Освобождение - Евгений Анташкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что-то я, по-моему, наделал не то!»
Сорокин с лампой вышел из сервировочной и пошёл по коридору. Он заглянул во все номера второго этажа, спустился на первый и тоже обошёл его весь. Он делал это, не отдавая себе отчёта в целях. Он заглянул в номера и даже в кабинет Доры Михайловны. Там он подошёл к несгораемому сейфу, потом открыл и закрыл ящики стола, заглянул в сервант, в котором стояла дорогая красивая фарфоровая посуда, и сел за её письменный стол.
«Ну что, Михал Капитоныч, ты выполнил указание Асакусы – ликвидировал Юшкова, но выполнил не полностью, теперь его надо сделать неузнаваемым!» Он оглянулся на сейф, повернулся к столу и увидел в пепельнице два окурка – оба были от тонких сигарет с примятыми кончиками – и вспомнил, что Дора Михайловна вставляет сигареты в тонкий мундштук. Он понюхал окурки и понял, что они здесь лежат не больше суток, может быть, даже меньше.
«Значит, она была здесь недавно! А атаман?» Он ещё раз заглянул в пепельницу, нет, там были окурки только от сигарет Доры.
«Значит, она была здесь одна? И что она делала? И скорее всего, она была тут недолго! Значит, она пришла и ушла?»
Рядом с сервантом была дверь, Сорокин открыл её и вошёл в комнату с кроватью под балдахином, большим зеркалом и будуаром, и громадным платяным шкафом. Он открыл все ящички будуара, порылся в коробочках и баночках, потом открыл дверцы шкафа – это был шкаф с одеждой Доры Михайловны, он узнал её кофточки и блузки, в которых она ходила, значит, это были её личные апартаменты, он постучал по стенам, стук везде был глухой, и он вспомнил о сейфе. Из любопытства он вернулся, потыкал в его замке отмычками, и сейф открылся. Сорокин настежь распахнул дверь и уселся напротив. Вверху сейфа было отделение с дверцей, закрытое, нижние полки были заставлены коробками из-под сигар, он открыл одну из них наугад, там были японские иены, в другой были американские доллары…
«Целый банк!»
На дне сейфа стоял портфель. Сорокин подхватил его двумя пальцами, но пальцы сорвались, потому что портфель оказался неожиданно тяжёлым. Он взял его, поставил на колени и открыл. В портфеле было темно, тогда он взял лампу и увидел холщовый мешок, намертво затянутый суровой ниткой. Сорокин достал из чернильного прибора перочинный нож, разрезал нитку и положил мешок, который оказался таким же тяжёлым, как портфель, на стол. В мешке, к дну которого почему-то прилип песок, были золотые слитки и россыпь монет царской чеканки.
«Вот она и «благодарность»!» – подумал Михаил Капитонович, вынул из мешка слитки, сложил их на дно сейфа, положил мешок с монетами в портфель, замкнул сейф и вышел из кабинета.
Он поднялся в сервировочную, прошёл мимо тела Юшкова, под подоконником стоял его чемодан.
«Так, посмотрим, что там!»
В чемодане под одеждой была тяжёлая алюминиевая коробка, Сорокин открыл её и увидел белые мерцающие пастилки литого серебра с выбитыми на них иероглифами.
«Китайское серебро! А вот и «нажитки», по-нашему фацай!»
На душе у Сорокина было спокойно. Он переложил коробку с юшковским серебром в портфель и подумал: «А что? Такой удачи у меня ещё не было, можно и отметить! Только надо выполнить до конца задание Асакусы, и можно отправляться на юг, но сначала поспать!» Он взялся за ноги Юшкова и поволок его в каминный кабинет.
«Надо керосин!»
В кладовой под лестницей оказалась стеклянная четверть, полная керосина, он поднял её в кабинет, положил Юшкова головой в камин и пошёл в сервировочную.
«Ну вот, всё и готово!»
На столе стояла посуда с нарезанным Юшковым мясом, хлебом и накрытые влажным полотенцем овощи. Михаил Капитонович поднял опрокинутый Юшковым, когда тот падал и цеплялся за стол, стакан и посмотрел на свет бутылку, та была пуста, он взял другую, обил сургуч, выбил пробку и налил. Алкоголь, от которого его организм за семь лет отвык, обжёг горло и провалился в желудок. Сорокин отломил лист капусты, взял ломоть хлеба и кусок мяса и стал жевать.
«Юшкову туда и дорога! Один чёрт, если бы я сдал его Советам, он бы – ведь он у Йёси не в чести – ни хрена бы для меня не сделал! Он предал один раз, предал бы и в другой! Он бы поделился со мной «нажитком»? Ну-ну! Это ещё неизвестно! А известно, что надо, как он и сказал, отсюда «тикать»! А что? Машина есть, фацай – честный, Доре я тоже оставил, а взял только «интерес», так что я тут больше никому ничего не должен!»
Сорокин встал и пошёл в кабинет, на полпути он вернулся и налил себе ещё: от выпитого на душе было уже не просто спокойно, а даже радостно.
Юшков лежал на спине головой в камин, Сорокин перевернул его лицом вниз и подумал, что это мерзкое дело нельзя делать на трезвую голову, и вернулся в сервировочную. Водка провалилась в желудок и горло уже не обожгла. «Чистый нектар! Ничто так не старит офицера!..» – вспомнил он и вернулся в каминный кабинет.
Керосин из бутыли вылился на голову Юшкова, загорелся синими языками, и волосы вспыхнули.
«Нет, на это так смотреть нельзя!»
Он снова сходил в сервировочную и выпил ещё.
«Как противно воняет керосином! Нет чтобы дров было заготовлено!»
По коридору плыл тошнотворный запах керосина и горящей плоти. Сорокин достал носовой платок и зажал нос. Он мог туда больше не ходить, но надо было убедиться, что керосин не плеснулся на пол и ковёр и не будет пожара.
«Чёрт, как всё это противно!» Он снова вернулся в сервировочную и прихватил графин с водой.
«Залить!»
Когда он шёл в кабинет, его ноги переступали мягко и плавно, а стены чуть пошатывались.
«Конечно, сколько я не пил!»
Он снова вернулся и выпил ещё.
«Сейчас! Надо убедиться, залить водой и где-то пару часов поспать!»
На ходу ему пришла в голову мысль, что спать в одном доме с трупом – дело нехорошее.
«А плевать! Что я, мёртвых не видал? Ещё водки, и мне будет все равно, а утром меня тут уже не будет!»
Он перевернул Юшкова на спину, его чёрного лица было не узнать.
«Вот и всё!» – подумал Михаил Капитонович, полил водой, закрыл форточку, плотно прикрыл дверь и сошёл вниз.
Пружины старого матраца в одной из наугад открытых им комнат впились в бок.
«Чёрт возьми, – подумал он, – а вроде приличное заведение! – Он повернулся на другой бок. – Надо было бы спать в кабинете, но там Юшков! Где же переночевать? Или перейти в комнату Доры, у неё-то наверняка кровать приличная! И дверь плотно закрывается!» Сколько раз и по каким только кабинетам не путешествовал Михаил Капитонович здесь раньше, он никогда не чувствовал пружины в боку, а до того ли было!
В спальне Доры всё было по-другому. Он выпил ещё, разделся, лёг и моментально уснул.
Миша лежал в кроватке, прабабушка сидела рядом, у неё над головой маленьким огоньком светилась лампадка под образом Георгия Победоносца.
– …и поднялся Ермак Тимофеевич на крутой берег Иртыша, и вышел против хана Кучума…
Миша слушал прабабушку, глядел на неё и не мог оторвать взгляда. Прабабушка замолчала и глянула в глаза Мише.
Михаил Капитонович вздрогнул, очнулся и поднялся на локте. Он тёр глаза, их слепил обжигающе яркий, красный, горячий свет, который, отражённый в зеркале, лился по спальне. Прислонившись бедром к будуарному столику, стоял и смотрел на него Юшков. Сорокин хотел встать, но не мог, у него были свинцовые ноги и пудовые руки, он не мог пошевелиться. У Юшкова горели волосы, его голова отделилась от тела и светящимся черепом поплыла по комнате, все ближе и ближе к Сорокину. Михаил Капитонович поднял руки и закрылся.
16 августа, четверг
– Ну что, Александр, ваши поиски к чему-нибудь привели?
Енисей сидел с отсутствующим взглядом, он услышал вопрос Степана, вздрогнул и посмотрел на него.
– Что-то удалось? – повторил вопрос Степан.
Сашик отрицательно помотал головой.
– А в Дайрен пытались дозвониться?
– Отец не оставил названия гостиницы, я не знаю, куда звонить… – И вдруг подумал: «Если они уже уехали куда-нибудь в Шанхай!»
– Тогда давайте так, когда здесь всё устаканится, я попробую попросить у командования разрешение для вас туда съездить, а пока расставьте людей, назначим старших, познакомьте их с моими, вы их знаете…
Сашик молча кивнул.
– …пока можете продолжить поиски здесь, в Харбине! Иван! – громко крикнул Степан. – И давайте договариваться с китайцами. Согласны?
Сашик снова кивнул.
– Иван, – сказал он вошедшему Савватееву, – скажи переводчику, что мы готовы.
Через час в комнату, где сидели Степан и Енисей, вошли Лао Чжан, его брат и переводчик.
Степан встал:
– Вот так, товарищи! Докладываю! Вчера, 15 августа, японский император объявил приказ о капитуляции. Японцы…
