Сделано в Швеции - Андерс Рослунд

Всего четыре километра от одного места преступления до другого. Всего семь недель от одного преступления до другого.

И все же… криминалистическая экспертиза рисовала другую картину.

Возможно, преступления совершены разными людьми.

Десять минут шестого. До рассвета еще далеко. При желании можно услышать, как наверху тихонько посапывает Аннели, он знал, она проспит еще несколько часов; он же, наоборот, избегал сна, чтобы полностью осознать случившееся вчера и подготовиться к заключительной фазе грабежа.

С тридцатикилограммовым кофром на плече Лео пересек двор по первому снегу в этом сезоне. Всего несколько сантиметров пушистых хлопьев, ботинки побелели, но не намокли. Приятное ощущение в груди. Глубокое дыхание вылетало изо рта клубами пара. За ночь он несколько раз вставал с постели почитать телетекст и послушать по радио новости – у полиции по-прежнему никаких зацепок. Идеальный план, идеальное исполнение.

Он отпер гараж, включил свет. Внутри было так же холодно, как на улице, он придвинул поближе обогреватели, затем взял циркулярную пилу, чтобы распилить на равные части большой кусок фанеры, лежащий на верстаке.

Снаружи остановилась машина. Дверь гаража скользнула вверх, и один из автомобилей компании с опущенными стеклами заехал внутрь.

– Каждый год одно и то же! – воскликнул Феликс. – Эти идиоты не меняют шины! На дороге сущий хаос!

Феликс, в рабочей одежде, с растрепанными волосами, усталые глаза избегают яркого света, вылез из машины и прошел прямиком к компрессору и строительному пистолету, чтобы сколотить из пяти одинаковых кусков фанеры квадратные ящики.

– Феликс?

Лео давно научился распознавать его раздражение и театральные жесты. Самое милое дело – выждать, поэтому он открыл кофр, достал три автомата, помеченных красной лентой, – два из Сведмюры и один из Фарсты – и приступил к разборке, в общей сложности получилось сорок восемь отдельных деталей.

– Да ладно тебе, Феликс! Мы же вчера ограбили банк, а?

Феликс на треть наполнил мешалку водой и подхватил тяжелый мешок цемента, туча пыли поднялась в воздух, когда он высыпал его в воду.

– Феликс? Я, черт возьми, прекрасно вижу, что-то не так.

– Ему пора прекратить.

– Кому?

– Просто прекратить!

– Кому?

– Ясперу.

Феликс схватил ведро и залил раствор в только что сколоченные ящики.

– Ему просто пора прекратить цепляться к Винсенту. Все время ведь цепляется! К любому крошечному недосмотру! То Винсент стоит на стрельбище не так, то медлит секунду-другую перед банком. А когда мы практикуемся здесь, начинает орать, прямо как Иван.

Ящики до половины наполнены, а Лео тем временем расплющивал кувалдой деталь за деталью и бросал в раствор вместе с обломками стволов и прикладов.

– Мы команда. И я стараюсь держать нас вместе.

– К тому же язык слишком распускает. Вырядится в кожаную куртку, за которую пять кусков отвалил, и в эти чертовы башмаки, которые таскает не снимая, “флай-хай” или как их там, и…

– “Хай-тек магнум”.

– Да мне начхать, как они называются! Шастает в этой сыщицкой амуниции и знай распинается о том, что он, мол, из госбезопасности или…

– Как ты сказал? Что он делает?

– Закажет в баре стакан пива и уже после двух глотков начинает всем подряд рассказывать, что работает в неком спецподразделении и…

– В тех же ботинках?

Последний ящик – детали оружия утонули в растворе.

– Феликс! В тех же ботинках, что и в банке… и в инкассаторской машине?

– В тех же.

Лео отнес тяжелые ящики в кузов пикапа, накрыл брезентом, застегнул. Потом сквозь потолочный люк глянул в утреннюю темноту. Мало тщательно все спланировать – секунды, маскировку, передвижения, голоса, машины для отхода. Позднее, когда вернулась обычная реальность, без инструкций и правил, он перестал их контролировать. Существуют и вправе существовать лишь те следы, какие решил оставить я сам. Ему надлежало быть дальновиднее, требовать еще большей преданности.

Легкий бодрящий воздух, редкие взблески снежинок.

Приятное ощущение ушло, надо его вернуть.

Джон Бронкс торопливо вышел из дома, где жил очень давно и знал всех в лицо, но не по именам, из двухкомнатной квартиры на первом этаже в западной части Сёдермальма. Холодный, влажный утренний воздух. Он миновал итальянское кафе, как всегда кивнув в запотевшее окно хозяину, который молол за стойкой кофейные зерна.

Семь недель между ограблениями. Четыре километра от одного места преступления до другого.

И армейское снаряжение.

Он еще раз пересмотрел все незакрытые дела, связанные с кражами на военных объектах. На сей раз включив в поиски более мощное оружие, KSP-58, скорострельный карабин, чрезвычайно редкий на черном рынке, – похищение такого оружия всегда привлекало внимание полиции.

Ни единой зацепки. Ни в одном из протоколов.

Пешеходный переход на Лонгхольмсгатан. Тридцать тысяч автомобилей в день. Обычно Бронкс старался задержать дыхание, когда перебегал через улицу, чтобы добраться до заснеженного склона на той стороне.

Три часа сна, но спать совершенно не хотелось.

Домой он вернулся ночью, примерно в половине четвертого, сразу же лег, но ночник не выключил, сопоставляя пяти- и двадцатисекундные цикличные видео с банковских камер наблюдения с теми двадцатью минутами, которые потребовались на угон инкассаторской машины. Семь недель назад – предположительно выходцы с Ближнего Востока. Вчера – дисциплинированная группа армейского вида. Только выключив ночник, он сообразил, что лишь один свидетель может сказать, те же преступники или нет, и этот свидетель жил всего в десяти минутах ходьбы от его квартиры.

Он спустился с холма, мимо вечно красного сигнала светофора и через мост к Реймерсхольму, сонному и забытому уголку Стокгольма, где вдоль канала стояли дома постройки 1940-х годов. Лебеди плавали кругами перед двумя пожилыми дамами с пластиковыми пакетами сухарей. Бронксу нравилась многоликость этого города – здесь, в трехстах метрах от шоссе, где пришлось задержать дыхание, чтобы не отравиться удушливыми выхлопами, по-прежнему царствовала природа.

За мостом притулился маленький киоск, владелец – молодой человек, уроженец Кувейта – открывал рано утром и всегда был приветлив. Бронкс остановился, купил себе завтрак – кока-колу, шоколадный батончик и утренние газеты.

Сразу за киоском он свернул и на ходу быстро просмотрел заголовки – “САМОЕ ЖЕСТОКОЕ ОГРАБЛЕНИЕ В ЕВРОПЕ”, – факты, которые он сообщил сотруднику для пресс-релиза, – “81 ВЫСТРЕЛ”, – приходится кое-что выложить, но большую часть оставить при себе, – “СКОРОСТРЕЛЬНОЕ АРМЕЙСКОЕ ОРУЖИЕ”, – баланс между секретностью, какой требовали определенные аспекты полицейской работы, ведь иначе вперед не продвинешься, и прозрачностью, какой требовала общественность, оплачивавшая работу полиции. Помимо заголовков, на страницах 8, 9, ю и и обеих газет опубликованы версии, отсылающие к важным источникам, близким к расследованию, хотя он знал, что нередко репортеры просто печатают собственные домыслы, – четверо грабителей, согласно этим “источникам”, были наемниками, или бывшими ооновскими миротворцами, или безработными солдатами бывшего Восточного блока.

Дом располагался в самом конце улицы, рядом с леском и началом прогулочной зоны. Ряды каноэ лежали под белым покровом первого снега, как и мостки для купальщиков и лодочные пристани, тянувшиеся в солоноватую воду.

Бронкс вошел в подъезд. Многоквартирный дом постройки 1940-х годов, с перилами и лифтом тех времен. Пятый этаж. Четыре двери с одной стороны, но искомой фамилии на них нет; четыре двери с другой стороны, и на третьей то самое имя – ЛИНДЕН.

Он позвонил, подождал.

Над почтовой щелью – наклейка, детский рисунок восковыми карандашами и зеленой краской. Два больших круга, два маленьких. Мама, папа, дети. Семья. Он позвонил еще раз.

– Да?

Дверь открыл пожилой мужчина лет семидесяти. Не с рисунка.

– Я ищу Яна Линдена. – Бронкс предъявил свой значок. – Джон Бронкс. Городская полиция. В связи с…

– Я знаю, в связи с чем. Но сын плохо себя чувствует. Лучше вам прийти в другое время.

Этот человек вполне бы мог быть его отцом. Дружелюбный голос, дружелюбное лицо. Нет, отцом Джона он быть никак не мог.

– Мне нужно всего десять минут. Обещаю, после этого я сразу уйду.

Пожилой мужчина помедлил:

– Я посмотрю, сможет ли он говорить.

Он ушел, видимо в гостиную, где Бронкс заметил телевизор и стеклянный журнальный столик. Дверь в соседнюю комнату открыта, там находилась детская, на пластиковой табуретке серебристый робот-часовой, на стенах рисунки, сосновая кровать, простыня и наволочки с узором из больших рыб. Судя по протоколу, во время угона Ян Линден доставал из бумажника две фотографии. На поблекшем цветном снимке мальчуган в спущенных гетрах улыбался в объектив. На другом – второй мальчуган, без двух передних зубов, задувал свечки на деньрожденном пироге.