Пепельное небо - Джулиана Бэгготт

— Нет, все будет не так, — качает головой Брэдвел, протягивая Партриджу мясной крюк и нож. — Не мы найдем ее, а она — нас.

ПРЕССИЯ

ИГРА

Прессия сидит на краешке койки и ждет. Чего? Она сама не знает. Новая зеленая униформа отлично ей походит. На брюках складки и отвороты, которые полируют ботинки при ходьбе. Ботинки тяжелые и жесткие. Прессия шевелит в них пальцами. Носки на ней теплые, шерстяные. Она совсем не скучает по сабо. Она никогда не скажет дедушке, но ей нравятся эти ботинки, жесткие, аккуратно повторяющие форму ноги.

Прессии стыдно признать, что все это ей очень нравилось — теплая и походящая одежда. Дед говорил, что родители сфотографировали ее в первый день в детском саду, одетую в форму, рядом с деревом во дворе. Эта униформа дает иллюзию единства, защищенности. Она часть армии. У нее надежный тыл. Она ненавидит УСР всем сердцем. Но ее темным секретом, одним из тех, в котором она никому не признается, особенно Брэдвелу, остается то, что ей нравится униформа.

Хуже всего повязка вокруг плеча, имеющая магическую власть над всеми детьми в комнате. На ней вышита эмблема УСР — черный коготь, такой же, какой нарисован на их грузовиках, вывесках и на всем официальном. Коготь означает власть. Дети пялятся на коготь так же, как и на голову куклы, будто эти две вещи не могут сочетаться друг с другом. Она бесится от того, что униформа не позволяет ей прикрывать изуродованную руку. Рукава доходят ровно до запястий. Но власть повязки сделала Прессию безразличной к взглядам. На самом деле, у нее есть необъяснимое желание шепнуть ребятам, что если бы у них тоже были головы кукол вместо рук, то, может быть, и им бы повезло получить коготь на плечо. Прессия ощущает странную смесь гордости и вины.

Еще одна причина для того, чтобы ощутить вину, это то, что она так хорошо питается. Вчерашний ужин и сегодняшний завтрак ей принесли на подносе. Оба раза это был какой-то суп, темный и маслянистый, и в нем плавали кусочки какого-то мяса, а также лука. Суп был наваристый. Также принесли два ломтя хлеба, толстый кусок сыра и стакан молока. Молоко было свежим. Видимо, где-то поблизости живет корова, которая дает молоко. Еда окончательно ломает ее волю, заставив сдаться и отказаться от всего, во что она верила раньше. Хотя если она собирается выбраться отсюда, ей понадобится много силы. По крайней мере, так она объясняет это себе.

Все дети получают только хлеб, тонкие куски сыра и чашку мутной воды. Они смотрят на Прессию с подозрением и ревностью, но никто ничего не говорит. Она знает, что за разговоры их могут наказать. Но ей интересно, распространяются ли эти правила и на нее. В первый раз в жизни она ощущает, что ей повезло.

«Повезло тебе! — вот что сказал Эль Капитан. — Повезло тебе!»

Прессия понимает, что ему нельзя доверять. Ничему нельзя доверять. Особое отношение к ней только из-за Чистого. Иного объяснения быть не может. В противном случае она стала бы живой мишенью и, вероятно, была бы уже мертва. Но чего именно от нее ждут, пока неясно.

После того как женщина-охранник заглядывает в комнату и уходит дальше, Прессия чувствует себя смелее и прерывает молчание:

— Чего же мы ждем?

— Приказов, — шепчет калека.

Прессия не знает, откуда он знает это, но звучит официально. Прессия все ждет, когда ее начнут тренировать. Обучать на офицера.

В дверях появляется охранница и называет имя: Дреслин Мартус. Один из детей встает и уходит за ней.

Он не вернется.

День тянется долго-долго. Иногда Прессия думает о дедушке. Она сомневается, что он съел тот фрукт, подаренный женщиной за зашивание. Она думает о Фридле. Смазывает ли его дед? Затем вспоминает бабочек на подоконнике. Торгует ли он ими? Сколько их еще осталось?

Она пытается представить Брэдвела на следующем собрании. Вспомнит ли он о ней? Подумает ли он, что с ней случилось? Что, если однажды она станет офицером, который наткнется на одно из таких собраний? Брэдвел за ней не придет, и это будет ее шанс вернуть ему долг. Она отпустит его конечно же. Она должна ему его свободу. Скорее всего, они вообще больше не увидятся.

Вдалеке слышится стрельба, и Прессия пытается уловить какой-либо порядок, алгоритм выстрелов, которому надо было следовать, но не находит его.

Конечно, еще она думает о еде. Думает о том, как много ее еще будет. То, что она так желает, чтобы о ней заботились, беспокоит девушку. Если она поймет, как тут все устроено, то сможет стать офицером и защитить своего деда. Она сможет его спасти, если спасется сама.

— Прессия Белз. — Женщина снова появляется в дверном проеме. Прессия встает и следует за ней. На этот раз все наблюдают, как она уходит.

Когда они выходят в холл, женщина говорит:

— Тебя приглашают сыграть в Игру.

— В какую игру? — спрашивает Прессия.

Женщина смотрит на нее так, словно снова хочет ударить прикладом, но Прессия скоро станет офицером. На ней повязка с когтем.

— Не знаю, — отворачивается женщина.

И Прессия понимает, что та не врет. Она действительно не знает, потому что ее никогда не приглашали сыграть в Игру. Охранница провожает ее вниз, в холл, и выводит Прессию через черный ход. Теперь Прессия стоит на холоде. Время около полудня. Прессия не удивлена тому, что потеряла счет времени. Вниз по склону расстилаются леса, обугленные после Взрыва. Она видит призрачный образ леса, который когда-то здесь был — высокие деревья, мелькающие птицы, шелест листьев.

— Наверное, здесь было красиво в Прежние Времена, — шепчет девушка.

— Что ты сказала? — спрашивает женщина.

Прессия смущается. Зря, зря она сказала это вслух.

— Ничего, — отвечает она.

Женщина говорит:

— Вон там, вдалеке. Видишь его?

В тени деревьев Прессия замечает Эль Капитана. Из-за брата Хельмута с такого расстояния он выглядит горбатым. Кончик сигары тлеет. У него есть оружие, обвязанное вокруг его груди и Хельмута.

Прессия поворачивается к женщине:

— Вы играете в Игру вон там?

Она ожидала, что это будет карточная игра. Ее дед когда-то объяснял ей, как играть в пул — разноцветные шары, банки, угловые карманы, реплики.

— Да, там, — отвечает охранница.

Прессии не нравится лес и подлесок.

— Как называется эта игра? — спрашивает девушка.

— Игра.

Прессии также не нравится, каким тоном говорит это женщина, но она не подает виду, что нервничает.

— Очень оригинально! Это как назвать кошку Кошкой.

Мгновение женщина смотрит на нее, без всякого выражения, потом протягивает куртку, которая была обернута вокруг ее руки.

— Это мне?

— Да, надень ее.

— Спасибо.

Ничего не ответив, женщина заходит обратно в помещение и закрывает за собой дверь.

Прессии нравится куртка — как она обволакивает нее, как будто идешь внутри горячего поднявшегося хлеба. Куртка ничего не пропускает: ни холод, ни ветер. Так мало вещей, которые действительно нужно ценить, простые удовольствия. Это все, что есть у нее в данную минуту. Куртка теплая, и иногда нужно быть благодарным и за это. Когда в последний раз ей было так же тепло, как в этой куртке? Прессия понимает, что, скорее всего, умрет здесь. Вся эта игра в офицера — это все чушь собачья. Это Игра может быть именно той игрой, где она попадет в ловушку. Она практически уверена в этом. Но тем не менее приятно осознавать, что она умрет в теплой куртке.

Прессия идет вниз по склону, думая о том, что же она скажет Эль Капитану. Его так и называть? Странное имя. Неудивительно, если он сам его придумал. Если она будет называть его Эль Капитан, не будет ли это звучать натянуто или, хуже того, неискренне? Она не хочет, чтобы Эль Капитан думал, что она издевается над ним. Это всего лишь вопрос времени, когда он осознает, что у нее нет никакой связи с Чистым и она просто встретила мальчишку на улице и довела до его старого дома, до кучи щебня. До того как Эль Капитан поймет это, ей нужно установить с ним хорошие отношения — если они тут вообще бывают. Прессия решает все-таки не называть его по имени.

Когда девушка доходит до подножия холма, она останавливается, не зная, как начать. Эль Капитан затягивается сигарой, и его брат смотрит на Прессию выпученными глазами.

Командир выглядит устало и кажется преисполненным отвращения. Он оценивает Прессию краешком глаза и трясет головой, словно показывая, что он умывает руки. Затем протягивает Прессии запасное ружье и произносит:

— Я думаю, ты не умеешь стрелять.

Прессия берет оружие, словно музыкальный инструмент или лопату. Она никогда не видела ружье так близко и тем более не держала в руках.

— Не представлялось еще случая, — отвечает она.