранее не говорил о ее приезде, но баронесса возит ее повсюду с собой и представляет как дочь одной из своих старинных подруг…

Барон вытащил из папки исписанный лист и положил его князю на стол.

— Вот! — удовлетворенно воскликнул он. — Графиня Ванда Шонборн прибыла во дворец Разумовского вчера вечером около десяти часов… Вышла спустя приблизительно три четверти часа и была отвезена назад, в дом баронессы Валузен.

Хагер вскинул глаза и добавил:

— Время совпадает!

— Действительно, мой дорогой барон, — кивнул князь, делая вид, что и он удивлен.

— Это вам интересно?

— Не слишком…

Барон тяжко вздохнул.

— Новые донесения я принесу завтра.

— Да, если в них будет что-нибудь стоящее. Не отнимайте у меня попусту время, я, позвольте напомнить, человек весьма занятой.

Барон поклонился, с шуршанием сгреб плоды своего неблагодарного ремесла, еще раз поклонился и вышел из кабинета. Князь подошел к окну и распахнул его, словно хотел проветрить помещение после пребывания в нем доносчика. В кабинет хлынула волна холодного воздуха.

Меттерних не делал секрета из того, что он не любит барона Хагера. Да, этот человек был полезен, и князь последним стал бы отрицать это, но привычка совать нос в чужие дела столь пагубно воздействовала на барона, что даже внешне он стал неприятен.

Князь еще немного постоял у окна, вдыхая студеную свежесть, но услышал движение за спиной. Обернувшись на шорох, он увидел слугу — в руках тот держал серебряный поднос, на котором белела записка. Меттерних прикрыл створки окна и сделал слуге знак приблизиться.