Пароль «Стрекоза» - Владимир Лукьянович Разумневич

— Стал бы я на это вату тратить! — отвечает Ромка. — Много чести!

Плотно заделав ватой оба браконьерских уха, он потирает ладони.

— Теперь я за тайну спокоен. Ни одного слова не расслышит.

Пионеры придвигаются вплотную к Константину Ивановичу. Без лишних разговоров они выносят решение: Пахомычу рук не развязывать; переправить его вместе с вещественными уликами в контору рыбнадзора.

На реке тарахтит катер.

— Папа едет! Папа едет! — первым замечает его Федя Малявка.

Катер несется стремительно, взяв прямой курс на березку. Вблизи от берега рокот смолкает.

— Следопыты здесь обитают? — весело спрашивает с катера знакомый голос.

— Здесь! Здесь! Здесь! — галдят мальчишки и бегут к реке.

Вместе с ребятами Федин папа подходит к костру, здоровается с Шубиным, с девочками и замечает у березы бородатого человека с завязанными руками, с ватой в ушах.

— А это что за тип?

— Он убийца, — угрюмо поясняет Андрейка. — Моего Носика… багром…

Андрейка отворачивается, не хочет, чтобы видели его слезы. Слышит, как Федин папа тяжело вздыхает:

— Добрый был пес…

Несколько минут длится тягостное безмолвие.

— Вот за этой бородатой личностью я на прошлой неделе на моторке гонялся. А теперь ребята его выследили, — наконец прерывает молчание капитан-наставник. — Он одному никудышному человеку сегодня ведерко икры на плот переправил. Наши сплавщики его засекли. Теперь получит по заслугам…

— У него еще лодка и мешок с рыбой. Вещественные улики, — говорит Ромка.

— Раз такое дело, рыбалку придется отставить, — говорит Федин папа. — На гаке потащим вещественные улики. Катерок в пароходстве мне дали замечательный! Что буксир — любой груз выдержит… Прошу следопытов пожаловать ко мне на борт!

К корме ребята привязывают веревкой браконьерскую лодку, пригнанную из протоки, и усаживают туда связанного Пахомыча, а сами перебираются на катер.

Шубин заводит мотор. Катер, фыркнув, трогается с места, забирая подальше от берега. На буксире он увозит бородатого пленника. Гулкий рокот тревожит тишину, словно над рекой бьется отчаянное сердце: туту, ту-ту…

Катер, задрав нос, несется на полной скорости, вспарывает гладь реки, распугивает серебристую рябь на волнах. Переливчатые блики на воде толкаются, мельтешат — то исчезают, дробясь, то появляются вновь.

— Жаль, уезжаете вы скоро, — говорит Федя Шубину. — А мы осенью собираемся в поход отправиться. Всей школой. В войну играть будем…

— Напиши мне. Обязательно приеду! — отвечает Шубин и, обхватив Федю за плечи, весело смотрит на ребят. — Мы еще встретимся, следопыты! Только пароль не забудьте. Пароль остается прежний! Слышите?

Высокая волна бежит к берегу. Она добирается до угасшего костра возле березы и, лизнув его, уползает обратно, оставляя на желтом песке темный широкий след.

ЧЕЛОВЕК ВВЕРХ НОГАМИ

Невеселые похождения одного весельчака

Зарядка для ума

Идут ребята в школу и видят — два валенка торчат из снега и дергаются. Раз валенки живые, то и человек, значит, живой. Нужно спасать!

Стали выкапывать несчастного из сугроба. Показались синие брюки. Потом туловище в черном пальто с собачьим воротником, голова в шапке-ушанке, посиневшие от холода руки. В правой зажат портфель, а в левой — какая-то бумажка.

Ребята глянули на стоявшего вверх ногами и ахнули:

— Да это же Влас Маковкин!

Поставили его на ноги, как нормального человека, и стали спрашивать:

— Как ты, Влас, здесь очутился?

— Кто тебя закопал?

Влас дрожал от холода и молчал. Соня Углова высказала предположение:

— Его, наверное, отец наказал. Влас на двойках да тройках катается и девочкам строит рожи.

— Не станет он родного сына живьем в сугроб закапывать, — возразил Глеб Горошин. — Такого не бывает даже в заграничных фильмах.

Пока школьники строили догадки, Влас стряхивал шапкой снег с пальто и брюк, тер посиневшие щеки и озирался по сторонам. Маленький Тараска Котов сказал, что у Власа, наверное, несчастье и он, нырнув в сугроб, решил сам себя заморозить. При этих словах Маковкин ухмыльнулся и дернул Тараску за нос:

— Больно надо замерзать! Назло девчонкам не умру!

— Кто ж тебя в сугроб толкнул? — спросил Глеб.

— Никто меня не толкал. Я сам провалился.

— Вверх ногами разве проваливаются?

— Я зарядкой занимался.

— Какой такой зарядкой?

— Умственной.

— Вверх ногами?

— Разве не знаешь? Ночью, когда плашмя лежишь, голова лишь наполовину умная. Стоит утром чуть-чуть походить на руках, ум перемещается куда надо. Приходишь в класс с головой, набитой умом.

Соня Углова ехидно заметила:

— Был бы умным, не получал бы двоек по арифметике.

— Оттого и двойки появлялись, — сказал Влас, — что раньше умственной зарядкой не занимался. Сегодня я первый раз. Теперь задачки сами будут решаться.

— Почему же обязательно в снегу торчать?

— Дома, конечно, теплее. Но на полу я сваливаюсь. Перевес на правый бок. А в сугробе со всех сторон поддержка. Стой себе сколько угодно!

— Глупости все это. — Соня Углова не стала дальше слушать, фыркнула и ушла.

Глеб Горошин сдвинул шапку набекрень и задумался:

— В какой-то ученой книжке я читал: голове и вправду полезно иногда побыть внизу.

— Конечно, полезно, — подхватил Тараска, у которого в табеле двоек не меньше, чем у Власа. — Когда в походе ноги устают, что туристы делают? Задирают ноги кверху. Кровь отхлынет, и они — ать, два! — шагают дальше как ни в чем не бывало. То же и с головой. Не может она всю жизнь торчать вверх! И ей передышка нужна.

— Особенно по утрам, когда в школу надо, — уточнил Влас.

В школе перед началом занятий он раскрыл тетрадку по арифметике и попросил ребят отойти, не мешать ему. За какие-нибудь минуты две-три, пока не прозвонил звонок, он решил труднейшую домашнюю задачку. Анастасия Ивановна на уроке похвалила его.

Тараска Котов позеленел от зависти. Вчера он до поздней ночи бился над задачкой и ничего не мог поделать. А Влас одним махом справился. Зарядка, видимо, и впрямь помогает.

Из сугроба на другое утро торчало не два валенка, а четыре.

А через день Соня Углова увидела над снежной горой еще и мохнатые унты Глеба Горошина. После того как Анастасия Ивановна поругала его за ошибки в диктанте, он тоже решил