Обвенчанные утром - Лиза Клайпес

Она почти уже поставила саквояж на землю, как услышала внутри него какое-то шуршание. Этот звук исходил не от вещей… нет, это больше походило… на шуршание какого-то живого существа.

Сердце Кэтрин забилось быстро и беспорядочно, словно маленькие картофелины, подпрыгивающие в кипящей воде.

— О, нет, — прошептала Кэтрин.

В отчаянной попытке скрыть происходящее от посторонних взглядов Кэтрин повернулась к стене и всего лишь на пару дюймов приоткрыла саквояж.

Лоснящаяся маленькая головка тут же высунулась наружу. Взгляду ошеломлённой Кэтрин предстали знакомые блестящие глаза и подрагивающие усики.

— Доджер, — прошептала она.

Зверёк радостно заверещал, уголки его рта изогнулись в неизменной улыбке.

— Ах ты, озорник этакий!

Должно быть, он проскользнул в саквояж в то время, когда она упаковывала вещи.

— И что мне теперь с тобой делать? — с отчаянием произнесла Кэтрин.

Засунув его голову обратно, она успокаивающе погладила хорька. Похоже, у неё не было иного выбора, кроме как взять это проклятое создание с собой в Лондон и вверить заботам Поппи до тех пор, пока не появится возможность вернуть зверька Беатрис.

Как только один из конюхов крикнул: «Всё готово!», — Кэтрин вернулась в карету и поставила саквояж в ноги. Ещё раз приоткрыв его, она украдкой взглянула на Доджера, свернувшегося калачиком на её ночной рубашке.

— Сиди тихо, — строго сказала Кэтрин, — и не создавай неприятностей.

— Прошу прощения? — раздался голос забравшейся в экипаж матроны. Казалось, что плюмаж на её шляпке негодующе колышется.

— Ох, мадам, это я не к вам обращалась, — поспешно произнесла Кэтрин, — я выговаривала… сама себе.

— В самом деле? — плюхнувшись на сиденье напротив, женщина прищурилась.

Кэтрин замерла в ожидании предательского шуршания или иного шума из саквояжа. Однако Доджер никак не выдал своё присутствие.

Дама закрыла глаза и опустила подбородок на свою высоко поднятую и сильно выпирающую грудь. Не прошло и двух минут, как она вновь задремала.

Возможно, в конце концов всё это и не окажется таким сложным, решила Кэтрин. Если женщина будет спать, а джентльмены продолжат читать газеты, то, наверное, ей удастся провезти Доджера в Лондон незамеченным.

Но лишь только Кэтрин приободрилась, теша себя такой надеждой, как ситуация полностью изменилась.

Внезапно высунув голову наружу, Доджер с интересом обозрел новое окружение и выскользнул из саквояжа. Губы Кэтрин приоткрылись в безмолвном крике, а руки замерли в воздухе. А хорёк уже карабкался по обитому тканью сиденью к манящей шляпке матроны. Мгновение или два, — и его острые зубки отгрызли гроздь искусственных вишен со шляпки. С ликующим видом он спустился на сидение и прыгнул на колени Кэтрин со своей добычей, а затем исполнил радостный охотничий танец хорька с целой серией прыжков и кувырканий.

— Нет, — прошептала Кэтрин, выхватив у него вишни и пытаясь запихнуть хорька обратно в саквояж.

Доджер запротестовал, повизгивая и вереща.

Женщина зашипела и раздражённо заморгала, разбуженная шумом.

— Что… что…

Кэт замерла. Пульс грохотал у неё в ушах.

Метнувшись, Доджер обвился вокруг шеи Кэтрин и безвольно повис, изображая мёртвого.

«Словно шарф», — подумала Кэтрин, пытаясь подавить взрыв безумного смеха.

Негодующий взгляд матроны устремился на гроздь вишен на коленях Кэтрин.

— Боже мой… боже мой, это ведь вишни с моей шляпки! Вы пытались украсть их, пока я дремала?!

Желание смеяться мгновенно пропало:

— Нет, конечно же, нет. Это была случайность. Мне так…

— Вы испортили шляпку, а это была моя лучшая шляпка! Она стоила два фунта и шесть пенсов! Верните это мне…

Женщина задохнулась от возмущения, а её рот округлился в виде буквы «О» при виде Доджера, который прыгнул на колени Кэтрин, схватил вишни и исчез вместе с ними в саквояже.

Пронзительно завизжав, матрона выскочила из кареты, громко шурша юбками.

Пять минут спустя Кэтрин со своим саквояжем была бесцеремонно выдворена из экипажа. Она стояла с краю каретного двора, слегка ошеломлённая обилием резких запахов — лошадей, навоза, мочи, тошнотворно перемешивающихся с запахами варёного мяса и горячего хлеба, доносившимися из трактира.

Кучер взгромоздился на козлы, игнорируя возмущенный протест Кэтрин.

— Но я оплатила дорогу до самого Лондона! — крикнула она.

— Вы заплатили за одного пассажира, а не за двоих. Два пассажира имели право только на половину пути.

Кэтрин перевела недоверчивый взгляд с его сурового лица на саквояж в своей руке.

— Это не пассажир!

— Из-за вас и вашей крысы мы уже на четверть часа выбились из графика, — сказал кучер, расправляя плечи и щёлкая кнутом.

— Это не моя крыса, это… подождите, как же я доберусь до Лондона?

Когда карета тронулась, один из конюхов сурово произнёс:

— Следующая почтовая карета будет завтра утром, мисс. Возможно, они позволят вам и вашему любимцу поехать наверху.

Кэтрин смерила его сердитым взглядом:

— Я не желаю ехать наверху, я оплатила место внутри кареты, весь путь до Лондона! И я считаю воровством то, как со мной поступили! Что я буду делать до завтрашнего утра?!

Конюх, молодой парень с обвислыми усами, пожал плечами.

— Вы могли бы поинтересоваться, имеются ли свободные комнаты, — предложил он. — Хотя, наверное, они не обрадуются постояльцу с крысой.

Взглянув поверх её головы на въезжавшую во двор другую карету, он добавил:

— С дороги, мисс, или вас собьют.

Разъярённая Кэтрин потопала ко входу в трактир. Заглянув в саквояж, где Доджер играл с вишнями, она расстроено подумала: неужели недостаточно того, что ей пришлось распрощаться с привычной жизнью, которая ей так нравилось, что, проведя почти всю ночь в непрерывных слезах, она была сейчас почти без сил? Почему жестокая судьба сочла нужным возложить на неё ещё и заботы о Доджере?

— Ты, — раздраженно произнесла Кэтрин, — та самая последняя капля, что переполнила чашу. Ты изводил меня годами, ты украл все мои подвязки, ты…

— Прошу прощения, — прервал её вежливый голос.

С угрюмым видом девушка обернулась. В следующее мгновение, утратив равновесие, она покачнулась.

Ошеломлённый взгляд Кэтрин встретился со взглядом Лео, лорда Рэмси, которого, казалось, забавляло всё происходящее. Засунув руки в карманы, неторопливой походкой он приблизился к ней.