Избранное - Нора Георгиевна Адамян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего не могу сделать. Свободных мест нет и не будет.
Подошли двое независимых людей с портфелями; Протянули девушке продолговатую бумажку. Продолжая свой деловой разговор, они незамедлительно стали обладателями триста восемнадцатого номера. Мужчина в длинном пальто следил за ними тоскливо-завистливым взглядом и снова возобновил бесплодные домогательства. Пока он крутился у барьера, подходить к дежурной не было смысла. В вестибюле гостиницы, перебивая запахи парфюмерного киоска и парикмахерской, плавал кухонный чад, раздражающий голодного и нестерпимый для сытого. В ресторан уже не пускали, но Георгий сунул швейцару рублевку. Музыканты складывали инструменты в чехлы. Официантка сказала: «Гражданин, я тоже живой человек. Мне тоже отдых нужен». Но принесла холодную заливную рыбу и ветчину с горошком. Одна неутомимая пара продолжала танцевать без музыки, за крайним столиком вздымалась и опадала пьяная ссора. Худая, усталая женщина безнадежно катала по залу тележку с апельсинами и шоколадом.
Совершенно еще неизвестно, где придется ночевать. И все-таки был праздник. Узенькая юбка танцующей девушки не закрывала острых коленок. «У Эвники ноги красивее», — подумал Георгий. Девушка повернулась, и он увидел ее лицо, очерченное с такой четкостью молодости, что его сразу охватило грустное умиление. «Это, мой друг, уже не для тебя…»
В ресторане погасли огни.
Незадачливый клиент с той же ревнивой настороженностью следил за каждым, кто подходил к дежурной. При нем невозможно начинать никаких действий. Георгий сел в кресло, раскрыл портфель и стал просматривать бумаги. Человек в длинном пальто перекочевал к нему.
— Тоже без жилья?
— Ну почему же… — неопределенно ответил Георгий.
Человек недавно побывал у парикмахера. Над выбритыми припудренными щеками багровели обожженные холодным ветром скулы и болезненно блестели глаза, подернутые сеточкой красных прожилок. Через двадцать минут Георгий уже знал историю, которая привела ихтиолога Владлена Игренькова в Москву. Прилетел он с берегов Баренцева моря, собравшись в один день, без командировки, на собственные деньги. «Ну еще товарищи сослуживцы подсобрали…» Прилетел за «справедливостью» — отстаивать рыбоводный завод, который местные власти постановили ликвидировать «как нерентабельный».
— Я это слово слышать не могу. — Игреньков горячо дышал в ухо Георгию. — Если у нас с каспийской севрюгой пока неудача, так мы их кумжей, сыртью на десяток лет обеспечили. Вот у нас от университета бумажка, от института…
Он разворошил груду бумажек, которые держал в нагрудном кармане под тяжелым пальто. Бумаги были со штампами солидных научно-исследовательских учреждений. Они подтверждали положительную роль Умбозерного рыбоводства в деле народного хозяйства страны.
— Я до министерства дойду, а если придется, то и выше, — грозил кому-то Игреньков. — Вы, может быть, думаете, я как-нибудь лично заинтересован? Да я завтра на любом траулере в три раза больше получу. Да только это все — у моря взять. А отдать? Резервы обеспечить? Вот ведь в чем вопрос! Создавали на голом камне, теперь все прахом…
Он говорил бессвязно, но Георгий понимал его страсть и томление. Человек отстаивал свое дело.
Из ресторана выдворили последних посетителей. Вестибюль опустел. Появилась сонная уборщица с ведром воды и шваброй. Она стала мыть пол, лениво водя тряпкой по шахматному пластику.
Георгий подошел к дежурной. Ее склоненная золотая корона даже не шевельнулась.
— Вот что, — сказал Георгий, — надо устроить этого человека. Он прилетел из-под Мурманска. Ему необходимо отдохнуть.
— Мест нет, — бесстрастно ответила девушка.
— Места всегда есть. Бронированные, невостребованные и вообще пустые номера, на всякий случай. У него важное дело.
— Странно вы рассуждаете. — Женщина подняла голову. — Вам всем свои дела надо как получше сделать. А я будто не на работе. Я тоже должна свое дело исполнять. Как можно бронированные места отдать? Это не положено.
Хорошо уже и то, что она вступила в контакт. Обычно они до разговоров не снисходили. Разве что тишина и ночная пустынность побуждали к общению.
— А вот человек в обход начальства, ни у кого не спросившись, прилетел в Москву нужное дело отстаивать. И вы бы ему в помощь сотворили чудо — сделали бы разок что не положено.
— У нас каждый день такие случаи. Я ему сразу говорила: поезжайте в сельскохозяйственную. Там с вечера места были.
— Так ведь человек в Москве впервые, ничего не знает.
— Может, и вы в Москве впервые?
— Наоборот. Потому и пострадал, что часто езжу. Думал, встречу здесь Светлану — либо Наумовну, либо Фаддеевну, обе меня знают, ночевать пустят, а завтра я любую бумажку им представлю.
— Светлана Фаддеевна на пенсию ушла, а Светлана Наумовна в декрете.
Она опять погрузилась в свои деловые книги.
Пока шел разговор, ихтиолог крадучись, шажками подбирался к барьеру и теперь уже снова плашмя лежал на нем, тоскливо поводя глазами.
— Значит, чудес не бывает? — спросил Георгий.
Дежурная вздохнула и выбросила на барьер бланк:
— Номер-люкс на одного. Шестирублевый.
Игреньков взревел и упал грудью на бланк:
— Я первый… Я с шести часов тут… Моя очередь…
— Минуточку, — сказал Георгий, — одну минуточку…
Он знал, что, если попросить, в комнату поставят раскладушку.
— Какую еще минуточку, какую минуточку? — Игреньков судорожно прятал от Георгия бланк. — Ишь, нашелся зубы заговаривать. Моя очередь — и все!.. — Он неверными от волнения руками вытащил паспорт: — Чем у вас тут писать? Где? — Всей своей глыбой, облаченной в душное, негнущееся пальто, он оттеснял Георгия от барьера: — А то, понимаешь, ему… Под мою марку самому пролезть… Они все такие. Они хоть кого заговорят…
— Кто «они»? — негромко спросил Георгий. Его охватило знакомое веселое бешенство. — Кого это вы, имеете в виду?
— А вот таких, чересчур пробойных, вроде тебя…
Георгий положил перед дежурной свое командировочное удостоверение:
— Номер должен быть предоставлен в первую очередь мне.
Он, конечно, получил в свое владение эту вполне современную комнату, с кроватью, покрытой жестким, как доска, пенопластным матрасом, с низеньким, неудобным столом и подвесным секретером, норовившим свалиться на колени тому, кто вздумал бы за ним работать.
В номере был еще диванчик, также покрытый пенопластом.
Георгий вымылся под душем в маленькой ванной комнате. Потом он положил на тумбочку папиросы, спички, «Вечерку», томик рассказов Брэдбери и вытянулся на постели. Полежав немного, понял, что не заснет. Не потому, что было жестко, — Он привык ко всякому; не потому, что сквозь заискренные стекла светилась Москва, и не потому, что основательно подремал в самолете.
Сознание, что этот грубиян всю ночь просидит в вестибюле, перестало доставлять ему удовольствие. Сейчас именно эта мысль мешала ему уснуть. В конце концов Георгий натянул брюки, накинул пиджак и вышел в коридор. Он надеялся, что
