Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках - Петр Стефанович

На вопрос древлян Ольга отвечает: «идуть по мнѣс дружиною мужа моего». В этих словах дружина имеет уже явно другой смысл. Очевидно, здесь имеются в виду не личные слуги Ольги (отроки), которые пришли с ней, а те люди, которые служили Игорю и, очевидно, были обозначены как «дружина» и «мужи» в рассказе о его походе за данью к древлянам. Их Ольга оставила в Киеве, собираясь идти к древлянам «легко». Кто именно это был, контекст не позволяет сказать однозначно и подразумевает за словом дружина тот смысл, который и был выше выявлен применительно к рассказу о гибели Игоря: «княжеское войско», люди князя.

Тут же далее слово употребляется ещё раз. «И яко упишася древляне, – продолжает летопись, – и повелѣ отроком своимъ пити на нѣ, а сама отъиде кромѣ, и повелѣ дружинѣ сѣчи древляны, и исъсѣкоша ихъ 5000. А Олга възратися в Киевъ и пристрои вои на прокъ ихъ». Повествование, которое вообще носит легендарный характер, в этом месте обретает уже совершенно фантастические черты. Не гадая о том, как в действительности могло происходить общение Ольги и древлян, можно лишь попробовать понять логику нарратива, и тогда, возможно, прояснится, кого рассказчик имел в виду под «дружиной», которая якобы «иссекла» такое огромное количество несчастных древлян.

Значение свои люди, спутники, товарищи в данном случае едва ли можно предполагать, учитывая княжеский статус Ольги– она должна была, по крайней мере в изображении позднейшего летописца, держать некоторую дистанцию по отношению к людям, её окружавшим, и «товарищами» они для неё едва ли могли быть (на это указывает и употреблённое летописцем слово «повеле»).

Можно предполагать, что здесь имеется в виду та «дружина», о которой Ольга сказала, что якобы с ней идут из Киева посланцы древлян. На самом деле эти посланцы были уже сожжены ею, и «дружина мужа моего» пришла без них. Отроки, таким образом, задерживали древлян и поили их, а для их «иссечения» уже подошла главная ударная сила – войско киевского князя. Однако тогда неясно, почему тут же говорится, что Ольге пришлось возвращаться для сбора «воев» – зачем их «пристраивать», если войско уже пришло? Кроме того, всё-таки о приходе Игоревых «мужей» прямо не сообщается (и вообще неясно, вышли ли они в действительности или Ольга, говоря об их приходе, тоже обманывала древлян).

Скорее надо думать, что под «дружиной» имеются в виду те люди, которые пошли изначально с Ольгой из Киева к древлянам, то есть её отроки. Можно представить себе логику рассказа так: отроки поили древлян, но сами не пили (или пили мало) и, дождавшись, когда те будут уже не способны оказать сопротивление, перебили их, несмотря на их численный перевес. Тогда получается, что слово дружина уже второй раз употребляется для обозначения личных слуг княгини.

Такое использование слова в этом месте летописи очень напоминает словоупотребление, с которым мы столкнулись выше во «2-м старославянском Житии св. Вячеслава». Там в одном случае как дружина были обозначены знатные советники князя отдельно от тех, о ком Вячеслав сказал: «иж(е) от отрок моих слуги», а затем это же слово указывало на всяких людей в окружении князя, кроме «боляр». В летописи мы видим, как сначала дружиной обозначены люди, выдвигающие претензии князю (очевидно, знатные), а затем это же слово применяется по отношению к отрокам. Очевидно, значение за словом во всех случаях остаётся примерно одно и то же – «люди князя», «войско князя», – но оно, так сказать, «плавает», в зависимости от контекста расширяясь, сужаясь или метонимически перемещаясь с обозначения одной группы в среде этих людей на другую.

После этого рассказа следует текст, который Шахматов без сомнения относил к «Древнейшему Киевскому своду». В тексте повествуется о походе Ольги на древлян с «вой многы и храбры» и успешной для неё битве, которую начал Святослав, ещё ребенок, бросив копьё. Это символическое начало битвы подразумевают слова, вложенные летописцем в уста Свенельда и Асмуда, кормильца Святослава: «князь уже потяглъ, потягнѣмъ, дружино, и мы по князѣ». Такой призыв военачальников к воинам в решающий момент перед битвой высказывается, конечно, в торжественном тоне для выделения доверительно-равноправных отношений всех «братьев по оружию», и в слове дружина надо видеть значение «товарищи, друзья». Позднейшие переписчики, видимо, так и понимали текст, поэтому в Академическом и Толстовском списках Н1Лм в начале этих слов прибавлено дублирующее обращение, ещё более подчёркивающее этот смысл: «братье, князь уже потягль…» и т. д.

После покорения древлян и возложения на них «дани тяжкой» Ольга «иде по Деревьстѣи землѣ съ сыномъ своимъ и с дружиною своею, уставляющи уставы и урокы». В этом контексте трудно определить, кто имеется в виду под «дружиною». Может быть, подразумевается вообще неопределённо княжеское войско, а может быть, «дружина», названная здесь «своею» для Ольги, обозначает людей, о которых ранее говорилось, что это «своя дружина» Игоря, и которые затем в рассказе о «третьей мести» Ольги были обозначены в её словах как «дружина мужа моего». В представлении летописца после окончательной победы над древлянами княгиня как бы обрела полноту власти, стала во главе государства руси, и княжеские люди «формально» перешли под её начало.

Весь этот фрагмент летописи, в целом, демонстрирует семантическую текучесть слова дружина и лёгкость его метонимического употребления. Даже если его разделить на две части, предполагая, что каждая из них отражает разные слои летописи, – рассказ о «третьей мести» Ольги и рассказ о покорении древлян, – внутри каждой из этих частей слово не используется только в одном каком-либо его значении. В зависимости от контекста «дружиной» могут обозначаться и некое (княжеское) войско или вообще люди, служащие князю (или княгине), и группа слуг, и просто «братья по оружию». Где-то точное значение слова трудно или невозможно определить, и создаётся даже впечатление, что летописцы, работая в эпически-легендарной стилистике и избегая излишней конкретики, намеренно использовали эту неопределённость и неустойчивость значения слова. Такая же картина прослеживается и в последующем тексте Н1Лм.

6. Рассказ о крещении Ольги явно распадается на две части, одна из которых содержит, по выражению Шахматова, «духовные, церковные элементы», а другая – «сказочные, народные». Шахматов считал первичной (в составе «Древнейшего Киевского свода») «церковную» часть[397].

Его поддержал Д. С. Лихачёв и отнёс этот фрагмент к «Сказанию о первоначальном распространении христианства на Руси» – условно названному тексту, который он выделил как первоначальную основу летописи[398]. Позднее были выдвинуты доводы в пользу большей древности «народного предания»[399]. А. А. Гиппиус считает, что «церковно-агиографические элементы вторичны» по отношению к легендарно-фольклорным, но и этот легендарно-фольклорный пласт в свою очередь был наложен на древнейший текст, вообще не содержавший рассказа о крещении Ольги[400].

Согласно Н1Лм, Ольга, просвещённая крещением, «учаше креститися» сына Святослава, но тот отказывался, говоря: «како азъ хощу инъ законъ приняти единъ, а дружина смѣятися начнуть и ругатися»[401]. Здесь более или менее широкое значение княжеское войско/окружение подходит по контексту к слову дружина, но в то же время нельзя исключать, что автор имел в виду некую более узкую и конкретную группу лиц– например, какое-то ближайшее окружение князя. Нельзя не заметить, что поведение этих лиц, которые могли себе позволить смеяться над князем (а он с ними считался), очень похоже на то, как держали себя те, кто в своё время возмущались богатством Свенельда и требовали от Игоря, отца Святослава, позаботиться о них. По-видимому, надо предполагать, прежде всего, неких знатных лиц, ближайших советников и сподвижников князей.

7. Слово дружина встречается дважды в рассказе о нападении печенегов на Киев в статье под 6476 (968) г.[402] Шахматов, пытаясь опереться на текстологические наблюдения, в составе этой статьи выделял краткое сообщение о нападении печенегов в отсутствие Святослава и срочном возвращении князя и обширный рассказ о подвиге некоего киевского «отрока» (здесь, вероятно, в смысле юноши, а не слуги). Краткое сообщение он возводил к «Древнейшему Киевскому своду», а пространный рассказ считал позднейшей вставкой[403]. Нельзя сказать, что его аргументы по этому поводу были бесспорны, но их критика выглядит, пожалуй, ещё менее убедительно[404]. Дружина упоминается как в рассказе о подвиге отрока, так и в кратком сообщении.

В рассказе о подвиге юноши говорится, что когда он выбрался из осаждённого города и, пробравшись между печенежскими станами к Днепру, поплыл через реку, то с другого берега «людие оноя страны Днѣпра», «преихавше в лодьи, превезоша йкъ дружине». Эти «люди» на другой стороне Днепра пришли на помощь киевлянам под начальством некоего воеводы Претича. «Дружину» здесь можно толковать и как "войско" (причём в данном случае ведомое не князем), но и просто как свои, "остальные".