Лицом к подсознанию. Техники личностного роста на примере метода самотерапии - Мюриэл Шиффман

Теперь я наконец была свободна. Я прислушалась к чувствам ребенка в себе, взрослый смог вступить в свои права и авторитетно заявить, что ведьм не бывает. Я могла избавиться от Мэриэн раз и навсегда, что я и сделала. Прошло несколько дней, и она по-видимому решила, что я достаточно наказана, можно меня милостиво простить и продолжить на том же месте, где мы остановились. Она позвонила и самым любезным тоном, ни словом не упомянув о прошлых неприятностях, предложила заехать за мной, чтобы отвезти на собрание. Я вежливо, но твердо отказалась от ее предложения под удобным предлогом. День за днем Мэриэн продолжала делать попытки к примирению, без труда мною отвергаемые, и в результате ей ничего не оставалось, как принять бесповоротность нашего разрыва. Я освободилась от этой тягостной дружбы.

Теперь, разоблачив свою скрытую веру в ведьм, я вспомнила и другие аналогичные отношения с «могущественными» женщинами, которых боялась и чувствовала необходимость им потакать: некоторых школьных учителей, например. На этот раз я преисполнилась решимости твердо усвоить урок и больше не попадаться на эту удочку.

Примерно год спустя я навестила одного моего Хорошего Слушателя из-за неадекватной реакции, с которой никак не могла разобраться самостоятельно.

— У меня что-то не ладится в хоре, — стала рассказывать я Хильде. — Песни замечательные, но возникает странное чувство, что руководительница хора меня недолюбливает. Что ты об этом думаешь?

Хильда побывала на одной из моих репетиций. Нет, никакой дискриминации по отношению ко мне она не заметила.

— Мне хотелось бы продолжать там петь, — делилась я с ней, — но при мысли о следующей встрече меня охватывает странное беспокойство, я буквально дрожу от волнения. Кажется, меня мучает тревога. Я продолжаю думать, что Джулия испытывает ко мне какую-то неприязнь.

— Она нравится тебе?

— Я бы не сказала. Думаю, я немного боюсь ее — она такая агрессивная женщина. Но у меня чувство, что мне надо остаться в ее хоре и заставить ее полюбить меня.

— Зачем?

Неожиданно я вспомнила Мэриэн и свою скрытую веру в ведьм. На мгновение меня захлестнула горячая волна стыда: подумать только, я до сих пор веду себя как ребенок, все еще страдаю от этой дурацкой болезни, боязни магии. В следующий момент с моей нерешительностью было покончено. Вокруг столько других хоров, вовсе необязательно привязывать себя к одному месту, продолжая мучить упорно не желающего взрослеть внутреннего ребенка. Поэтому я бросила этот хор, и с проблемой было покончено.

Однажды, через несколько лет после этого случая, мне позвонила некая миссис Л., которая сказала, что была на одной из моих лекций. Мы немного поговорили о том, о сем. Она оказалась чрезвычайно умным и образованным человеком и не только разделяла мои вкусы в чтении, но и могла порекомендовать некоторых авторов, которых я не знала. Потом, без всякой преамбулы, она объявила с некоторым самодовольством, что на протяжении нескольких лет периодически практикует терапию. «Меня не очень интересует ваше преподавание, но думаю, между нами много общего. Вы производите впечатление достаточно умного и начитанного человека, поэтому я решила, что лучше мне быть вашей подругой, чем студенткой». Такой безжалостно прямолинейный подход совершенно меня ошеломил и застал врасплох. (Разве в дружеские отношения прыгают, как в холодную воду, а не входят постепенно? И разве не заключается дружба по взаимному невысказанному согласию?) Но мне так не хотелось ее обижать, поэтому я осторожно согласилась, что это было бы неплохо, оговорившись тем не менее, что я очень занятой человек и вынуждена по большей части общаться по телефону. «Не затрудняйте себя оправданиями, — отрезала она в ответ, — если вы слишком часто будете заняты, то я и сама пойму, что не нужна вам».

Положив трубку, я почувствовала смутную тревогу. Было непонятно, что делать, если она станет слишком требовательной. Она показалась мне весьма умной и энергичной, так что это даже слегка пугало, но я и в самом деле была очень занятым человеком. В тот же вечер я рассказала о ней Берни.

— Бедная, — сказала я печально, — она до того эксцентрична, что рядом с ней, должно быть, становится страшно. Бьюсь об заклад, она постоянно отпугивает от себя людей, удивляясь при этом почему.

Берни был краток и высказался по существу:

— Похоже, какая-то чокнутая. Лучше держись от нее подальше.

Но я продолжала думать о том, сколько подруг ее уже отвергли, поэтому просто не могла себе позволить стать ее очередным разочарованием. Этот телефонный разговор, ее по-детски трогательное требование, скрытое под маской внешнего высокомерия, назойливо звучал у меня в ушах. Конечно, времени разъезжать по гостям у меня не было, но уделять по полчаса для своего рода телефонной дружбы я вполне могла себе позволить. Итак, я последовала ее совету и прочла книги, которые она рекомендовала, после чего у меня возникло желание позвонить ей и поделиться своими впечатлениями. У нас состоялось увлекательная дискуссия о прочитанном (ее действительно отличал острый ум), и повесив трубку, я вздохнула с облегчением от мысли, как гладко у меня прошел этот разговор.

Как оказалось, поздравлять себя было рано. На следующей неделе миссис Л. позвонила с требованием (и это самое подходящее слово), чтобы в этот день я навестила ее. У меня был безумный день, когда не было и минуты для передышки, — я действительно пыталась обогнать время, но имперский тон ее голоса не терпел возражений. Я не отважилась первой предложить отложить нашу встречу.

— Вообще-то, — промямлила я, — сегодня у меня тяжелый день. Наверное, не получится выбраться к вам до самого вечера. — В душе я надеялась, что она все поймет и отпустит меня с миром.

— Меня устраивает любое время, — отрезала в ответ миссис Л., — главное, чтобы вы приехали.

На этом разговор был закончен. Весь день я крутилась, как белка в колесе, отчаянно пытаясь вставить этот чрезвычайно неудобный визит в свое переполненное расписание. Ближе к вечеру, когда единственным моим желанием было вытянуть ноги на софе, полистать газеты, а потом не спеша поужинать, я подъезжала к ее дому.

Самым лучшим гостеприимством в тот момент для меня была бы хорошая чашечка кофе (предпочтительно внутривенно), однако моя хозяйка, не принимая возражений, разлила шерри и затеяла философский монолог, очевидно задуманный с целью потрясти или испытать меня, или что-то в этом роде. Никаких Великих Книжных дискуссий. Вместо этого с какой-то истеричной напыщенностью, резким, срывающимся на визг голосом, с нарочитой небрежностью миссис Л. стала щеголять передо мной своими познаниями и эксцентричными идеями. Меня никогда не шокируют личные откровения, когда люди по-настоящему искренне раскрываются передо мной, хотя чаще всего их страдания меня волнуют. Но на этот раз происходило нечто совершенно иное: своего рода фальшивая порочность, претенциозность злой выходки, сознательно усложненная речь, которая могла только смутить меня и заставить мучиться от скуки. Я чувствовала, как она старается неким невообразимым способом произвести на меня впечатление. Видимо, сочетание шерри и усталости притупило мое остроумие, и все, что мне удалось в этой ситуации, — вымучивать из себя любезную улыбку с единственной мыслью, как скоро я сумею вежливо ретироваться отсюда восвояси. Наконец, когда, выждав не выходящий за рамки приличия интервал, я стала весьма неуклюже откланиваться, она наградила меня на прощание словами, которые угрожающе запечатлелись у меня в ушах: «Запомните, если я не услышу вас в ближайшее время, то буду знать, что вы меня отвергли». Такая форма шантажа была мне не по зубам.

Последующие дни я провела в беспокойстве из-за миссис Л. Я больше не могла позволить себе тратить время на визиты к ней. Кроме того, только телефонные разговоры с ней доставляли мне какое-то удовольствие, во плоти она была ужасна. Следовало ли мне звонить ей? Чтобы обсудить новые книги, которые я только что прочла? Или объяснить ей еще раз, что располагаю временем только для телефонной дружбы? Или для извинений за то, что не приглашаю ее к себе? Берни возмущало мое поведение. «Бога ради, не звони ты ей. Так ты только лишний раз обнадежишь ее, кроме того, этого для нее явно будет недостаточно. Оставь ее в покое».

Разумом я понимала, что он прав, но эмоции толкали меня в другом направлении. Я чувствовала тягостную потребность позвонить ей: мне было так ее жаль, мучила вина за то, что я отвергаю ее. Я начала осознавать свою одержимость мыслями о миссис Л., и это был Шаг 1. Распознать неадекватную реакцию. Настало время вглядеться в себя и понять, что я скрываю. Поэтому я решила поговорить с одной из моих Хороших Слушательниц — не с Берни: он всегда был слишком полон «дельных советов», вместо того чтобы помочь мне в самотерапии. Итак, я рассказала все о миссис Л., начиная с первого телефонного звонка до моего визита и последующих навязчивых мыслей. «Бедная, — подвела я итог сказанному, — мне так ее жаль. Конечно, она эксцентричная натура. Именно потому мне так не хочется ее обижать: должно быть, такое с ней слишком часто случается». Это стало Шагом 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Моей внешней эмоцией в этом случае оказалась жалость.