Изощренное убийство - Филлис Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ему около сорока, я бы сказала. Высокий и темноволосый. Мне понравился его голос, и еще у него красивые руки.
Произнеся это, она зарделась ярким румянцем, вспомнив, что психиатру самое невинное замечание может открыть очень многое. Комментарий о красивых руках, возможно, явился ошибкой. Доктор Штайнер, однако, словно не обратив внимания на характеристику Дэлглиша, углубился в психологический анализ следователя, который его сослуживцы-психиатры выслушали с вежливым вниманием экспертов, интересующихся мнением своего коллеги. Дэлглиш, если бы он там присутствовал, был бы удивлен и заинтригован тем, с какой точностью и быстротой доктор Штайнер поставил ему диагноз. Главный врач сказал:
— Я согласен, что суперинтендант одержим расследованием, но он также умен. А это означает, что его ошибки будут ошибками умного человека, что всегда очень опасно. Мы должны надеяться ради блага всех нас, что он не сделает ни одной. Убийство и его неизбежная огласка, несомненно, окажут влияние на пациентов и работу клиники. И это подводит нас к обсуждению вопроса о назначении миссис Босток.
— Я всегда отдавала предпочтение Болем, а не Босток, — заявила доктор Мэддокс. — Было бы весьма прискорбно, если бы мы потеряли одну не подходящую на эту должность заведующую, как бы печально и неожиданно это ни произошло, только для того, чтобы посадить на это место другую такую же.
— Вы правы, — сказал доктор Бейгли. — Из этих двух женщин лично я всегда предпочитал Болем. Но по-видимому, это должна быть лишь временная мера. Нужно дать объявления о вакансии. Пока кому-то надо взять на себя обязанности заведующего, а миссис Босток по крайней мере знакома с работой.
Доктор Этридж сказал:
— Лодер ясно дал понять, что комитет по управлению лечебными учреждениями не одобрит привлечение постороннего человека, до тех пор пока полиция не закончит расследование, даже если и будет найден кандидат, готовый занять эту должность. Нам не нужны лишние потрясения. Нам и так придется улаживать массу проблем. И это заставляет меня перейти к вопросу о прессе. Лодер предложил, а я согласился, чтобы все вопросы направлялись в головной офис и никто здесь не делал никаких заявлений. Нам кажется, это наилучший план действий. В интересах пациентов следует прежде всего позаботиться о том, чтобы репортеры не сновали по клинике. Лечебный процесс и без того окажется нарушен. Могу ли я рассчитывать на официальное одобрение такого решения нашим комитетом?
Он мог рассчитывать на это. Никто не выказал желания идти на контакт с прессой. Доктор Штайнер не стал участвовать в глухом всеобщем бормотании, призванном выразить одобрение. Его все еще занимала проблема преемника мисс Болем. Он недовольно проворчал:
— Не могу понять, почему доктор Мэддокс и доктор Бейгли так настроены против миссис Босток. Я и раньше это замечал. Нелепо проводить столь неблагоприятное для нее сравнение с мисс Болем. Нет сомнения в том, кто из них больше подходит… подходила… подходит на должность заведующей. Миссис Босток высокоинтеллектуальная женщина, уравновешенная, старательная и понимающая всю важность работы, которую мы здесь ведем. Никто не мог бы сказать того же о мисс Болем. Ее отношение к пациентам иногда было просто возмутительно.
— А я не знал, что она много общалась с пациентами, — съязвил доктор Бейгли. — Как бы там ни было, никто мне не жаловался.
— Она время от времени встречалась с ними и оплачивала их дорожные расходы. Я вполне могу поверить, что ваши пациенты не делали никаких замечаний по поводу ее отношения к ним. Но мои пациенты — люди совсем другого уровня. Они гораздо более чувствительны к таким вещам. Мистер Бердж, например, говорил со мной об этом.
Доктор Мэддокс скептически рассмеялась:
— О, Бердж! Он все еще появляется здесь? Я слышала, его новый опус выходит в декабре. Интересно будет посмотреть, Пол, улучшилась ли его проза благодаря вашим стараниям. Если да, то государственные средства, вероятно, потрачены не зря.
Доктор Штайнер, глубоко обиженный, выступил с пламенной речью в опровержение сказанного. Он привел в пример множество писателей и художников, причем некоторые из них были протеже Розы, искавшие возможность пройти бесплатно хотя бы небольшой курс психотерапии. Он весьма скептически относился к людям искусства, но присущая ему способность к изощренному критическому анализу отступала на второй план, когда речь заходила о его пациентах. Он не мог выносить критики в их адрес, жил в постоянной надежде на то, что их величайшие таланты наконец будут признаны, и легко выходил из себя, агрессивно пытаясь их защитить. Доктор Бейгли считал, что это была одна из подкупающих черт в характере Штайнера; во многих других отношениях он оставался трогательно наивным. Теперь же он непонятно с какой целью бросился на защиту как характера своего пациента, так и стиля его прозы, закончив тираду словами:
— Мистер Бердж — исключительно одаренный и чувствительный человек, которого глубоко удручает собственная неспособность построить удовлетворительные сексуальные отношения, особенно с женами.
Этот грубейший промах, казалось, имел все шансы спровоцировать доктора Мэддокс на еще менее корректное высказывание. Сегодня вечером, подумал доктор Бейгли, она явно настроена на провокации.
Доктор Этридж мягко сказал:
— Может быть, мы пока оставим профессиональные разногласия и сосредоточимся на делах насущных? Доктор Штайнер, у вас есть какие-либо возражения по вопросу временного назначения миссис Босток на должность заведующей административно-хозяйственной частью?
Доктор Штайнер брюзгливо ответил:
— Это чисто формальный вопрос. Если секретарь комитета хочет ее назначить, то ее назначат. Весь этот фарс, создающий видимость того, что с нами якобы хотели посоветоваться, просто нелеп. У нас нет полномочий одобрить это назначение или высказаться против. Лодер ясно дал мне это понять, когда я обратился к нему с просьбой перевести Болем в другое место.
— Не знал, что вы к нему обращались, — сказал доктор Этридж.
— Я разговаривал с ним после сентябрьского заседания административно-хозяйственной комиссии. Это было лишь предложение.
— Которое было встречено решительным отказом, я не сомневаюсь, — вставил Бейгли. — Для вас было бы благоразумнее держать язык за зубами.
— Или вынести вопрос на обсуждение комиссии, — согласился Этридж.
— И чего бы я добился?! — завопил Штайнер. — Что произошло, когда я прошлый раз пожаловался на мисс Болем? Ничего! Вы все признали, что она не подходит на должность заведующей. Вы все согласились — по крайней мере большинство согласилось — с тем, что миссис Босток — или даже человек со стороны — для нас предпочтительнее. Но когда дошло до дела, никто не захотел подписывать письмо в комитет по управлению лечебными учреждениями. И вы прекрасно знаете почему! Вы все страшно боялись ту женщину! Да, боялись!
На фоне ропота яростного протеста послышался голос доктора Мэддокс:
— В ней было нечто внушающее страх. Возможно, все дело в ее непоколебимой и столь явной добродетели. Вы, как и все остальные, также находились под ее влиянием.
— Вероятно. Но я все же пытался предпринять хоть что-то. Я поговорил с Лодером.
— Я тоже с ним говорил, — тихо сказал доктор Этридж. — И вероятно, этот разговор как-то повлиял на него. Я подчеркнул, что комиссия понимает: у него нет права контролировать административный персонал. Но я заявил, что мисс Болем казалась мне как психиатру и председателю лечебно-медицинской комиссии человеком, не подходящим для такой работы по своему темпераменту. Я предположил, что перевод соответствовал бы ее интересам. Было бы неуместно подвергать сомнению эффективность ее работы, поэтому я и не пытался этого делать. Разумеется, Лодер отвечал мне уклончиво, но он прекрасно знал: у меня было право настаивать на своем. И я думаю, он сделал выводы.
Доктор Мэддокс сказала:
— Принимая во внимание присущую ему осторожность, настороженное отношение к психиатрам и скорость, с которой он обычно принимает административные решения, я полагаю, мы избавились бы от мисс Болем в течение следующих двух лет. Кто-то, несомненно, ускорил этот процесс.
В следующий миг заговорила доктор Ингрэм. Ее порозовевшее, глуповатое на вид лицо было залито краской, что совсем ей не шло. Она сидела удивительно прямо, а ее руки, сцепленные в замок на столе, дрожали.
— Думаю, вам нельзя произносить такие слова. Это… это неправильно. Мисс Болем мертва, жестоко убита. А вы сидите здесь, вы все, и говорите так, словно вам нет до этого никакого дела! Я знаю, с ней было не так-то легко ладить, но она умерла, и, я думаю, сейчас не время говорить о ней столько нехорошего.
Доктор Мэддокс посмотрела на доктора Ингрэм с неподдельным интересом и некоторым удивлением, словно столкнулась с исключительно тупым ребенком, который непостижимым образом умудрился высказать умное замечание. Она заявила: