«Матросская тишина» - Б. Седов

Каждому, начиная с детсадовских соплей предлагается выбор – или покориться царящему вокруг волчьему порядку, раз за разом покорно подставляя лицо и задницу, или самому стать зверем.

Но что делать другим – психически нормальным, кто не желает лизать ботинки норовящим залезть на шею тварям, обладает достаточной силой и при этом – вот так чудо! – совершенно не стремится в погоне за счастьем унизить того, кто слабее? Что делать тем, кто хочет просто жить?

Усилием воли Артем заставил себя прекратить бессмысленные размышления. Ответ на этот вопрос, который он так часто задавал себе и который пытались разрешить все великие мудрецы прошлого, так до сих пор и не найден. Да и машина времени, к счастью или, может, к горю, до сих пор существует только в романах Герберта Уэллса. Размышления типа «если бы да кабы» ни к чему хорошему не приводят. Вчера уже прошло, завтра еще не наступило. Жить нужно текущими заботами. Лайф из лайф. И, как любит повторять сатирик Задорнов, не надо лохматить бабушку. Тем более сейчас, после визита Игоса Уварова, на поверку оказавшегося вполне нормальным мужиком и товарищем. Сейчас, когда появился реальный шанс вырваться из этих стен.

Глядя в белый потолок палаты, Артем вспомнил о жене, Павлике и невольно улыбнулся. Как он по ним соскучился – не выразить словами. Ох, если бы сейчас обнять и поцеловать Анюту, взять на руки их маленького сына и прижать его к груди, уткнувшись лицом в пахнущие смыслом жизни светленькие кудряшки!

Только бы у Уварова получилось сегодня же расколоть Птицына, вынудить продажного следака написать постановление об освобождении. Только был Игос сумел «уговорить» эту мразь! И тогда уже никто и ничто не сможет помешать ему отыскать в мегаполисе Киржача и вырвать у него кадык. Неужели еще целые сутки придется валяться в этой зловонной тюремной больнице на серых от старости, заляпанных застарелыми пятнами крови простынях?! Чуя свободу, Артем хотел активных действий. Стиснув челюсти и морщась от боли, Артем попытался медленно поднять туловище, свесить ноги со шконки и сесть. Получилось, хотя и не сразу. Стойко переждав приступ головокружения и легкой тошноты, он взглянул на выложенные на тумбочке фрукты и сливовый йогурт. Есть совсем не хотелось. Артем вскрыл пакет и заставил себя выпить половину. После недели за решеткой вкус кефира с синтетическими ароматизаторами пьянил, но желудок отказывался принимать даже его.

– Эй, земляк, – позвал Артем соседа по палате. – Угощайся.

Тот даже не шевельнулся.

– Ну как знаешь, – пожал плечами Грек. Снова закружилась голова. Пришлось лечь и закрыть глаза.

Вскоре в палату вошла медсестра – грузная пожилая женщина с металлическими зубами – и принесла лежачим больным санитарные утки.

– Не обоссались еще, горемыки? – спросила с сарказмом.

– Вроде нет, – заставил себя через силу улыбнуться Грек.

– Тогда вперед, – хохотнула медсестра, протянула Артему судно и направилась к неподвижно лежащему у дальней стены соседу. Когда она подошла вплотную и глянула на него, челюсть у женщины медленно отвисла. Слова были не нужны – лицо толстухи сказало обо всем куда лучше. Мужчина был мертв.

– Отмучился, болезный, – сочувственно прошептала медсестра, перекрестилась и торопливо вышла в коридор. Минут через пять в палату в сопровождении незнакомого Греку врача вошли двое ходячих больных с носилками. Доктор быстро осмотрел труп и молча кивнул: «Можно забирать». Мужики перетащили мертвеца на носилки и вынесли прочь. Еще через полчаса вернулась хмурая медсестра, содрала со шконки постельное белье и унесла вместе с подушкой.

На провисшей железной сетке остался один голый матрац.

От появившегося после прихода Уварова сдержанного оптимизма не осталось и следа. Снова навалилась хандра, в голову начали лезть безрадостные мысли. Заныла отбитая почка. Артем закрыл глаза и попробовал уснуть, но – безрезультатно. Время почти не шло, оно тащилось с медлительностью старой черепахи. Думать не хотелось ни о чем, кроме скорого освобождения. Так, капля за каплей, вытек остаток дня, вечер и вся ночь. Утром, после завтрака, от которого подкрепившийся бананом Грек отказался, в палату привезли сразу двух тяжело больных арестантов. А где-то полчаса спустя заявились гости в лице, а точнее, роже помятого, попахивающего алкоголем следователя Алексея Михайловича Птицына с красными, как у кролика, бегающими глазками. Присев рядом с Греком на табуретку, непривычно суетливый Птицын, стараясь не глядеть в глаза Артема, без предисловий рванул с места в карьер:

– У меня для вас хорошие новости, гражданин Греков. Вы свободны.

– Неужели? – ухмыльнулся Артем, внутри которого все пело и ликовало: «Молодец, Игос!»

– Я еще раз внимательно просмотрел ваше дело, в частности – результаты экспертиз, и счел возможным вынести постановление об освобождении вас из-под стражи до суда. На котором, очень может статься, вы вообще пойдете как свидетель. Дело в том, что гражданка Смоленская, у которой вы якобы украли кошелек в «Шереметьево», на самом деле таковой не является. Это – неизвестная мошенница, присвоившая чужой паспорт и приклеившая к нему свою фотографию. А настоящая хозяйка утерянного документа никаких претензий ни уголовного, ни какого-либо иного характера к вам не имеет. Изъятое же у вас при задержании вещество, как выяснилось, не принадлежит к наркотикам, да и к аварии вы не причастны. А ваш институтский приятель, лейтенант Уваров, по старой дружбе отказался писать заявление о нанесении ему телесных повреждений. Так что не вижу оснований для вашего дальнейшего нахождения в этих казенных стенах за казенный счет. Можете быть свободны. Прямо сейчас. Кстати, – вильнув взглядом, словно между прочим сообщил следователь, – Уваров с машиной уже ждет вас на улице, возле ворот СИЗО.

– Я должен где-нибудь расписаться? – Артем почти без труда сел на шконке, готовый, несмотря на острую боль в спине и боку, немедленно броситься на выход.

– Да. Вот здесь, – Птицын достал из кожаной папки какой-то бланк с печатью и протянул Греку китайский «паркер». Артем не глядя чирканул закорючку. Следователь спрятал документ и сказал: – К сожалению, вам придется совершить короткое путешествие до машины в этой робе. Уваров не привез для вас сменной одежды, а ваш спортивный костюм… вряд ли вы теперь захотите его когда-нибудь надевать.

– Спасибо за заботу, – фыркнул Артем и неожиданно для следователя легонько ткнул его кулаком в грудь. – Кстати, ты ничего не забыл?

– В смысле? – сразу насторожился Птицын.

– В смысле принести мне свои искренние и глубокие извинения. Об остальном, включая «стакан» с водой и прочие развлечения вертухаев, мы с тобой, сука, позже поговорим. И не здесь.

– Д-да, конечно, – на лицо следователя легла тень. Было видно, что ему очень хочется ответить Греку какой-нибудь язвительной гадостью, но Алексей Михайлович заставил себя сдержаться. – Извините, это была ошибка. Больше такого не повторится. Что же касается неадекватного поведения контролеров, в результате которого вы оказлись в больнице, уверяю, я здесь совершенно не при чем. Все претензии высказывайте лично начальнику СИЗО подполковнику Шалгину.

– Выскажу, – пообещал Артем. – С занесением в челюсть.

– Вы способны передвигаться или вам нужна помощь? – излишне вежливо осведомился Птицын.

– Обойдусь, – Грек стиснул зубы, сунул босые ноги в валяющиеся под шконкой заскорузлые больничные тапки, слегка покачиваясь от головокружения, встал на ноги и вопросительно просмотрел на проворно вскочившего следователя.

– Тогда я провожу вас к выходу, – пробормотал Алексей Михайлович и нарочито бодро первым вышел из палаты в коридор. Отлично зная о незавидном физическом состоянии бывшего арестанта, Птицын явно издевался, умышленно быстро перемещаясь по тюремным переходам и совершенно не оборачиваясь. Артем, весь мокрый от холодного пота, едва поспевал за ним следом и беззвучно матерился. В этот момент он бы скорее умер, чем попросил проклятого следака сбавить шаг. Зато со вчерашнего дня, когда он не мог даже самостоятельно дойти до туалета, ему заметно полегчало.

Наконец короткое путешествие было закончено. Следователь предъявил на контроле у выхода из СИЗО все необходимые бумаги, и через пару секунд они благополучно вышли на улицу. Глухо хлопнула дверь КПП. Проклятая столичная тюряга, едва не превратившаяся для Грека в погребальный склеп, осталась позади. Артем полной грудью вдохнул холодный, отчетливо попахивающий бензином и близкими морозами воздух и на мгновение прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением облизывающего лицо ветра. Следователь не торопил. Подождал, пока вырвавшийся из мрачной «Матроски» арестант насладится первыми глотками свободы, и только затем, указав пальцем на припаркованную на другой стороне улицы дорогую иномарку, сказал: