Настя (СИ) - Алексеев Александр

Ну, бог в помощь!

Плацкартный вагон. Хоть и новый, но… В таком можно выспаться, только если крупно повезёт с соседями или нажрёшься до потери пульса. До потери нам нельзя — трэнэр из купейного вагона периодически заходит к нашему проводнику, и стоя у титана, узнаёт обстановку в вагоне. А обстановка была сложной. Билеты команда получила россыпью по всему вагону. Три десятка игроков (основа и дублёры) перемешаны в ограниченном пространстве с «гражданскими». Где-то орёт недовольный малыш, стайка детей с гиканьем носится по проходу. Под перестук колёс люди раскладывают снедь на столик между полками, начинаются знакомства, разговоры. У нас с Колобком места 9 и 10. Почти самые козырные в вагоне. Лучше — только в более центральных купе. Похуже места в начале вагона и боковые полки. А самый отстой — боковые полки у туалета. Вот туда то Амосов и получил билетик от трэнэра. Сидит вот пока у нас в купе, фингалом отсвечивает. Серый вчера ходил на дело. Вот, повествует нашему мужскому собранию:

— Только мы с Томочкой раскочегарились… Приходит муж, а мы в прямом эфире… Набрался от меня фразочек из будущего и втыкает куда не попадя… Некоторые интеллигентно просят уйти… А этот… Кричать, руками махать… А чего ими махать? Нужно жену почаще в кровати переворачивать. А то женщины со скуки чёрти на что готовы… Даже на метле полетать… Томочка в туалете закрылась, пережидать порыв ревности, а я вот попал под горячую руку… Мужёнёк этот — метр с кепкой, но залепил мне в прыжке. А я то уже учёный. Знаю, что мне ему телесные ну никак нельзя наносить… Был уже пару раз в отделении… Я его за грудки приподнял от пола и потряс для наглядности… Чтобы, так сказать, оценил силы сторон. Ну, писака и спёкся… Томочка рассказывала, что он Мастер. Премии Сталинские за всякие книги получает, а в стол пишет шедевры… Типа ГлавЛит всё равно завернёт, а то и выволочку с помощью кремлёвских писателей устроит…

— А как же Томочка в туалете? — спешу я свернуть Амосова со скользкой темы.

— А что Томочка? Да, любит он её. Простит… Ещё и прощения просить будет, что не уделял внимания. — Амосов оглядывает аудиторию слушателей и, открывшему от удивления рот Васечке, наставнически говорит, — Женщины — они такие…

Про цензуру в СССР много чего сказано. И то, что цензоры часто были малограмотными, и то, что «рубили» книги порой из личной мести… Но, цензуру отменить не вышло даже у ниспровергателя Хрущёва. Только он собрался дать волю «инженерам человеческих душ», как грянула выставка художников-авангардистов…

Досталось там всем на орехи и Хрущёв «пришедший дать волю» — волю не дал…

Амосов ушёл за пригласившим «на чай» Шуваловым. Васечка было дёрнулся, но посмотрев на меня, отказался от расширения сознания. А наши соседи начали рассказ о себе. Более молодой майор ВВС Александр Воронько кивнул на свой открытый русско-корейский словарь и проинформировал:

— После недельного отпуска на Дальний Восток. Буду ПВО там организовывать.

— А у нас тоже дружок, Лёва Булганин, туда уехал. — вклинивает Колобок.

— При беседе с малознакомыми людьми не нужно упоминать фамилии командированных военных. Это нужно понимать чётко, — учит нашего оболтуса майор.

— У нас такие же правила, — вступает в разговор второй сосед, почтенный Антон Карлович Вальтер, — Мне при знакомстве можно лишь упомянуть, что я завкафедры Физики атомного ядра ХАИ.

О, коллега.

— А зачем его изучать? — спрашивает лётчик, — Вроде выяснили из чего оно состоит. Ведь исследования больших денег стоят, а у нас вон пол-Харькова, как и Сталинград, в руинах…

— Так, то оно, так, — соглашается учёный, — Только если бы мы перед войной не научились расщеплять ядра на ускорителях, то мы бы одну нужную стране вещь ещё бы долго не сделали…

Мы с майором киваем, понимая о чём идёт речь.

Некоторые мои одногруппники из Технологического после института уехали в пятьдесят девятом в Москву к академику Алиханову. В семидесятом ребята получили Ленинскую премию за участие в создании протонного синхротрона. А я хоть и ушёл в спорт, но понятие о том, что такое коллайдер имею. Поэтому, когда Васечка с майором, услышав гитару у соседей, пошли на разведку, я осторожно спросил у товарища Вальтера:

— А частицы сталкиваются с неподвижной «мишенью»?

Удивлённый профессор встал и выглянул в коридор, проверяя не подслушивает ли кто.

— Ну, допустим… — обтекаемо ответил, как мне удалось прочесть его прозвище у студентов, «Маузер».

— А если пучки навстречу друг другу пустить? Получим более высокую кинетическую энергию.

Рисую в блокноте два круга со стрелками. Показываю учёному и рву бумагу с рисунком на мелкие кусочки…

Вернулся позёвывающий Васечка и протянул:

— А давайте уже укладываться…

13 июня 1950 года.

А вот и Харьков. Сквозь окна вагона, в свете садящегося солнца, были видны полуразрушенные улицы на которых шла обычная жизнь. Народ после трудового дня торопился кто куда. По мостовой проезжали разномастные грузовички и редкие легковушки. Дети гоняли по улицам гурьбой, не думая о домашнем задании — каникулы.

На вокзале команду встречал инструктор Фрунзенского райисполкома Владимир Майстренко. Встречающий как бы случайно распахнул плащ и окружающие увидели Звезду Героя.

— Сандомирский плацдарм, — сказал мужчина, смахнув с награды невидимую пылинку, а потом найдя в толпе старшего, отрапортовал трэнэру, — Мне велено вас встретить, помочь с заселением и показать город.

— Ызвыны, дарагой. У дубла утрам — ыгра, у основы — трэнэрофка. Эслы очэнь нужно… — Гайоз Иванович находит меня в толпе и кивает инструктору, — Быры вот этаго на экскурсыу… Но, бэз этаго…(щёлкает себя по горлу).

Команда улыбается и начинает выдвигаться в сторону прикреплённого автобуса. Забросив вещи в номер, спускаюсь вниз от греха подальше, а то зам по воспитанию может про политинформацию вспомнить. Уж лучше по городу гулять, чем передовицы читать…

— Володя, — ещё раз представляется инструктор.

— Юра, — протягиваю руку я.

Тот приглядывается к орденской планке на моём мундире.

— Эта тёмная — Орден Отечественной войны, а светленькая — что за зверь?

— Знак Почёта, — отвечаю я, — В бригадмиле помогал банду брать…

— Гарный хлопец, — протянул Майстренко, — Пойдём на площадь Дзержинского. Она говорят раз в пять больше Красной площади в Москве.

Нагулявшись по вытянутой площади, которая с высоты птичьего полёта, вероятно, похожа на контур бытовой электролампочки, мы двинули в ресторан. Там, по заявлению Володи, было вкусно и недорого. Только мы закончили борщ, как, вышедшие на эстраду музыканты, начали настраивать инструменты.

— Сейчас песни будут, — проинформировал меня гид, — Артистка то вон совсем школьница…

Смотрю на девушку и она мне кажется знакомой. Тут ведущий представляет оркестр и объявляет песню из какого-то немецкого кинофильма в исполнении Людмилы Гурченковой.

Люся! Твою ж мать!

Она пела по-немецки песенку «Раз, два, три» и плясала чечётку, а я вспоминал её выступление на базе нашей сборной. https://ok.ru/video/1413656087280?fromTime=0

Гурченко была одной из немногих артисток, которую часто приглашали отпраздновать успехи хоккейной и футбольной сборной СССР. Я помнил Люсю элегантной женщиной готовой в любую секунду взорваться фейерверком импровизации. Она пользовалась невероятной популярностью у мужчин. Запомнилась её фраза: «Любовь у меня одна. Только объекты разные».

Тут вдруг сбоку сцены началась движуха. Какой-то датый мужчина залез на эстраду, крикнул: " Подстилка немецкая», и зарядил Люсе по лицу. Та кубарем скатилась со сцены.

Я подскочил к девушке, когда мужик собирался ей дать добавки. Отбив удар, легонько ткнул дебошира в печень. Тот сразу сел. Его дружок бросился на помощь, но не увидев во мне признаков агрессии, начал мне выговаривать: