Освоение времени - Виктор Васильевич Ананишнов

Пожалуй, это было самое длинное, связное и не лишённое логики высказывание Сарыя за всё то время, пока он меня учил ходьбе во времени.

— Да мне, и вправду, интересно было посмотреть на цунами! — искренне воскликнул я. — А остальное… Я не аскет, конечно, но… знаешь, даже как-то в голову не приходило заводить знакомства с женщинами в прошлом. Здесь, я имею в виду настоящее, такое дело как будто естественно, а там… Не знаю…

Рукой с растопыренными пальцами я повёл у головы, показывая своё сомнение. В конце концов, так оно и было. Здесь и где-то там, во времени, для меня ещё существовало порознь.

— Понимаю, — тихо проговорил Сарый, в задумчивости потрепал себя узкой кистью руки за подбородок и, шмыгнув носом, помрачнел лицом.

Наверное, вспомнил что-то неприятное.

Я отвернулся к окну…

В природе наступило сухое лето.

Дожди, пожаловался Сарый, не выпадали с весны.

Неужели уже прошёл год, как я стал КЕРГИШЕТОМ?!.

Небо над крышами домов светлело белёсым однотонным покрывалом. Листья на деревьях, стремительно выросших рядом с домом, поблекли, кое-где свернулись в трубочку и повисли безжизненно. Ветер где-то затаился и забыл свои обязанности: дуть, освежать, приносить грозы.

А я наступление лета пропустил мимо…

Мне стало жарко и душно, я заметил, что взмок от пота. Ничего не хотелось. Ни прихода Симона, ни разговора какого-либо с Сарыем, ни думать, ни, тем более, что-то делать или совершать какие-то поступки. Вот так бы вечно стоять и смотреть на мир через свили стекла, опершись локтями о подоконник, вяло перебирать воспоминания и образы.

Короткий звонок предупредил о приходе Симона.

— Наконец-то! — радостно засуетился Сарый и поспешил открывать дверь.

Я поплёлся за ним следом.

Симон… В синей свободной блузе независимого художника, с сумкой через плечо, строгий и подчёркнуто холодный. Он протянул сухую горячую руку для пожатия, снял сумку и аккуратно повесил её на вешалку. Поправил взмахом руки короткие волосы.

— Камен, что нового?

Учитель развел руками — ничего.

— Так… А у меня новости…

Пропажа ходоков

— Исчез Кристофер.

— Час от часу не легче, — всплеснул руками Сарый. — Ну, подлецы! Никак не успокоятся.

— Кристофер, — спросил Иван, — это кто?

— Ты его видел, — сказал Симон. — При встрече ходоков он обвинил Радича.

— Да, да, — вспомнил Иван и выразил внимание предстоящему рассказу Симона, но тот молчал.

— Что же это такое у нас происходит? — посетовал Сарый и тоже не получил ответа.

— Так что теперь? — снова поинтересовался Иван, не дождавшись ничего.

Симон после его слов с прищуром посмотрел на него, и… ещё помолчал.

Своим поведением он сегодня удивлял Ивана.

— Поговорим теперь об аппаратчиках, — наконец, сказал Симон, игнорируя всё, что было сказано до того. — Надо к ним сходить и передать вот это. — Симон протянул Ивану коробочку. — Здесь для них инструкция, что следует делать.

Побывав в будущем времени и посетив институт Непосредственных исторических свидетельств и контактов или ИНИСК, Симон не мог доложить там ничего существенного, кроме как пересказать услышанное от Толкачёва. Однако даже этих довольно скудных сведений хватило, чтобы сделать некоторые выводы и составить программу действий аппаратчиков, оказавшихся в плену у времени.

Свой век, быстрый в развитии, стремительный в проникновении в тайну тайн природы, обогащённый новыми зрелищами и элементами активного отдыха, Симон не любил. Ходок во времени с детства, он отстал и отвык, подобно большинству ходоков, от всего того, чего достигли его сверстники. Девятнадцатый и, особенно, двадцатый века были ему и его другу-напарнику Камену Сарыю ближе и понятнее. И безопаснее.

Конечно, Симон мог пользоваться всеми благами современной ему цивилизация, но считал их слишком далеко оторванными от естественной надобности человека, а потому — вредными. Всевозможным ионным, электростатическим и вакуумным душам он предпочитал обычный, водяной. Синтетическим пище, одежде, предметам повседневного обихода — естественные. А обезлюдившим из-за резкого уменьшения численности землян мегаполисам, просторно раскинувшимися бесконечными, похожими друг на друга улицами, площадями и строениями по всей Земле, — старые города, лишённые стандартов, асимметричные и медленно изменяющие свой вид и порядки.

Если Камен просто боялся появляться в том веке, в котором родился, потому что терялся в нём, становился беспомощным и смешным, то Симон не хотел в нём жить, как он считал, из-за неприятия целей людей, его населяющих, а вернее всего, из-за непонимания ни самих людей, ни их устремлённости. Однако была и другая причина. Она, хотели в том признаваться ходоки из будущего или нет, именно она диктовала им стратегию их поведения и способствовала бегству от современников подальше в прошлое.

Это была их тайна, о которой они даже между собой делились не часто…

В институте попросили привести КЕРГИШЕТА. Чтобы познакомиться с ним и услышать из первых уст сведения об аппаратчиках. Его непосредственный рассказ очевидца мог выявить детали, замеченные им при движении в прошлое и пребывании в котловане, где он нашёл пропавших исследователей.

О приглашении в будущее, зная вспыльчивый характер Ивана, Симон промолчал. Лучше уж потом, решил он, когда Иван вернётся назад. И объяснять ничего не надо будет, приглашение получится вполне естественным.

— Что это? — Толкачёв повертел перед собой сине-зеленоватую коробочку и подбросил её на руке, будто взвесил.

— Я же сказал, инструкция для них, — пояснил Симон. Помолчал и добавил: — Что в ней, не знаю, и что это за прибор — тоже.

— Ладно уж, прибедняться!

— Правда, Ваня, не знаю. Они тебе там, если попросишь, могут рассказать о назначении прибора и содержании инструкции.

— Может быть, плюнуть на все эти инструкции и приборы, а мне их лучше сразу попытаться протащить сквозь время? По одному поближе к настоящему? — предложил Иван и, демонстрируя мышцы, потянулся, мол, что мне стоит такая безделица.

Симон летуче усмехнулся.

— Нет, Ваня. Не торопись. Да и силы твои не беспредельны. Притом не каждый из них обладает достаточной проницаемостью, чтобы легко было с ними справиться в поле ходьбы. Редко, но есть такие, что чувствуешь полную невозможность передвинуть их во времени. Это всё равно, что упереться в стену и пытаться передвинуть её. И потом, передвигать их придётся на слишком большие временные расстояния.

— Ну-у… — упорствовал Иван. — Попытка не пытка. Потихонечку, полегонечку…

— Это у тебя от здоровья, Ваня. Предела силы ещё не чувствуешь. Протащить сквозь время или, как у нас, у ходоков, говорят, пробить можно почти любого человека или животное. Для большинства ходоков — это на пять-десять лет. Иным удаётся, конечно, и на сотни лет. Всё зависит