Капитан чёрных грешников - Террайль Пьер-Алексис де Понсон дю

— Милостивый государь, — сказал ему господин де Сен-Совер, — я пришел к вам скорее как друг, чем как судья.

Анри недоуменно посмотрел на него.

— Там его ждали еще двое.

— Я имел честь видеть вашу тетушку и вашу невесту — мадемуазель де Монбрен.

У Анри вырвался крик.

— И еще я принес вам добрую весть: режим вашего заключения ослаблен, эти дамы могут навещать вас.

Он говорил проникновенно, взволнованно, и, охваченный приступом внезапной признательности, Анри воскликнул:

— Ах, милостивый государь, как я вам благодарен!

— Благодарить меня, милостивый государь, — важно возразил господин де Сен-Совер, — будете, когда я выведу на свет божий вашу невиновность, в которую теперь верю. Но для этого мне нужна ваша помощь.

— Я говорил вам только правду, милостивый государь.

— Да, но не всю правду.

— Есть секреты, которые мне не принадлежат.

— Пусть так, но миссия правосудия — открывать и такие секреты, и теперь я вынужден устроить вам очную ставку с человеком, чьи показания могут вам очень пригодиться.

С этими словами господин де Сен-Совер дважды постучал в запертую дверь камеры.

Дверь отворилась, и жандарм ввел дрожащую от волнения горничную.

— Вы узнаете этого господина? — спросил следователь.

— Да, конечно! — ответила служанка. — Это тот самый господин, о котором я вам говорила.

— И я знаю эту девушку, — сказал Анри. — Она служит горничной в гостинице "Единорог" в Оллиуле.

Господин де Сен-Совер вздохнул с облегчением.

— Ну вот, — сказал он. — Уже одно свидетельство в вашу пользу.

Он велел увести горничную и продолжал:

— Вы выехали из Экса 27 апреля, не так ли?

— Да, милостивый государь.

— Поехали в Тулон?

— И это совершенно верно.

— Остановились там в гостинице "Флот и Колонии"?

— Да.

— Записались в книге приезжих?

— Разумеется.

— Был ли у вас какой-либо мотив скрываться?

— Никакого.

— Затем вы поехали в Оллиуль?

— Да, милостивый государь.

— И там также записались?

— Записался.

— А из этого города вы ушли пешком?

— Верно, пешком.

— С чемоданом в руке?

Анри кивнул.

— И куда вы пошли?

Анри улыбнулся.

— Вот тут, милостивый государь, кончаются мои тайны и начинаются тайны моих соратников. Позвольте мне не отвечать.

И снова тайна!..

XII

Господин де Сен-Совер нахмурился.

— Господин барон, — чрезвычайно учтиво сказал он, — входя сюда, я сказал вам: в эту минуту я не судебный следователь — я дворянин, которому ужасно видеть другого дворянина под бременем тягчайших обвинений и который желал бы, чтобы невиновность ваша была доказана.

Но для этого надобно, чтобы вы мне помогли.

— Я готов отвечать вам, милостивый государь, на любые вопросы, которые касаются меня лично, и только меня, — ответил Анри де Венаск.

— В таком случае позвольте задать еще несколько вопросов.

— Задавайте, милостивый государь.

— Я беру за отправную точку вашу версию. Вы оставили ваш замок Бельрош для того, чтобы присоединиться к сторонникам герцогини Беррийской?

— Так оно и есть, милостивый государь.

— Двадцать восьмого числа вы приехали в Экс, у меня есть тому доказательства. В Тулоне вы были двадцать девятого?

— Верно, милостивый государь.

— И у вас действительно не было никакого мотива скрываться?

— Никакого.

— И вы записали свою фамилию в гостиничной книге?

— Совершенно верно.

— И в Оллиуле также?

— Да, милостивый государь, но с этого момента я уже не один и, как уже говорил вам, не могу сказать, что я делал потом.

— Хорошо, я вас об этом не спрашиваю. Вот только один очень важный для меня вопрос.

— Какой же?

— Можете ли вы сказать мне, не появился ли у вас затем какой-нибудь мотив скрыть ваше пребывание в Тулоне и уничтожить его следы?

— Никакого мотива к этому у меня не было никогда, — ответил Анри де Венаск, явно удивленный таким вопросом.

— И те загадочные друзья, чьих имен вы не называете, тоже не могли иметь таких мотивов?

— Ни в малейшей мере. Да они и не знали, — заметил Анри, — что я приехал к ним из Тулона. В Тулон я заезжал с единственной целью: взять у нотариуса пятнадцать тысяч франков, в которых очень нуждался, потому что из Бельроша я выехал почти без денег.

Чем дальше барон де Венаск давал эти объяснения, тем довольнее становилось его лицо.

— Тогда, милостивый государь, — сказал он, — если ни вам, ни вашим друзьям не было выгоды скрывать ваш проезд через Тулон, то иначе думали ваши враги.

Анри вздрогнул:

— Я не знаю никаких своих врагов.

— Простите, но приходится принять такую гипотезу: если вы не возвращались на берега Дюрансы, не командовали черными грешниками…

— Не было этого!

— Если, наконец, человек, которого называют капитаном, — не вы, то он воспользовался некоторым недоразумением и постарался скомпрометировать вас, чтобы уцелеть самому.

— Это и вправду вполне вероятно.

— Доказательство тому — слова, которые он произнес, стреляя в господина де Монбрена.

— Вы правы, милостивый государь.

— Стало быть, этот человек и его сообщники — ваши враги.

— Вот они-то и стали заметать мои следы?

— Да.

— Но каким же образом?

— Страницы в гостиничной книге, на которых вы записывали свое имя, оказались вырваны.

— Вот как!

— Сначала в Тулоне, потом в Оллиуле.

— Не понимаю, с какой целью.

— Но это же очень просто.

— Неужели?

— Примерно в то время, когда убивали господина де Монбрена, вы были за шестьсот лье отсюда: сперва в Тулоне, потом в Оллиуле.

— Ну да.

— Вас арестовали и вы начали утверждать, что были в Тулоне, рассчитывая с легкостью доказать свое алиби. Проверяя ваши слова, мы едем в Тулон, ищем вашу фамилию в гостиничной книге и не находим.

— Теперь я понял! — воскликнул Анри де Венаск. — Но кто же эти люди?

— Вот этого я не знаю, но я их найду. Они тоже оставили кое-какие следы.

— В самом деле?

— И правосудие заставит этих людей — а это, может быть, и есть настоящие преступники — рассказать, как все было.

— Милостивый государь! — взволнованно ответил Анри. — Я не могу более сомневаться: вы верите моим словам, вы считаете меня невиновным.

— Да, но мне не хватает одного факта, а мне он необходим. Как человек я убежден, но юрист не может довольствоваться убеждением: ему нужна конкретная достоверность.

— Я вас понимаю.

— Теперь, — продолжал господин де Сен-Совер, — примите еще одно допущение.

— Какое же?

— Что я узнаю, чем вы занимались с 30 апреля до 10 мая.

Анри сделал жест, означавший: "Тут я вам не помощник".

— Я не выпытываю у вас вашу тайну, — продолжал следователь, — но, допустим, я разгадал ее сам.

— И что же?

— Как только я получу доказательства, что с 30 апреля по 10 мая вы не покидали побережья, я тем самым получу доказательство, что в это время вы не могли быть в замке Монбрен.

— Прекрасно!

— Тогда я выписывают постановление о непричастности к преступлению — и вы на свободе.

— Милостивый государь, — сказал Анри со спокойствием, исполненным благородства, — десять дней я прожил в укрытии, ожидая сигнала, который все не приходил. Я жил у людей, которых такими показаниями скомпрометирую и пущу по миру. Как бы ни дорога была мне свобода, как бы ни горячо было мое желание, чтобы невинность моя всем была явлена, вы понимаете: я не могу желать, чтобы правосудие нашло людей, дававших мне приют.

— Но, милостивый государь, — возразил господин де Сен-Совер, — вы, может быть, не знаете, что после вашего ареста была уже объявлена амнистия.