Марат - Альберт Манфред

Насколько тесны были личные связи Марата с названными выше левыми депутатами — сказать трудно. Не сохранилось писем, которыми они обменивались, но известно, например, что Марат находился в переписке с ле Шапелье. В своих публичных выступлениях он не раз хорошо отзывался о Барнаве. В июне 1790 года он называл его в числе достойнейших наряду с Робеспьером, Петионом и другими. Даже в конце августа того же года, когда Марат публично, на страницах своей газеты, назвал Барнава «двусмысленным патриотом», он еще не рвал с ним окончательно и оставлял дверь открытой. «Для чести человечества я льщу себя надеждой, — писал Марат, — что мои опасения не имеют основания, что Барнав является только непоследовательным, что его легкие головокружения пройдут и он никогда не вынудит Друга народа к печальной необходимости запечатлеть на его лбу клеймо позора».

Эти слова показывают, что по отношению к отдельным членам этой группы Марат сохранял доброе отношение даже год спустя после начала революции.

Но, по собственному признанию, его связь с группой делегатов в целом была кратковременной и длилась не более шести недель. Он «очень скоро убедился, что их кажущаяся никчемность зависела от совсем других причин, а не от недостатка просвещения».

Его. зоркий взгляд сумел различить в многочисленном и пестром составе депутатов Национального собрания подлинных защитников демократии. Замечательно, что уже осенью 1789 года, когда имя Робеспьера было еще ничем не знаменито и большинство депутатов Собрания, а вслед за ними газетных хроникеров равнодушно оставляло его выступления без всякого внимания, Марат сумел должным образом оценить депутата от Арраса. В ноябре 1789 года Марат писал о Робеспьере, что «его имя всегда будет дорого для честных граждан». Марат не раз давал самую высокую оценку гражданским добродетелям Робеспьера в 1790-году. В одной из своих статей о «его называл «единственным депутатом, который, по-видимому, исполнен великих принципов и является, пожалуй, единственным патриотом, заседающим в сенате…».

За пределами Учредительного собрания Марат одобрительно оценивал журналистскую деятельность Камилла Демулена, издававшего тогда передовую по взглядам газету «Революции Франции и Брабанта». Видимо, осенью 1789 года, как это явствует из переписки, у Марата установились непосредственные дружеские отношения с Демуленом. Марат ценил талант остроумного журналиста и в главном одобрял политическую линию «генерального прокурора фонаря», как именовал себя Камилл Демулен. Правда, для Марата уже тогда были очевидны легкомыслие и непоследовательность «молодого собрата по оружию», и он порою журил его за это. Демулен же в эти годы относился к Марату с уважением и симпатией, нередко переходящей в восхищение.

Но Марату нетрудно было понять, что ни связи с влиятельными депутатами Собрания, ни сотрудничество с популярными журналистами, даже если бы они были прочными и тесными — а на деле было не так, — не давали ему возможности придать революции должное направление. Нужно было что-то иное.

Как и большинство парижан, Марат принял участие в революционных событиях 13–14 июля. Он позднее рассказывал, что в ночь на 14 июля ему удалось привлечь на помощь народ и остановить на Новом мосту отряды драгун и немецкой кавалерии, двигавшиеся к кварталам Сен-Жермена и Сент-Оноре. Марат придавал большое значение проявленной им инициативе, ему казалось, что, задержав отряды драгун на мосту, он тем самым немало повлиял на последующее развитие вооруженной борьбы между восставшим народом и правительственными войсками.

Может быть, в оценке значения этого ночного эпизода Марат допустил преувеличение. Участникам битвы нередко представляется, что тот пункт, где они сражаются, является самым главным. Марат был храбрым участником славных июльских дней 1789 года. Но вряд ли это можно считать каким-либо подвигом. В те исторические дни почти каждый из жителей столицы, если он не был трусом или слугой деспотической власти, оказывался втянутым в могучее народное движение. Марат был лишь одним из многих.

Все последующие дни Марат провел в дистрикте Карм — он был членом его комитета. Как он рассказывал, со вторника по воскресенье он не покидал помещения комитета, загруженный текущей работой.

Однако он не для того оставил свои научные исследования, чтобы превратиться в муниципального деятеля районного масштаба. Его не удовлетворяли и права комиссара дистрикта, которыми он был наделен. Он предложил комитету предоставить в его распоряжение типографию, чтобы иметь возможность опубликовать историю революции и затем высказывать публично советы Национальному собранию, действовавшему, по его мнению, после победы 14 июля недостаточно энергично.

Предложение Марата было отклонено большинством членов комитета; оно было сочтено опасным. Тогда с решительностью, столь свойственной его характеру, Жан Поль Марат расстался с комитетом дистрикта Карм и возвратился в свой пустовавший дом на улице Старой голубятни.

Он решил сражаться один; по крайней мере вначале.

Его главным, или, точнее сказать, даже единственным, оружием по-прежнему оставалось перо.

Примерно за три недели им были написаны и в большей части также опубликованы: ряд писем политического характера к председателю Национального собрания; непериодическое издание, своего рода газета «Монитер патриот», вышедшая лишь в первый и последний раз, и брошюра объемом около семидесяти типографских страниц — «Конституция, или проект Декларации прав человека и гражданина».

Любое из этих произведений требовало не только больших знаний, определенных и ясных политических взглядов, литературного мастерства, но и больших творческих усилий. Так, среди писем к председателю Генеральных штатов, дошедших до нас, можно найти и небольшие самостоятельные политические этюды. Одно из писем, например, озаглавлено так: «Обзор недостатков английской конституции, дабы избежать целого ряда подводных рифов в устройстве правительства, которое наши депутаты собираются дать Франции». Это был, в сущности, маленький политический трактат.

И все эти произведения, для создания которых, казалось, нужны были долгие месяцы, были написаны всего за десять, может быть, пятнадцать дней. Нельзя не поражаться творческому накалу и почти фантастической работоспособности автора?

Из всех сочинений Марата, созданных после начала революции, наибольшее значение имела «Конституция, или проект Декларации прав человека и гражданина».

Эта брошюра в шестьдесят семь страниц была выпущена в свет «издателем Бюиссоном (конечно, за счет самого автора) в конце августа 1789 года. Написана же она была, видимо, в конце июля или в самых первых числах августа, так как Марат жаловался, что вследствие разных проволочек при печатании она была издана на три недели позже, чем он на то рассчитывал.