Война и Мир - СкальдЪ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Около часа мы беседовали о семье и друзьях и успели от души посмеяться, вспоминая детские шалости и «Божьей милостью гусарского ротмистра».
— Илья Артамоныч постарел и сдал, но неизменно вспоминает тебя и чуть ли не всему Богородскому уезду рассказывает о том, что именно он когда-то направил юного Мишу Соколову по гусарской стезе. Видел бы ты как он тобой гордится, пересказывая твои Азиатские походы! Ну, а когда ты получил генерала, то он и вовсе был на седьмом небе от счастья, ему это как бальзам на сердце. Написал бы ты старику, Миша, тот будет рад.
— Обязательно напишу, хотя, признаюсь, времени у меня совсем мало. Но ты и сам передавай ему привет и мои наилучшие пожелания. А теперь к делу — каким галопом тебя к нам занесло?
— Все просто, Катков решил, что раз у меня такой героический брат, то глупо подобным не воспользоваться. Публика с радостью будет читать о твоих очередных подвигах и свершениях Особой бригады. Да и гусары Смерти сейчас приобрели такую бешенную популярность, что за любой слух о твоем полку готовы хорошо платить. В Москве даже ресторацию под называнием «Кара Улюм» хотели построить, да губернатор не позволил, уж больно имя эпатажное. И хотя у «Ведомостей» на Балканах сейчас есть два корреспондента, Шаховский и Мец, Катков здраво посчитал, что и третий не помешает. Так что я сюда работать приехал и писать очерки.
— Ага, понял. Хорошо, если надо писать, то я тебя предоставлю самые лучшие условия. Я завтра отправляюсь следом за своей бригадой, мы пойдем на Кутловицу[25], но ты останешься у меня на квартире, выспишься с дороги и догонишь нас через день или два, все равно за это время ничего интересного не произойдет.
— Годится, — улыбнулся брат. — Признаться, после тряски в наших вагонах я чувствую себя так, словно черти на мне канкан плясали.
— Вот и отдохнешь. Что там с твоим «Саваном власти»? Как продается книга?
— Неплохо, хотя я и рассчитывал на большее. Не всем нравится, что я написал про Годунова, а не о ком-то из первых Романовых. Тогда, знаешь ли, и поддержки от властей было бы больше — так мне кое-кто намекнул.
— А ты не оглядывайся и гни свою линию.
— Вот я и гну, лишь бы она меня в дугу не согнула.
— Ничего, прорвемся, — я хлопнул брата по колену. Приезд Мити стал для меня полной неожиданностью, но то, на какое поприще его можно направить, я обдумывал давно и тщательно. Так что сейчас лишь настал момент ознакомить Митю со своими соображениями. — У меня, кстати, для тебя есть перспективная идея. Как насчет того, чтобы стать главным редактором, благо опыт у тебя приличный и начать издавать собственную газету?
— Не молод ли я для таких дел? — быстро спросил Митя и потому, как загорелись его глаза, стало понял, что мысль его увлекла моментально.
— В самый раз, незачем время терять. Александр Македонский уже в двадцать шесть лет принял титул Царя Азии.
— Положим, до Македонского мне далеко. А деньги?
— Деньги есть, не переживай. Только у меня ряд условий — прежде всего типография и редакция должны располагаться в Саратове. Так что, братец, придется тебе переехать туда жить.
— Это потому, что в Саратове делают твои кухни и находится твоя пароходная компания? Почему не столица или Москва?
— Потому что и другие города надо всячески развивать. А насчет Саратова у цесаревича Николая большие планы. Со временем город будет приобретать все большее значение, уже сейчас его население увеличилось на тридцать тысяч человек, и это лишь начало. Там появятся новые проспекты, гимназии и университеты, дворцы, каналы и мосты. Там уже есть чугунка[26] и телеграф, а через год Баранов туда и телефон проведет.
— Допустим… — осторожно согласился Митя. — В принципе, я даже не против поселиться на берегу Волги и наслаждаться тамошними моционами. Но о чем будет писать наша газета и в каком ключе?
— Газета будет писать о событиях в России и мире, об различных открытиях, изобретениях, армии и флоте, знаменитых путешественниках и всем прочем, что происходит на планете. И о социальном неравенстве, и о том, что с ним надо что-то делать, мы не забудем, а равно и о том, что надо бороться с неграмотностью, казнокрадством и бюрократией. Красной нитью будет проходить мысль, что в России надо развивать тяжелую промышленность и транспорт. Основная же идея будет звучать так: мы любим и поддерживаем Россию, но видим в ней не только достоинства, но и недостатки, от которых можно и нужно избавляться, делая жизнь граждан счастливой и интересной.
— Амбициозно! Впрочем, вижу твой фирменный стиль. Мне идея нравится, я буду не просто марать бумагу, а делать что-то нужное, за такое дело взяться не стыдно. Когда надо начинать?
— Когда? Пожалуй, для начала пусть закончится твоя командировка на Балканы. Думаю, к концу года мы мир все же заключим. Пока же пиши, делай то, зачем приехал, набивай руку, обрастай связями и продвигай свое имя. Вернешься в Москву, отметишь спокойно Рождество и Новый год. В феврале можешь смело увольняться и начать думать о переезде в Саратов. Я дам тебе адреса полезных проверенных людей. Они помогут с выбором места для редакции и строительством типографии, познакомят с лучшими представителями города, найдут нужных специалистов, верстальщиков, корректоров, печатников… В общем тех, кто тебе потребуется, я в этом не сильно понимаю.
— Людей я и сам способен найти, благо, связей в различных газетах у меня полно. Да и корреспонденты толковые найдутся, такие как мои друзья Паша Жуков и Федя Ветров. Но для столь интересного проекта нужно запоминающееся название. Хотя, что-то мне подсказывает, что ты уже продумал, как будет называться наша газета.
— Продумал, она будет называться «Правда».
— Шикарно! Да у тебя дар на громкие запоминающиеся имена, братец.
Глава 16
От Плевны до Кутловицы было около ста двадцати верст, а сам город находился на просторной плоской равнине, окруженный пологими, поросшими лесом, холмами и выгоревшей на солнце травой. Со всех четырех сторон к городу подходили дороги. Та, что вела на юг, пересекала речушку Огост и медленно поднимаясь, вела прямиком на Балканы.
Пока основные силы Западного отряда продолжали осаждать прикрывающие Балканские перевалы Яблоницу и Мездру, Особая бригада прошла севернее и добралась до Кутловицы без особых помех. Враг сделал робкие и не слишком впечатляющие попытки приостановить наш марш в селе Криводол, а затем под деревенькой Стубел. В обоих стычках победу принесли действия гусар, казаков и драгун, ракетчики и артиллеристы в дело даже не вступали. Наши потери составили двенадцать убитых и вдвое больше раненых, башибузук погибло около сотни и втрое большее число мы взяли в плен. Гусары Смерти вновь напомнили о себе, один лишь вид наших черепов действовал на турок деморализующе, но теперь, командуя бригадой, я не мог отдавать своим любимцам всю славу — меня бы просто не поняли прочие командиры. Так что успех приходилось делить на всех. А успех, несомненно, сопутствовал бригаде. И десяток корреспондентов, среди которых находился и Дмитрий Соколов, неизменно отмечали наши удачные действия.
Из Плевны я выбрался 31 июля и уже 4 августа добрался до реки Огоста, за которой виднелись черепичные крыши Кутловицы.
— За рекой турки соорудили редуты. У них имеются пять полевых орудия калибра 7.85, — четко, по-военному лаконично докладывал Рут. Рядом с ним находился успевший немного освоиться Громбчевский и еще парочку разведчиков, не считая нижних чинов. — Командует ими Гусейн-паша, под его рукой меньше двух тысяч человек.
— Раньше разговор шел о трех тысячах, — напомнил я.
— Так и есть, Михаил Сергеевич. Но Мехмет-Али-паша не верит в то, что Кутловицу можно удержать и потому приказал двум самым боеспособным таборам отойти к Берковице. Впрочем, мы взяли языка. Не угодно ли послушать, о чем он толкует? — предложил Рут.
— Конечно. Кто его добыл?
— Казачий разъезд под командованием есаула Доронина, с ними находился прапорщик Громбчевский.
— Прекрасная работа, господа. Будьте уверены, я о ней не забуду, — поблагодарил я офицеров. — Молодцы, ребята! Нижним чинам раздать по две чарки ракии, пленного турка привести
