Красный монарх: Сталин и война - Саймон Монтефиоре

На следующее утро генсек вернулся в Кремль раньше обычного. По дороге к Красной площади этот фанатичный приверженец дисциплины и порядка с изумлением смотрел на толпы людей, штурмующих магазины. Охранники утверждали, что он приказал водителю остановиться на Смоленской площади. Его тут же окружила толпа и забросала вопросами. Больше всего москвичей интересовало, когда Красная армия остановит врага.

– Этот день близок, – заверил вождь и уехал в Кремль.

В восемь утра Микояна, который, как обычно, работал до шести утра, разбудил Александр Поскребышев. Он сказал, что Сталин ждет его через час. В девять часов на квартире Сталина собрались вожди. Предстояло обсудить самый главный вопрос – как быть с Москвой? Сталин предложил перевезти правительство в полном составе в Куйбышев, приказать генералам защищать столицу и сдерживать врага, пока Верховный не соберет подкрепления.

Молотов и Микоян получили распоряжение организовать эвакуацию, Каганович должен был предоставить поезда. Сталин хотел, чтобы политбюро уехало в тот же день.

– Я уеду завтра утром, – неожиданно сообщил он.

– Почему мы должны выезжать сегодня, если вы уедете завтра? – обиделся Анастас Микоян. – Щербаков и Берия отправятся после того, как организуют подполье в Москве. Я останусь и поеду с вами завтра.

Сталин согласился. Молотов и Микоян начали давать указания комиссарам. Комиссариат иностранных дел был собран в 11 часов утра и получил приказ немедленно отправляться на Казанский вокзал. Поднимаясь в лифте из сталинского кабинета, Лазарь Каганович попросил Микояна:

– Послушай, когда будешь уезжать, предупреди меня, чтобы я не остался.

Членам семей партийных руководителей был дан час на сборы. На следующий день в семь вечера Ашхен Микоян с тремя сыновьями вместе с Калининым и семьями других высокопоставленных чиновников приехали на оцепленный войсками НКВД вокзал. Они должны были сесть на поезд ЦК. Укутанные в меха жены партийных боссов стояли рядом с хорошо одетыми детьми в клубах пара и разговаривали. Солдаты в это время аккуратно грузили в багажные вагоны ящики с надписями «Обращаться осторожно, хрусталь». Александр Поскребышев со слезами на глазах посадил на поезд няню с трехлетней Наташей. Он еще не знал, что ее мать Бронка расстреляна три дня назад. Секретарь вождя пообещал дочери приехать, как только будет свободное время.

Пока все ждали отправления, Валентин Бережков, переводчик Молотова, обратил внимание на то, что лужи растаявшего снега начали замерзать. Немецкие танки могли возобновить наступление на Москву.

Жуков решил держаться до последнего, но он не мог не почувствовать панику, которая царила на самом верху. Генерал был уверен, что может спасти Москву. Жуков сказал об этом приехавшему к нему журналисту и спросил: «А что они там думают?» Конечно, он имел в виду Сталина.

Тем вечером руководители Советского Союза собрались в пустом и тихом Кремле. Когда наркомы вошли в квартиру вождя, из спальни показался хозяин в старом френче и мешковатых брюках, заправленных в сапоги. В руках он держал трубку. Все обратили внимание на то, что книжные шкафы пусты. Книги находились в поезде. Все стояли. Сталин неожиданно спросил:

– Какая обстановка в Москве?

Вожди молчали. Молчание прервал один из наркомов. Он доложил, что метро и пекарни не работают, рабочие на заводах и фабриках думают, что правительство бежало из Москвы. Половине рабочих не дают зарплату. Москвичи говорят, что директор Государственного банка бежал вместе с деньгами.

– Ну что же, неплохо, – заметил Сталин. – Я боялся, что будет гораздо хуже.

Сталин приказал привезти самолетом из Горького деньги. Щербаков и Пронин, секретарь городской парторганизации и председатель Мосгорисполкома, должны были восстановить в столице порядок и объявить по радио, что Москву будут защищать до последней капли крови.

Сталин решил остаться в Кремле. Другим вождям пришлось последовать его примеру. Анастас Микоян выступил перед пятью тысячами беспокойных рабочих автомобильного завода имени Сталина, которым не платили зарплату. Ему удалось успокоить людей. Но московские улицы были во власти бандитов и воров. Они разграбили даже британское посольство, расположенное на берегу реки напротив Кремля, после того, как бежала охрана.

Саперы заминировали все шестнадцать городских мостов.

Сталин выжидал два дня. Никто не знал, где он в это время находился и что делал. Было только известно, что в Маленьком уголке вождь не появлялся. В самый кульминационный момент легендарной битвы за Москву Верховный главнокомандующий, укрывшись шинелью, спал на матраце в подземных холлах метро, мало чем отличаясь от обычного бродяги.

Рабочие условия вождя показывают полную неготовность к войне – ни в Кремле, ни в Кунцеве не было бомбоубежищ. Пока Железный Лазарь срочно строил бункеры, как две капли воды похожие на сталинский кабинет в Кремле, Верховный трудился в единственном тогда приспособленном для этого месте. На командном пункте войск противовоздушной обороны в здании на улице Кирова, 33 (сейчас Мясницкая), у него была спальня. Во время воздушных налетов вождь спускался на лифте под землю и продолжал работать на станции метро Кировская (Чистые пруды). Это продолжалось до тех пор, пока 28 октября во дворе командного пункта не упала бомба. Сталин полностью переместился в метро – там он трудился и спал.

Его кабинет находился в специально сооруженном помещении, отделенном от тоннеля листами фанеры. Большинство секретарей и помощников спали в самых обычных вагонах, стоящих на станции. Генеральный штаб расположился на Белорусской. Штаб-квартира Сталина разделялась на отсеки мебелью. Когда проходили поезда, бумаги разлетались от сквозняка и их приходилось прикреплять к столам кнопками.

На рассвете Сталин, пошатываясь от усталости, отправлялся спать. Власик со своими людьми сторожил это хрупкое убежище. Скорее всего, охрана спала тут же, за дверями, как средневековые рыцари, охраняющие сюзерена.

В эти дни Сталин много работал с сотрудником Генштаба полковником Сергеем Штеменко, обаятельным тридцатичетырехлетним казаком с блестящими черными усами. Иногда они даже вместе спали на матрацах, укрывшись шинелями.

Трудно представить, чтобы какой-нибудь другой главнокомандующий жил в подобных условиях. Но Сталин привык к спартанской жизни еще в дни революционной молодости и поэтому сейчас почти не замечал неудобств.

17 октября Щербаков выступил по радио и призвал москвичей к порядку и спокойствию. Его речь не возымела эффекта. Московские улицы по-прежнему кишели дезертирами, ворами и беженцами. Горожане складывали добычу на тележки и развозили по домам. Сталин все еще не знал, что лучше сделать – оставлять столицу или защищать. Решение, судя по всему, было принято поздно вечером 18 октября. Генерал авиации Голованов вспоминал, что Верховный был подавлен и находился в нерешительности.