Оливье Клеман Истоки. Богословие отцов Древней Церкви - Оливье Клеман

Диадох Фотикийский

Гностические главы, 62.

В отношении желания дело обстоит так же, как и в отношении силы. Эрос должен быть преображен в стремление к встрече, стать содержанием личного отношения. Все приводимые тексты, с их монашеским звучанием, говорят единственно о метаморфозе эроса — через связь с личным Богом. Но эта метаморфоза может быть выражена и через отношение между мужчиной и женщиной, в котором каждый, в Божественном свете, узнает в другом личность.

Я видел нечистые души, бросавшиеся, вплоть до пароксизма, в плотскую любовь. Именно опыт этой любви приводил их к внутреннему перевороту. Тогда их эрос сосредоточивался на Господе. Преодолевая страх, они стремились любить Бога со всей силой ненасыщаемого желания. Вот почему Христос, говоря о целомудренной блуднице, сказал не о ее страхе, но о том, что она много любила и смогла с легкостью преодолеть любовь любовью.

Иоанн Лествичник

Лествица, 5–я ступень, 6 (28).

Значит, Бога тоже надо любить со всей силою эроса. Тогда преображенный эрос насыщается агапе — милосердной любовью свыше. Отцы не противопоставляют оба этих наименования любви. Агапе без эроса была бы слабой, бессильной, призрачной, в то время как эрос без агапе был бы темной, разрушительной силой: оппозиция, гениально описанная Достоевским в Идиоте, где безоружная агапе Мышкина противопоставляется слепому эросу Рогожина, — но и то, и другое приводит к смерти женщину, возбуждающую либо жалость, либо вожделение… Вместе же эрос и агапе являют собою солнечную, творческую мужественную силу, соединение неба и земли.

Человеческая природа не в состоянии выразить всеполноту Божественной любви. Изберем же в качестве символа ее наиболее могущественную из действующих в нас страстей — я говорю о любовной страсти, — чтобы через нее познать, что душа, неотступно созерцающая Красоту Божественной природы, должна быть столь же влюблена в нее, сколь и тело влюблено в родственное ему. Тогда страсть претворяется в чистейшую радость, так что душа наша охвачена «любовным огнем» в едином пламени Духа.

Григорий Нисский

Первая гомилия на Песнь Песней.

В действительности речь идет не о том, чтобы подавить в нас жизнь, но о придании душе духовной молодости.

От нас требуется не истребление, не уничтожение природных деятельных способностей души, но их очищение. Другими словами, мы должны удалить всю грязь и нечистоту, которыми покрыло ее наше небрежение, чтобы сообщить ей природное сияние ее молодости с присущей ей врожденной силою.

Ориген

Двадцать вторая гомилия на Осию, 4.

Ведь не существует ничего — будь то гнев или распутство, — что не было бы причастно Благу. В нем — основание метаморфозы. Для греков Благо представляет собой, собственно, полноту бытия. «Тяга к высшей жизни», даже будучи слепой, достойна уважения. Следует не подавлять желания но сделать его свободным, явив ему, что его устремление направлено к смерти и что только воскресение Христово может исполнить его.

Вне причастности Благу ничто никогда не существовало, не существует, не будет и не сможет существовать. Возьмем, к примеру, распутство. Оно лишено Блага неразумным вожделением… но не менее верно и то, что оно причастно Благу через пребывающий в нем слабый отзвук единения и нежности. Так же и гнев причастен Благу через само заключенное в нем устремление, через желание улучшить то, что представляется дурным, и привести его в по видимости лучшее состояние. И даже желающий идти худшим из путей, поскольку он желает не иного, чем жизни, — и жизни, по его представлению, наилучшей, — самим этим желанием, самой жаждой жизни, самой тягой к жизни высшей также причастен Благу. Если бы Благо упразднилось вовсе, не осталось бы ни жизни, ни желания, ни движения и ничего иного.

Дионисий Ареопагит

О6 именах Божиих, 4, 20.

Отстраненность придает человеку царственную силу «Град принадлежит тебе». «Врата Бога», но не более чем врата.

Однажды некий греческий философ приказал одному их своих учеников в течение трех лет раздавать серебро тем, кто будет поносить его. По окончании испытания учитель сказал: «Теперь ты можешь отправляться в Афины для научения мудрости».

При входе в Афины ученик увидел сидящего у городских врат мудреца, поносившего всех проходящих мимо. То же самое произошло и с учеником. Тот разразился смехом. «Почему ты смеешься, когда я тебя оскорбляю?» — спросил мудрец. «Потому что в течение трех лет я платил поносившим меня, ты же делаешь это даром». «Войди в город, он принадлежит тебе», — ответил мудрец.

Авва Иоанн, имевший обыкновение рассказывать эту историю, добавил: «Вот врата Бога»…

Апофтегмы.

Истина есть метаморфоза. Все наши жизненные, страстные силы соединяются в тигле «ненасыщаемой любви».

Если дух человека всецело обращен к Богу, то даже вожделение усиливает его пылкую любовь к Богу, даже сила гнева в едином порыве устремляет его к Божественной любви. Дело в том, что долгая сопричастность Божественному свету сделала и его всецело светом, и, соединяя силу всех элементарных способностей, он преображает их в пылкую, нeнасыщаемую любовь…

Максим Исповедник

Сотницы о любви, 2, 48.

Душа совершенна, когда ее страстная сила всецело обращена на Бога.

Максим Исповедник

Сотницы о любви, 3, 98.

Именно так устраняются разрушительные «страсти»: не столько через самоистощение человека в борьбе с ними, сколько через самораскрытие навстречу полноте жизни, радости и познания, преодолевающее их ограниченность и сосредоточивающее в себе их динамизм.

Не борьбой со страстями воспрепятствуем мы их вхождению в сердце, но достигнем этого собиранием ума, усовершающим душу познанием, желанием заключенных в ней созерцаний…

Исаак Сирин

Аскетические трактаты, 38–й трактат.

Часть третья ПОДСТУПЫ К СОЗЕРЦАНИЮ

Глава I О МОЛИТВЕ

1. Что значит молиться?

Всякое погружение в существование, всякое предчувствие таинства перед лицом любви, красоты или смерти тяготеет к молитве. Однако для настоящей молитвы в христианском смысле слова необходимо установление подлинно личного отношения с живым Богом — «беседы», как говорит Евагрий. Это слово следует понимать в широком смысле: эго может быть молчаливое слушание, возглас скорби, прославление, а может быть и протест Иова. Что нам необходимо даже посреди самых обременительных забот — это памятование о том, что Бог существует, что Он любит нас, что мы не одиноки, не затеряны, не погружены в абсурд перед лицом небытия или ужаса, ибо есть Другой, доступный для нас благодаря Иисусу и в Иисусе — доступный в глубинах нашего бытия.

Молитва есть «беседа» ума с Богом. Итак, стремись к состоянию, потребному уму для того, чтобы безоглядно устремиться к Господу и беседовать с Ним без посредников.

Евагрий Понтийский

О молитве, 3.

Цель молитвы не в том, чтобы привлечь Бога к нам, ибо Он и так ближе нам, чем мы сами, как говорит св. Августин. Цель состоит в том, чтобы приблизиться к Нему и, в пространстве диалога, осознать Его близость. «Господи, все в Тебе и сам я в Тебе, прими меня», — говорит странник Макарий в Подростке Достоевского.

Если справедливо, что Божественное Начало присутствует во всяком сущем, то всякое сущее, напротив, не пребывает в Нем. Мы пребываем в Нем лишь через призывание Его пресвятыми молитвами, умиротворенным разумом… Ведь Его местопребывание не ограничено — так, чтобы оно могло измениться.. Если бы мы находились в лодке и некто, желая прийти нам на помощь, бросил бы нам концы каната, прикрепленного к скале, то, разумеется, не мы притянули бы скалу к себе, но сами, вместе с лодкой, устремились бы к ней . Вот почему.. следует начинать с молитвы: не для того, чтобы приблизить к себе Всемогущего, одновременно пребывающего везде и нигде, но чтобы предать себя в руки Его и соединиться с Ним…

Дионисий Ареопагит

Об именах Божиих, 3, 1.

Истинная молитва совершается не только устами, но и сердцем, то есть всем существом. Это возглас de profundis — из глубины. Дело в том, что существует соответствие между глубиной сердца и высотой неба — соответствие, которое следует понимать не в физическом смысле, но в том смысле, что запредельность Бога достигается через сосредоточение в средоточии — в сердце. Поэтому Паскаль искал прибежища в сокрытом Боге и после того, как открытия Коперника и Галилея обнажили пустоту «бесконечного пространства».