Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома - Темби Лок

Мы оставили мою машину на парковке. Первое мгновение моего материнства произошло возле студии пилатеса на Силвер-Лейк.

Мы направились домой. Позвонив в агентство, получили предварительную информацию о том, кем была биологическая мать нашей дочери, о состоянии здоровья малышки, обстоятельствах, которые вынудили мать сделать такой выбор. Нам объяснили, как разговаривать с женщиной, которая только что родила: позволить ей направлять разговор, как она захочет; о чем спрашивать: обо всем, что мы хотим узнать; как успокоить ее: внимательно слушать; как поблагодарить: говорить от чистого сердца. Нам сказали, что разговор займет около тридцати минут, может быть меньше. В итоге он продлился больше часа. Она была мудрой, проницательной, прагматичной. Я была тронута тем, что она приняла решение только после того, как взяла свою дочь на руки, хоть и всего на несколько минут. Прежде чем выбрать родителей для ребенка, от которого она болезненно и с любовью отказывалась, она посмотрела малышке в глаза, понимая, что им двоим нужен был этот момент. Когда мы разговаривали с ней, я слышала любовь и надежду в ее голосе. Я догадывалась, что формирование потока чувств и их осознание займут дни, а их наличие – всю оставшуюся жизнь. Я от первого лица узнала, какая огромная утрата вовлечена в процесс усыновления. Она отпускала своего ребенка, которого любила и о котором заботилась, ради того, чтобы у него была та жизнь, которую она не смогла бы ему дать. Мы с Саро все время смотрели друг на друга, пока пытались ответить на все ее вопросы, даже на те, которые беспокоили нас больше всего, о его здоровье. В конце она сказала: «Когда я вас увидела, я просто знала».

Мы повесили трубку уже как новые родители. В спешке, безумии, волнении, вне себя от счастья эти родители кинули зубные щетки в дорожную сумку и направились в аэропорт Голливуд Бербанк, чтобы сесть на ближайший доступный рейс в Окленд.

Когда мы приземлились, то отправились прямиком в офис агентства, где должны были встретиться с женщиной, выбравшей нас родителями для своего малыша. Карен, куратор, рекомендовала нам встретиться лично, руководствуясь одним из принципов открытого усыновления. Оно было «открытым» в отличие от других, распространенных ранее «закрытых» усыновлений, когда ни одна из сторон не знала противоположную, а все записи были засекречены. Мы собирались усыновить ребенка в эпоху, когда наличие взрослых, сидящих вместе лицом к лицу, было желательным. Это давало нам возможность получше узнать друг друга и понять, что каждый из нас жизненно важен для понимания ребенком его или ее происхождения.

Когда мы с Саро приехали, мое тело трепетало от нервов и предвосхищения. Но это была нервозность не такая, как в день свадьбы, и не похожая на ту, которую я испытывала, когда проходила пробы для какого-то телевизионного сериала или фильма. Это был безграничный восторг. Я хотела полностью отдаться этому моменту. Я понимала, что моя жизнь вот-вот круто изменит направление. Но хоть я и ощущала предвкушение в своем теле, оно было наполнено еще и внутренним спокойствием, которое преобладало, потому что я знала: все, что сейчас происходит, похоже на божественное провидение. Мы с Саро остановились на пороге офиса, взялись за руки, встретились взглядами, и он произнес: «Andiamo!»[43]

Первое, что я заметила в биологической матери Зоэлы, это невероятная красота. Она была сногсшибательной. Второе, на что я обратила внимание, – это ее истощенное состояние. Она совершала самый сложный поступок из всех в своей жизни.

Следующее, что я поняла, – мы обнимаемся. Я обнимала ее так, как обнимаешь людей, когда благодаришь их от всей души. Так, словно я знала ее всю свою жизнь. Так, будто она знала все секреты об уходе за ребенком, которого мы обе любили, и, обнимая меня, могла их в меня перелить. Когда мы перестали обниматься, мы обе одновременно и плакали, и улыбались.

Саро спросил у нее, как она себя чувствует. Карен сидела с нами и фотографировала нас, чтобы однажды мы смогли рассказать нашей дочери, как мы встретились, провели вместе время и разработали план, родившийся из нашей общей к ней любви. У нас была возможность поделиться с ней фотографиями, запечатлевшими эти мгновения.

После этого Карен объяснила нам, кто сидит с ребенком, пока мы находимся в офисе, знакомясь друг с другом. Мы знали, что этот способ объединения семей был частью миссии агентства. При любой возможности оно старалось облегчить первую встречу между биологическим(и) родителем(ями) и приемными еще до того, как приемные родители увидят ребенка. Агентство хотело, чтобы мы все как родители пришли к истинному пониманию того факта, что мы заключаем пакт о любви и обязательствах, в центре которых всегда будут находиться интересы ребенка. За двадцать лет своей деятельности по организации усыновления они поняли, что встреча с приемной семьей помогает биологической матери отказаться от ребенка и начать поправляться.

Мы сказали родной маме малышки, как мы собирались ее назвать: Зоэла.

И мне, и Саро очень нравилось это имя, древнее итальянское прозвище, означающее «кусочек земли». Мы подумали, что это будет очень символичным для ребенка, который свел вместе незнакомцев. Ее имя отражало многообразие ее происхождения и культур. В ее жилах текла кровь афроамериканцев, филиппинцев, итальянцев и даже, как добавил Саро, сицилийцев.

Потом мы предложили отвезти биологическую мать домой, чтобы мы смогли провести больше времени вместе подальше от офиса. Она согласилась. Мы покинули офис в Окленде как трое людей, состоящих в новых взаимоотношениях, и направились к ее квартире в Сан-Франциско. На самом деле в нашей болтовне не было ничего особенного, кроме сердечной обеспокоенности, что мы только что изменили жизни друг друга и меняем жизнь ребенка.

Мы проехали дорожное кольцо и парк и оказались около ее квартиры. Деревья по-прежнему были во всех красках осени. Она вышла из машины, мы проводили ее до дверей и снова обняли. Сделали одну, последнюю, фотографию. На ней заметно, насколько мы полны эмоциями, у нее красные глаза, а я приобняла ее за плечи, будто не хочу отпускать. Мы трое, все из разных культур, каждый в своем решающем поворотном моменте жизни, фундаментально изменились. Затем она направилась вверх по лестнице, в жизнь, которая принадлежала ей и которая определенно понесла ее собственную молчаливую утрату.

– Мне кажется, я не смогу этого сделать, – сказала я Саро, как только мы вернулись обратно в машину. – Я не могу даже