Прелестная воровка - Фейрин Престон

Его лицо оставалось каменным, только глаза сверкали яростью.

— Объяснишь?.. Или соврешь?

Жюли и раньше знала, каким он может быть жестким, знала, что он может быть жесток и опасен. Но то, что она видела сейчас, наполнило ее душу леденящим страхом. Он был неестественно спокоен, ярость только иногда прорывалась во взгляде.

— Послушай меня, Джоун, позволь я все объясню, — торопливо заговорила Жюли, понимая, что упускает драгоценное время.

Он взмахнул рукой, заставляя ее замолчать. Потом окинул ее оценивающим взглядом.

— Хорошая одежда, Жюли. Я помню, как однажды тоже так думал. Ночью, когда мы в первый раз занимались любовью. — Его голос был мягок, но каждое слово было как кусок льда.

— Джоун…

Он подошел к ней, его мускулы были напряжены, как будто он собирался напасть на нее.

— Ты той ночью пыталась пробраться ко мне в дом, правильно? Если бы я не услышал шум в саду или если бы меня не было дома, ты бы украла мои картины?

— Я не краду у тебя, Джоун. Ты ошибаешься…

Он остановился перед ней и остановился совсем близко — собранный и жестокий, словно хищник, готовый к прыжку. На лбу его пульсировала вена, но голос был тихим.

— Я провел последние годы своей жизни в мире, где не существовало такого понятия, как доверие, и когда я предполагал о человеке самое худшее, то мое мнение обычно подтверждалось. Потом я приехал домой, оказался среди родных, почувствовал себя в безопасности и расслабился. Я встретил тебя и забыл об осторожности. Как глупо с моей стороны. Вся ирония заключается в том, что я боялся, что ты не доверяешь мне, когда все было наоборот. Я не должен был доверять тебе. Я влюбился в тебя, а ты предала меня.

— Нет. Я не предавала тебя. Это не так.

Он легонько дотронулся пальцами до ее щеки, но для нее это легкое прикосновение было хуже удара.

— А как еще можно назвать то, что ты делаешь? Жестом любви?

— Я пыталась вернуть тебе твои картины. Послушай меня минуту. — Слезы наполнили ее глаза. — Я бы никогда не поступила так с тобой, Джоун.

Что-то у него внутри разрывалось. Казалось, весь мир в один миг померк.

— Ты использовала меня, будь ты проклята.

Он не слушал, что она говорила. Да и что она могла сказать в свое оправдание?

— Нет, нет… Я не…

— Ты использовала меня только для того, чтобы проникнуть в мой дом. Наверное, ты давно охотилась за моими картинами…

Его слова, как ножи, резали ее по живому. Еще немного, и она истечет кровью.

— Подумай, Джоун. Я пробралась сюда сегодня, когда решила, что ты спишь. Если бы я…

Его холодный смех резал слух.

— Я не мог уснуть потому, что думал о тебе. Забавно, правда? А потом я спускаюсь вниз, а ты тут. Прямо исполнение желания, правда? Может быть, ты явилась по моему мысленному зову, Жюли?

Его ярость и боль пугали ее. Она больше не могла этого выносить. Жюли вытянула руки, пытаясь своим прикосновением как-то подействовать на него, но он был недвижим.

— Джоун, я тебя не использовала. Если бы я хотела тебя использовать, то осталась бы сегодня с тобой, а потом, когда ты уснул, спустилась бы сюда и поменяла картины. Или я могла бы это сделать в первую же ночь. Но я этого не сделала.

— Поменяла бы? — Он скользнул взглядом по картинам, разложенным на полу. — Так значит, если бы я на тебя сегодня не натолкнулся, то никогда бы не узнал, что меня ограбили, потому что ты заменила бы их подделками? Я бы не узнал этого в любой другой ситуации. — Джоун резким движением скинул со своих плеч ее руки. — Но я собирался отправить их в турне, а перед этим эксперты должны были бы проверить их подлинность. Вот тогда я и узнал бы о краже. Но не знал бы того, кто, как и когда меня ограбил. — Его губы исказились жестокой усмешкой. — Ты бы тогда была со мной, Жюли? Предлагая мне свои сладкие поцелуи? Или ты сбежала бы, обратив все свое внимание на следующую жертву?

Ей было тяжело говорить после того, как она выслушала столько обидных несправедливых слов.

— Если бы ты не нашел меня здесь сегодня, то твои картины продолжали бы оставаться произведениями искусства.

— Неужели твои подделки настолько хороши?

— Я ничего не подделываю. — Она остановила себя, чтобы не сказать ничего лишнего. Она годами прикрывала своего отца, и это вошло в привычку.

— Нет? У тебя есть сообщник? Как я не догадался. — Он в ярости выплевывал слова. — Это мужчина, да? Ну конечно… С его подделками и твоим горячим телом работа у вас шла прекрасно.

— У меня нет сообщников. Я была девственницей в первый раз, когда мы занимались любовью, и ты это знаешь.

— Значит, со мной ты зашла на шаг дальше обычного. Я не думаю, что тебе требуется много усилий, чтобы околдовать мужчину. Улыбнешься, он в тебя влюбится, а ты его используешь. Если он не поймает тебя за руку, то никогда не узнает, с какой стороны пришелся удар.

— Как я использовала тебя, Джоун? — с жаром спросила Жюли. — Ты не говорил мне кода сигнализации. Ты не давал мне ключей от дома…

— Нет, — сказал он чуть слышно. — Я просто в тебя влюбился…

Джоун повернулся и пошел к окну.

Жюли смотрела ему вслед, и сердце ее раскалывалось на части. Она не хотела его ранить, но ранила. Если бы только можно было что-то исправить. Но что? И как? Она старалась держаться от него на расстоянии, но не могла устоять. Она любила его.

Да, это была правда. Она любила его. И не была удивлена этим. По-видимому, она уже давно это знала. Но Джоун никогда не поверит ей, если она заговорит с ним сейчас о своих чувствах.

Если бы Джоун вошел в салон несколькими минутами позже, она была бы уже дома и отец был бы в безопасности. Но случилось то, чего Жюли так боялась. Она попалась на месте преступления.

Она вспомнила, как думала о том, что может доверить Джоуну свои секреты, но не секреты отца. Жюли могла бы продолжать хранить эту тайну. Но нет. Это означало бы, что она солжет еще раз. А если она откроет ему правду, это может как-то облегчить его страдания.

Джоун продолжал стоять у окна, глядя в парк, где уже занимался рассвет. Было заметно, как он напряжен.

— Мой отец сделал эти фальшивки. И другие тоже.

Она увидела, как он вздрогнул при этих словах. Затем Джоун обернулся.

— После смерти матери он стал как одержимый. Единственное, что доставляло ему удовольствие, — это восторженные отклики о его копиях великих мастеров, словно это были истинные шедевры.

— Что за ложь ты говоришь мне на этот раз, Жюли?

— Как бы я хотела, чтобы это была ложь. Но, увы…

Она указала на две картины Матисса, лежащие на полу.

— Это работы моего отца. Я уже вернула на место твои оригиналы. — Она показала на стену, где висели картины. — А Ренуар, за которым ты меня застал, — оригинал. Мой отец не будет больше подделывать картины. Я смогла добиться у него обещания. Сегодня ночью все закончится.