Предварительный заезд - Дик Фрэнсис

— Скажите, что я обещаю ему это, — искренне ответил я.

Думаю, что Кропоткина больше убедили не сами слова, а тон, которым они были сказаны. Выждав паузу, он продолжил:

— Мистер Кропоткин говорит, что он не знает, кто прислал эту бумагу.

Ему доставили ее на дом вчера вечером с запиской, где были кое-какие пояснения и выражалась надежда, что все это попадет к вам.

— Значит ли это, что он действительно не знает отправителя или, может быть, просто не хочет говорить?

— Не могу понять, — ответил Стивен. Николай Александрович наконец решил приступить к раздаче подарков. С задумчивым видом он вынул из внутреннего кармана большой черный бумажник, раскрыл его, порылся внутри толстыми пальцами, медленно извлек белый конверт, поднял его и произнес небольшую речь.

— Он полагает, — перевел Стивен, — что от этой бумаги будет немного толку, но он хотел бы ошибиться. Он будет рад, если она вам пригодится, потому что искренне желает хоть немного отблагодарить вас за спасение лошади, предназначенной для Олимпийских игр.

— Скажите ему, что даже если в записке не окажется полезных сведений, я все равно буду помнить и высоко ценить те хлопоты, которые он взял на себя, чтобы помочь мне.

Кропоткин с достоинством выслушал комплимент и неторопливо вручил мне конверт. Я так же неторопливо взял его и вынул два маленьких листочка бумаги.

Они были соединены скрепкой. На верхнем листке, белом и невзрачном, было по-русски написано несколько коротких фраз.

Второй листок, тоже белый, но в бледно-голубую клеточку, был явно вырван из записной книжки. На нем было несколько карандашных строк на английском языке. Сверху были два слова: «Для Алеши», а примерно дюймом ниже:

«Дж. Фаррингфорд». Фамилия Джонни была окружена рамкой из небрежно нарисованных звездочек.

Еще ниже следовал странный список: «Американцы, немцы, французы» и целая строка вопросительных знаков. Этим содержание листка не исчерпывалось. В самом низу было четыре группы букв и цифр, каждая в своей рамочке.

Они выглядели так: «DЕР РЕТ», «1855», «К's С» и «1950».

Все написанное было размашисто перечеркнуто линией, напоминающей букву S.

Я перевернул листок. На обратной стороне было написано шариковой ручкой строчек пятнадцать, но все они были тщательно зачеркнуты пастой несколько иного оттенка. Кропоткин с надеждой взирал на меня.

— Я очень доволен, — поспешно сказал я. — Это чрезвычайно интересно.

Кропоткин понял мои слова, и на его крупном лице появилось удовлетворенное выражение.

Похоже, что дела здесь были закончены. Мы обменялись еще несколькими заверениями в обоюдной симпатии и вышли в центральный проход конюшни. Кропоткин предложил взглянуть на лошадей, и мы бок о бок направились вдоль денников.

Шедший позади Стивен хрипло дышал, стараясь втягивать воздух быстро, а выпускать его как можно дольше. Мой нос в первый момент слегка заложило из-за непривычно сильного запаха аммиака, но рысаки нисколько не стали от этого хуже. Кропоткин сказал, что им предстоит бежать сегодня вечером. Снега еще мало. Стивен мужественно перевел наш разговор до самого конца, но когда мы вышли на улицу, принялся глотать свежий воздух с жадностью путника, заблудившегося в песках и нашедшего родник.

На скаковой дорожке находилось всего несколько лошадей. На мой взгляд, они явно не годились для выступлений в равнинных скачках или стипль-чезе.

— Здесь находятся все клубы верховой езды, — пояснил Кропоткин с помощью Стивена. — Других конюшен в Москве нет. Все, кто занимается верховой ездой, упражняются на ипподроме. Лошади принадлежат государству. Лучших направля ют для выступлений на скачках, в том числе и для международных соревнований, и оставляют для племенного разведения. Остальных передают в клубы. Большинство лошадей на зиму остается в Москве, они очень выносливы.

— Представляю себе, — добавил Стивен уже от себя, — как будет смердеть в этих сараях в марте!

Кропоткин торжественно распрощался со мной у никем не охранявшегося главного входа. Отличный парень, подумал я. Благодаря ему и Мише я смог добыть основную часть той небогатой информации, которой располагал на сегодня.

— Дружище, — сказал я, — желаю вам всего самого лучшего.

Он с чувством, которого хватило бы на двоих, потряс мою руку, а затем заключил меня в объятия.

— Мой Бог, — сказал Стивен, когда мы отошли. — А еще говорят, что немцы сентиментальны...

— Немного чувства не повредит.

— Да... Но что в этом хорошего?

Я вручил ему конверт и кашлял всю дорогу до стоянки такси.

— "Николаю Александровичу в собственные руки" — прочел Стивен надпись на конверте. — Тот, кто писал это, вероятно, хорошо знаком с Кропоткиным. Вот так, по имени-отчеству, не упоминая фамилии, обращаются только к тем, кого хорошо знают.

— Для меня было бы удивительно, если бы отправитель этого письма не был лично знаком с адресатом.

— Я тоже так думаю. — Он помахал в воздухе парой скрепленных листочков. — В записке сказано вот что: «Бумага для заметок»... имеется в виду, что это специальный сорт бумаги, на котором удобно писать от руки...

«найдена во время международных соревнований по троеборью. Пожалуйста, передайте это Рэндоллу Дрю».

— Это все?

— До буквы.

Он вгляделся во вторую страницу, а я махнул рукой проезжавшей мимо машине с зеленым огоньком. Стивен опять убрал драгоценную находку.

— Небольшой улов, — заявил он. — Похоже, что гора родила мышь.

Я молчал, задумавшись. Размышления прервал голос водителя.

— Он спрашивает, куда ехать, — сказал Стивен.

— Назад в гостиницу.

Однако мы остановились еще около магазина, который я определил как аптеку. Примерно так должны были читаться русские буквы над входом. Я зашел внутрь, намереваясь купить что-нибудь болеутоляющее для разбитых пальцев, но пришлось удовольствоваться каким-то эквивалентом аспирина. А Стивен перегнулся через прилавок и что-то негромко сказал здоровенной тетке в аккуратном белом халате.

Она в ответ гаркнула на весь магазин, и посетители уставились на Стивена. Он залился краской, но выдержал характер и все-таки купил то, что хотел.

— Что она сказала? — спросил я, когда мы отъехали.

— Она сказала: «Иностранцу нужны презервативы». И нечего смеяться.

Мое невольное хихиканье помимо воли сменилось кашлем.

— Гудрун настаивает, — пояснил Стивен.

— Я так и подумал.

Накануне я забрал ключ от номера с собой, поэтому мы сразу же прошли к лифту, поднялись на восьмой этаж и мимо бдительной дамы продефилировали к моему номеру. Дверь оказалась открыта. Вероятно, уборка... Это была не уборка. В комнате находился Фрэнк. Стоя спиной к двери, он наклонился над столиком, стоявшим у окна.

— Привет, Фрэнк, — окликнул его я. Он резко обернулся. Вид у него был удивленный, руки сжимали матрешку. Я заметил, что она закрыта. Значит, все секреты пока что находятся внутри. Непрошеный гость автоматически продолжал пытаться раскрыть ее.

— Э-э... — пробормотал он. — Вы не пришли на завтрак, и я... я решил проверить, все ли с вами в порядке... Я имею в виду после вчерашнего происшествия... вашего падения в реку...

Неплохая реакция для застигнутого врасплох, подумал я.

— Я ездил на ипподром посмотреть на тренировку лошадей, — заявил я, решив посоревноваться с ним в находчивости.

Фрэнк разжал пальцы, неторопливым движением поставил матрешку на полку и рассмеялся в манере школьного учителя.

— Ну, тогда все в порядке. Когда вы не пришли завтракать, Наташа очень волновалась. Я могу сказать ей, что вы придете на ленч?

Ленч... Как странно слышать и произносить такое обыденное слово, прогуливаясь посреди минного поля.

— Конечно, — согласился я. — И со мной будет гость.

Фрэнк с плохо сдерживаемой ненавистью посмотрел на Стивена и вышел. Я устало опустился на диван.

— Давайте выпьем...

— Виски или водку? — спросил Стивен. Он достал из кармана купленную утром бутылку и поставил ее на стол.

— Виски.

Я запил виски две купленные в аптеке таблетки, но не почувствовав никакого облегчения. Я посмотрел на часы. Они чудесным образом пошли, несмотря на вчерашнее купание. Полдвенадцатого. Я набрал телефонный номер.

— Йен? Как самочувствие?

— Как ни странно, лучше, — ответил он. — Мне следовало бы опохмелиться уже час назад.

Я сказал, что никак не смогу быть у него до ленча, и спросил, не хочет ли он сам зайти ко мне в гостиницу часов в шесть.

— Правильнее будет сказать, «приползти», — ответил он, но согласился.

В это время Стивен с магнитофоном обследовал стены, пытаясь найти «жучок». Я указал ему место, но все было тихо. Он уже совсем было собрался выключить магнитофон, когда динамик внезапно взвыл.

— Боже мой, включили, — одними тубами пробормотал Стивен. — Давайте послушаем музыку.