Западный край. Рассказы. Сказки - То Хоай

— Лежите спокойно, вам нельзя разговаривать.

Старик повернулся на бок и прошептал:

— Пить…

Кхай налил в чашку горячего чая, бросил в нее сахар и помог старику сесть.

— Ты… должно быть… королевский шаман?.. — снова спросил он. — Пришел, напоил меня бальзамом и спас?

— Да нет, — громко ответил Кхай, — я работник Правительства. Лежите спокойно…

Старик выпил чашку сладкого чая. Он пристально вглядывался в лицо Тхао Кхая, словно изумляясь чему-то, потом наконец улегся и затих.

Ближе к ночи дождь перестал, капли не барабанили больше по листве, и оттого шум паводка стал отчетливей и громче. Старик, помолчав, заговорил опять; он то открывал глаза, то снова закрывал их, речь его была сбивчива и бессвязна — не поймешь, говорил ли он сам с собой или с Кхаем… Время от времени Тхао Кхай отвечал старику, не зная, слышит ли тот его. Больному вроде бы чудилось, будто вокруг него собрался целый сонм духов. Когда взгляд его падал на яркое красное пламя, старик как будто приходил в себя, но вскоре ему снова начинали мерещиться привидения. Множество людей, бог знает когда умерших, сидели здесь, толкуя о чем-то и горько вздыхая. И туманные обрывки разговора между бесплотными духами и живым человеком уплывали из светлого круга возле очага в темноту ночи. Слова сплетались в неясный загадочный диалог, и уже невозможно было отличить высказыванья старика от речей его призрачных собеседников…

— О горе! — это вроде сетовал старик. — Мудрые, всеведущие тхай селятся у подножий. Смекалистые и расторопные мео живут на высоких склонах. Одних только са постигла участь бездомной скотины. Лишь обретя своего государя, получим мы собственную землю, но кто знает, когда явится государь…

— Нет, — отвечал ему Кхай, — этот поганый государь никогда уже не вернется. У са и у мео есть теперь свое Правительство. Конечно, янки не терпится снова посадить нам на шею короля с начальниками, но пусть попробуют сунуться — народ их вышвырнет прочь.

— Выходит, ты совсем ничего не знаешь… — сказал старик. — Государь скоро будет здесь. Королевский посланец уже приходил к нам и все объяснил. Когда объявится государь, мрак окутает землю и небо на семь дней и семь ночей… В каждом доме должно быть припасено побольше хворосту, свечей и воску. Настанет конец света… Да, еще надобно каждому своими руками соорудить челн — когда объявится государь, вода поднимется выше самых высоких гор, и в ней потонут все, кто не соблюдал постов и запретов. А добродетельные люди останутся жить и вслед за королем поплывут в своих челнах… В каждом доме пусть приготовят двенадцать чашек риса на похлебку для государя… О небо, а ведь я не припас ни единого зернышка!.. Кто сумеет раньше всех угостить государя, тому улыбнется счастье. В этот день старцы помолодеют, дурнушки обернутся красавицами, а малорослые отроки при первом порыве ветра вырастут и возмужают… Кликни единожды — и с небес тотчас прилетит всесильный помощник…

— Скажите, почтеннейший, — спросил Кхай, — откуда берутся все эти странные россказни?

— …И еще — пусть каждый приготовит заранее по монете белого серебра… Кто поднесет королю монету, того он причислит к избранному своему народу…

— Да неправда все это!

— Нет, правда. Однажды я уже видел государя; но это был вроде самозванец, ставленник тэй. Нынче же, я верю, явится истинный государь. Ты дал мне сок сахарного тростника и оживил меня, значит, ты и есть посланец неба, обладатель счастливой судьбы. Тебе я открою правду. Кто бы другой ни спрашивал меня — кадровый ли работник или солдат, — ничего никому не скажу.

— Запомни, — он перешел на шепот, — если мышь пожирает рис, не стреляй, не ставь на нее ловушек. Мыши эти — государево войско. Чем больше сгрызут они рису и кукурузы, тем раньше объявится государь. Увидишь диких кабанов, топчущих пашню, не трогай их. Не прогоняй медведей, объедающих кукурузу. Они ведь вовсе не травят урожай, а сберегают его для нас впрок. Когда объявится государь, медведи, кабаны и мыши придут на могилы и помогут покойным родителям нашим восстать из гроба… Женщины пусть привыкают к опию, чтоб ублажить родителей. Если отец с матерью будут курить опий, они больше никогда не умрут… Надо забить на мясо всех белых буйволов, белых свиней и белоперых кур. А не то твари эти ослепят очи воскресших родителей — подойдут они к дому и не отыщут входа… И еще надо прирезать на мясо всех коз, они смердят, и родители, учуяв зловоние, не решатся войти в дом. Но не смейте убивать собак. Одной лишь собаке дано говорить с мертвыми, и она поможет нам узнать вернувшихся предков.

— Больно, дедушка, много заповедей! Всего и не упомнишь.

— А ты не поленись, заучи.

— Да кто же вам наговорил все это?

— Государев посланец. Он все растолковал.

— А он-то откуда взялся? Он был у вас здесь, что ли?

— Был… Заходил однажды. Он воротился сюда из Лаоса.

— Так. Выходит, мы должны сами отсечь себе руки и ноги. Без зерна, без скотины как же вести хозяйство? Тогда всем нам конец придет, дедушка.

Но старик стоял на своем:

— Посланец государя сказал: ни о чем не тревожьтесь. Каждая дикая былинка даст три съедобных растения: из корешков ее вырастут бобы, из стебля — кукуруза, из вершков — рис. Едва все съедят, плоды и злаки созреют снова. И человек от одной-единой травинки прокормится всю жизнь.

Кхай, с трудом удерживавшийся от смеха, изобразил удивление:

— Вот уж не слыхал о такой траве. Ну и что же дальше?

— А вот что: человек, наточивший поострее свой нож, получит поле; к тому, кто сколотит добрые ясли, прибегут свиньи. Король наш вернется верхом на двенадцатиглавом самолете. Самую лучшую посуду, одежду и утварь — все доставит нам государь. Да ты ведь еще не знаешь: люди са, зао и мео приведут к нам назад короля из Лаоса, это случится в восьмом месяце года. Пусть никто не уходит в носильщики и в солдаты, а тех, кто работает с кинями, надобно отозвать домой. Если они не воротятся в срок, родители их не восстанут из мертвых.

От страшных речей этих, зловеще звучавших в ночи, наполненной гулом разъяренных потоков, Кхаю стало не по себе.

Но он терпеливо слушал старика, покуда тот не затих, усталый и ослабевший. Кхай не стал прерывать старика, не вышучивал его и не пугал. Но, слушая бессвязные его речи, он чувствовал: это не обычные выдумки про духов и оборотней. Враги затеяли злое дело. Ловко играя на суевериях и невежестве, кто-то задумал снова посеять среди людей междоусобицы и страх. Бедный старик!

— Отчего же, несмотря на соблюдение запретов и долгие молитвы, государь до сих пор не вернулся? — спросил Кхай.

— Да ведь запреты блюлись и молитвы творились не от чистого сердца.

— Выходит, снова надо молиться?

— Пусть сосчитают всех до единой свиней и кур, соберут для закланья и принесут в жертву — тогда заклятья обретут должную силу. Может статься, и после всех молитв король не воротится к нам, тогда нужно самим идти в Лаос, ему навстречу. А если кто на пути в Лаос повстречает солдат, стерегущих реку Ма, пусть повернет назад, в лес, и идет другой дорогой, чтоб не попасться им на глаза. Так учил королевский посланец…

«Нет, здесь и впрямь не обошлось без вражеских козней», — подумал Кхай и спросил:

— Что ж, король боится наших солдат?

Но старик знай твердил свое:

— …Переправляясь через реку Ма, иди, не останавливаясь, пока не увидишь танцующих прямо посреди дороги двух стариков са, одетых во все белое. Тогда лишь можешь отдохнуть: это король выслал навстречу своих челядинцев. Здесь начинаются королевские владения.

— Неужели вы думаете, почтеннейший, — Кхай решил доискаться до сути, — что король посмеет вернуться сюда и не побоится Правительства?

Старик молчал. И тут Кхай не выдержал и расхохотался. Смех его заглушил невнятное бормотание старика.

Он понял: шаман — человек одержимый и сам боится того, о чем говорит.

Усталый старик забылся сном.

Кхай решил было расспросить его обо всем поподробней, но потом передумал: ведь старик болен, да к тому же все эти страхи измотали его вконец. Лучше уж обождать до утра — старик придет в себя, и можно будет выведать у него, есть ли и впрямь серьезный повод для опасений, а заодно и раскрыть глаза этому ослепленному суевериями человеку.

Кхай не верил всем этим выдумкам, издавна засевшим в головах стариков, как улитки в раковинах. Но по собственному своему опыту знал: наука, сталкиваясь с темнотой и невежеством, заполонившими сознание людей, иногда побеждает, а иногда и терпит провал. И предвидел, что на медпункте, где будут работать всего три человека, хлопот и сложностей не оберешься.

Погруженный в раздумья, он ворошил тлеющие угли и время от времени, привалясь спиной к столбу, забывался сном.