Фитин - Бондаренко Александр Юльевич

Основным методом обучения были беседы, проводившиеся практическими работниками разведки и контрразведки...»[206]

Сразу же заметим, что мы не разделяем точку зрения Павла Фитина на выпускников гуманитарных вузов, думаем, что на его позиции сказывалось извечное соперничество во взаимоотношениях между «физиками» и «лириками» — «гуманитариями» и «технарями», а так как Фитин принадлежал к категории последних, то и поддержал «своих». Однако нам известно, что как те, так и другие вписали в историю советской разведки ярчайшие страницы. Считаться заслугами не будем, но чтобы защитить гуманитариев и подтвердить правоту наших слов, назовём имя всего лишь одного блистательного разведчика, ещё при жизни ставшего легендой, — Героя Советского Союза Геворка Андреевича Вартаняна, выпускника факультета иностранных языков Ереванского государственного университета. Думаем, что этого вполне достаточно...

Итак, возвращаемся к Школе особого назначения. Каких-либо кафедр специальных дисциплин в ней ещё не было, так же как не было и никаких учебников или пособий. Но эти недостатки с лихвой компенсировались уровнем преподавательского состава, ибо занятия со слушателями проводили такие легендарные разведчики, как Моисей Маркович Аксельрод, работавший на Ближнем Востоке и в Италии; Вениамин Соломонович Гражуль, работавший с нелегальных позиций в Голландии, Франции и Германии, приложивший, так сказать, свою руку к похищению генерала Е. К. Миллера в Париже; Евгений Петрович Мицкевич (кстати, он будет возглавлять ШОН — тогда уже Высшую разведывательную школу в 1948— 1953 годах), руководивший нелегальными резидентурами в Германии, Италии, Англии, а затем работавший с нелегальных позиций в США и в Китае; уже хорошо нам известные Павел Матвеевич Журавлёв и Василий Михайлович Зарубин (про общение с Зарубиным один из выпускников ШОН сказал: «Лекции — лекциями, но встречи с ним вне занятий — это было особое “лакомство” для слушателей»), ну и ещё ряд товарищей, имена которых нам с вами знать просто не обязательно... Их лекции больше походили на дружеские и весьма откровенные беседы со старшими товарищами — передачу опыта разведывательной работы.

Преподаватели других дисциплин тоже были не из числа рядовых, так сказать, учителей. Это были, к примеру, посол СССР в Великобритании Иван Михайлович Майский — будущий академик АН СССР, полномочный представитель СССР в Японии и США Александр Антонович Трояновский, полномочный представитель СССР в Финляндии и Италии профессор Борис Ефимович Штейн, доктор исторических наук, и, опять-таки, многие другие...

Так что можно понять, что уже довольно скоро выпускники ШОН стали вливаться в ряды советской внешней разведки в качестве надёжного и хорошо подготовленного пополнения. Достаточно сказать, что именно им будет суждено сыграть главную роль в реализации «атомного проекта».

...Впоследствии Школа особого назначения стала именоваться Разведывательной школой, а затем и Высшей разведывательной или 101-й школой; потом она была превращена в Краснознаменный институт, в обиходе именовавшийся «КаИ», которому в середине 1980-х годов было присвоено имя Юрия Владимировича Андропова. Сегодня это Академия внешней разведки Российской Федерации — высшее специальное учебное заведение, осуществляющее подготовку и повышение квалификации офицеров СВР России. Насколько известно, в этом учебном заведении работает прекрасный профессорско-преподавательский состав, за многие десятилетия здесь сложились замечательные традиции. Академия гордится своими выпускниками, имена подавляющего большинства которых... остаются закрытыми. Не удивительно, ведь девизом Службы внешней разведки являются слова «Без права на славу — во славу державы».

И не будем забывать, что у истоков этого учебного заведения стоял начальник 5-го отдела ГУГБ НКВД — старший майор государственной безопасности Павел Михайлович Фитин и что это одна из его многих заслуг перед разведкой и Родиной.

Товарища Берию можно ругать — и ведь есть за что! — но всё-таки о профессиональном мастерстве сотрудников НКВД он, похоже, заботился по-настоящему. И не только о подготовке тех из них, кто тогда лишь начинал службу в органах.

Ещё 25 августа 1939 года нарком подписал приказ о введении обязательной оперативно-чекистской учёбы, в котором чётко определил, чему и как следует обучаться каждой категории сотрудников и руководителей.

Нас, в данном случае, интересуют подпункт «в» 1-го пункта и пункт 4-й:

«1. <...>

в) для руководящего оперативного состава Наркомата (от помощника начальника отдела и выше) организовать систематическое чтение лекций по вопросам разведывательной и контрразведывательной работы (по 2 часа в декаду). <...>

4. Для оперативного состава 3-го[207] и 5-го отделов ГУГБ центра и 3-х отделов УГБ периферийных органов НКВД ввести обязательное изучение одного из иностранных языков по особому плану. <...>»[208]

Так что теперь нам известно, что Фитин, как начальник отдела, каждые десять дней посещал двухчасовые лекции по разведывательной и контрразведывательной работе. И то, что он ежедневно занимался иностранным языком с преподавателем, вполне возможно, было как раз во исполнение приказа наркома. Как и сказано — «по особому плану».

И вот ещё какой есть непрояснённый служебный момент: в «Личном листке по учёту кадров», заполненном Павлом Михайловичем 12 сентября 1951 года, значится, что в мае — июне предвоенного 1940 года он находился в «спецкомандировке» в Германии.

Никакой информации по этому поводу получить не удалось.

Зато мы сами с достаточной вероятностью можем предположить, что, во-первых, визит этот был неофициальным, то есть Павел Михайлович ездил «в логово нацистского зверя» под чужим именем и в качестве, очевидно, дипломата или сотрудника торгпредства. В противном случае имелась бы хоть какая-то официальная информация типа: «Глава советской разведки был принят шефом VI управление РСХА» — и эту информацию обязательно нашли бы наши «любители жареного». Но... ничего подобного нет, как, значит, не было и никаких официальных контактов на уровне «комиссар госбезопасности 3-го ранга Фитин — бригадефюрер СС Хейнц Йост». Так что, во-вторых, мы смело можем предполагать, что Павел Михайлович ездил «по своей линии» — проинспектировать работу «легальной» резидентуры советской разведки (думается, что в условиях тотальной слежки советский гражданин — вряд ли, учитывая уровень его знания языков, Фитин ездил в командировку под видом подданного некой «третьей страны» — не мог встречаться с сотрудниками и агентами нелегальной резидентуры). Зато не исключаем, что на каком-то официальном мероприятии он мог, как бы случайно, в группе, встретиться с кем-то из представителей «Красной капеллы» или хотя бы посмотреть на этого человека вблизи, ведь в большинстве своём это были, что называется, «публичные» люди, имевшие соответствующее положение в обществе. Ну или ещё каким-то образом была проведена встреча — о том мы можем лишь догадываться, а потому предоставляем такую же возможность и нашим читателям.

Так что вполне вероятно, что Павел Фитин, как это было заведено у советских начальников, съездил, проверил, сам во всём убедился на месте — и, что называется, «благословил»...

Хотя будем серьёзны: с учётом того, как Павел Михайлович разбирался в людях, эта командировка реально могла принести огромную пользу в том плане, что Фитин отныне брал на себя ответственность за работу с такими источниками, как «Брайтенбах», «Корсиканец», «Старшина» и иные. Теперь он в полном смысле слова ручался за них своей головой, — и это не просто красивые слова. Кстати, недаром же вскоре после этого визита связь с «Брайтенбахом» и другими была восстановлена...