Ночью в дождь... - Андрис Колбергс

«Почему я не могу сказать ему сразу? Больше никогда! Никогда! Никогда!»

Через несколько минут он уже входил в аудиторию.

Шелест бумаги и разговоры прекратились сразу.

Глава XV

План действий мы обсуждаем в кабинете у Шефа. После встречи с Зелигманом прошло несколько часов. Но мы с Иваром, конечно, не сидели сложа руки, а по разным каналам собирали информацию об Илгонисе Алпе — так зовут мальчика из Сашиного фотоальбома. Ему семнадцать лет, учится в последнем классе средней школы. Но в определении возраста Зелигман, кажется, ошибся. Сейчас мы уже знаем, что Илгонис носит красную спортивную куртку и серый джемпер, знаем, что в тот день в школе он отпросился после третьего урока, сказав, что должен быть в спорткомитете, знаем, что там не появлялся.

Он кандидат в мастера по мотоспорту.

Кроме того, нам известно, что он замкнут, заносчив — ни в школе, ни в мотоклубе ни с кем особенно не дружит.

Успеваемость хорошая, поведение примерное.

Около трех лет назад вместе с двумя другими подростками постарше был судим за незаконный угон машины. Один из них стал продавать детали угнанной машины (это ничего, что не знаем, какие именно) и был приговорен к лишению свободы, другой, как и Илгонис, отделался испугом.

— Что с ними стало? — спрашивает Шеф.

Следователь прокуратуры Ирина Спулле долго роется в сумочке, ища спички. Наконец обнаруживает их перед собой на столе, рядом с пачкой «Космоса».

— Наркевич учится в медицинском институте на втором курсе, — отвечает Ивар Шефу.

— Как учится?

— Мне сказали — нормально. А Кирмуж после отбытия наказания вернулся в гараж, где работал до заключения. В тот день Кирмуж находился в гараже еще после двенадцати, а…

— И часто он работает сверхурочно? — спрашивает Шеф.

— Насколько я понимаю, в тот день он халтурил. Ремонтировал машину — то ли свою, то ли родственника. Начальник ему разрешил. Я не очень-то расспрашивал, чтоб не вызвать подозрений. Живет с матерью, не женат.

— А Наркевич?

— Был на лекциях. До шестнадцати ноль пяти.

— Уж не сын ли известного профессора Наркевича? — спросила Спулле.

Ивар пожимал плечами.

— Может быть, — бурчит Шеф. — Какое это имеет значение.

— Браво! — громко смеется Спулле, но, глянув на угрюмого Шефа, умолкает и продолжает уже деловито, как будто этого ее «браво!» и не было вовсе: — Что касается меня, то я согласна на любые жертвы!

— В пределах закона… — вставляет Ивар.

— Конечно!

— В пределах закона жертв не бывает, — заканчиваю я. — Может быть, прокуратура хочет нам что-нибудь порекомендовать?

Закурив, Спулле отрицательно качает головой. Странно, но, в отличие от других женщин, курение ей идет. Может потому, что не мается с сигаретой, как черт с оглоблей, а держит ее в ухоженных пальцах элегантно и непринужденно.

— Чтобы продвинуться вперед в расследовании убийства Грунского, мы должны найти красные «Жигули». Для экспертов. А уж следы они обнаружат, если его перевозили на этой машине. Не знаю, что именно они там обнаружат, — может, волосы, может, пятна крови, может, хлороформ, — но что-нибудь да обнаружат, и тогда, Ирина, к началу следствия у вас будут доказательства, подтвержденные документами.

— В качестве аванса никакого постановления об обыске не будет, — Спулле понимает меня с полуслова. — Вам только дай волю… Все равно что джинна выпустить из бутылки: обратно не загонишь.

— Красные «Жигули» — не эфир, испариться они не могли, — спокойно продолжаю я. — Машину можно сжечь, утопить или закопать, но следы все равно останутся. В мире стало настолько тесно, что упрятать целую машину уже нельзя. В глухом месте — подозрительно, в оживленном — еще подозрительнее. Найдут, и совсем скоро, если очень понадобится. Значит, остается только одна возможность избавиться от машины — разобрать ее на части.

— Или растереть в порошок и развеять по ветру.

— Как только мы задержим Илгониса Алпа, его дружки сразу бросятся прятать или уничтожать то, что им удалось укрыть в надежде на продажу. Мы должны действовать молниеносно, чтобы они не успели. Сейчас мы еще не можем вам сказать, какая именно квартира и какой гараж или дровяной сарай нас заинтересует. Решение об обыске нам необходимо незамедлительно.

— Хорошо, я согласна торчать с вами всю ночь!

— Не надо, — вдруг вступает в разговор Шеф. — Не надо никакой ночи.

— А у Алпа сегодня вечером в мотоклубе тренировка, — докладывает Ивар. — Брать его до этого нельзя — у него там могут быть сообщники. И они сразу начнут путать следы, если Алп не придет.

Никто из нас не сомневается в том, что у Илгониса Алпа был сообщник, хотя о нем не упоминалось. Он так или иначе замешан в деле, но сообщник есть несомненно: в нашей практике почти не встречаются подростки, совершившие преступления в одиночку, хотя у американцев статистика другая — одиннадцать и восемь десятых процента!

— Поэтому я и сказал, что не нужно никакой ночи, — продолжает Шеф. — Маловероятно, что у него есть сообщники в школе. Если задержите утром, то уже до обеда со всем управитесь. Сомневаюсь, целесообразно ли вам самим выезжать на обыск. Скажите только, где и что искать, — другие с этим справятся не хуже вас. Например, под руководством товарища Спулле.

— Вы, может быть, думаете, что мне очень нравится торчать в кабинете. Да я с удовольствием поеду. В котором часу завтра надо быть здесь?

— Мы позвоним, как только узнаем первый адрес. Должно быть, не раньше девяти, — говорю я. — Хотя… Разве можно знать наверняка? Мальчоночка уже прошел однажды через кабинеты следователей, поэтому может закрыть рот на замок.

Вот он идет по улице, видимо, в той же красной спортивной куртке, которую описал Зелигман. Упругой походкой. Сложен пропорционально, но ростом маловат. Не замечает, что мы на «Волге» следуем за ним.

— Не хватит ли ему разгуливать? — спрашивает шофер.

— Пусть немного подышит свежим воздухом, — отвечает Ивар. — Вдруг он намерен с кем-то встретиться, кому-то позвонить. Из дому звонить не всегда удобно: мать или отец могут подслушать.

Когда до школы остается меньше квартала, мы обгоняем его и останавливаемся у края тротуара. Остальное — дело техники, думаю, никто из прохожих даже не заметил, как мы усадили парня в машину. Он ни о чем не спрашивает, не протестует. Не произносит ни слова, сжав губы, сидит на заднем сиденье между мной и Иваром.

Ладно, мы тоже ни о чем не станем спрашивать.

Для психологической подготовки мы запланировали небольшую экскурсию — маршрут шоферу известен. У нас своя корысть, поэтому на сей раз за рулем сидит не работник милиции, а дружинник, шофер такси по профессии.

Сыскное дело — занятие своеобразное. Вот как высказался некий чиновник довоенной рижской уголовной полиции об одном из аспектов этого дела: «Ты должен говорить, что знаешь больше, чем знаешь, а знать должен больше, чем говоришь, что знаешь».

Что касается нас, то мы сейчас руководствуемся первой частью этого выражения: пытаемся внушить Илгонису Алпу, что мы знаем больше, чем знаем на самом деле.

Наконец «Волга», вынырнув из небольших переулков Задвинья на магистраль, пролетает по вантовому мосту, и вот мы уже в Садах. Проезжая по асфальтированной дороге через Сады, шофер резко снижает скорость. Мы сворачиваем налево, потом направо и останавливаемся именно в том месте, где Зелигман заметил мальчишку возле красных «Жигулей». Шофер выключает зажигание. Сидим молчим. Времени прошло немного, но тянется оно медленно. Затем наш шофер выезжает из тупика задним ходом — точно так же, как Илгонис Алп на «Жигулях». Следующая остановка — там, где «Жигуль» поджидал Грунского. И наконец — возле канавы, где был обнаружен труп.

В машине все еще никто не произнес ни слова. Тишина работает на нас. Твое лицо, парень, ничего не выражает, но я прекрасно понимаю, сколько опасных и неприятных вопросов возникает в твоей голове. Ты пытаешься разобраться, много ли мы знаем, чтобы потом, признаваясь, не увязнуть в болоте слишком глубоко. И поэтому решил отмалчиваться, не так ли? Такое, парень, мы видим чуть ли не каждый день, для нас в этом нет ничего нового. Не поможет.

Притормаживаем возле кучи шведской брусчатки. На обочине улицы сложены рельсы, которые поменяли, по новой линии уже несется трамвай, теперь дело лишь за мостильщиками, но их не видно. Мы с Иваром не уверены, что камень для Грунского взят именно отсюда, хотя, по нашим предположениям, это наиболее реальный вариант. Вреда, в конце концов, от того, что парень посмотрит на брусчатку, не будет, и мы не можем отказать себе в удовольствии здесь остановиться.

Подняв хвост вертикально, словно пику, из подворотни важно выходит рыжий кот и, вспрыгнув на кучу брусчатки, начинает лапой чистить усы.

Длинные ряды окон заводского корпуса «Видземе».

Стоянка.

— Проканителься ты тут на пару минут дольше, тебе крепко намяли бы бока, — пристально глядя Алпу в глаза, говорит Ивар.