Жизнь и Учение мастеров Дальнего Востока - Бэрд Сполдинг

Минут через двадцать все они возвратились назад. Лошади увязали в снегу, да вдобавок бушевала метель, каких они не видали уже много лет. Разбойникам ничего больше не оставалось, как расположиться на ночлег.

Один из участников экспедиции сказал: «Лучше все-таки ночевать в чужом лагере, чем блуждать в степи в такую бурю». Джаст повернулся к нам и произнес: «Дом Отца стоит там, где находитесь вы; если вы сидите в Его доме, у Отца радостно на душе. Какой прок в тепле и радости, пребывающим в этом доме, если вас в нем нет и если вы даже не знаете, что там тепло и радостно? Вы можете позвать к себе тех, кто находится снаружи, но они не войдут, потому что не знают, где вы пребываете. Эти дорогие братья чувствуют тепло, но не решаются подойти к тем, кого привыкли грабить и убивать; они не верят, что их вчерашние жертвы приютили и обогрели их по доброте душевной и без всякой задней мысли. Они не ведают, что посреди снега и холода, посреди лютейшей бури всегда пребывает Отец; и что тому, кто сделал Его дом своим домом и постоянно пребывает в нем, не страшны ни буря, ни ураган, ни наводнение. Но стоит вам утратить связь с Господом, и на вас тут же обрушатся ветры, бури и потоки воды.

Если вы устремите свой мысленный взор на Господа и не будете отвлекаться ни на что другое, вы сможете совершить то же, что и мы. Мы мысленно говорим себе: «Я устремляю свой взор на Тебя, Господи; я не знаю никого, кроме Тебя, Господи; во всех вещах я вижу одного только Бога. Я твердо стою на Святой Горе и не ведаю ничего, кроме Твоей Любви Жизни и Мудрости. Меня постоянно пронизывает Твой Божественный Дух. Он всегда пребывает в избытке внутри меня и снаружи. Я знаю, Отче что Твой Дух пребывает не только во мне, но и во всех Твоих чадах. Я знаю, Отче, что у меня нет ничего, чего не было бы у каждого из них, а у каждого из них есть Бог. Слава Тебе, Господи».

И в самом сердце бури можно обрести настоящий покой; но истинный покой — в душе человека, обретшего самого себя. Человек может убежать в далекую, безжизненную пустыню, но и там его настигнут ветры страстей и громы страха.

На первый взгляд, природа даже поощряет грубую силу, алчность и кровопролитие; но задумайтесь над следующим фактом.

В мире гораздо больше овец, чем львов. И это далеко не случайно. Природа — не слепой разиня. Природа — это сам труженик Бог; Он не тратит материал попусту и ни в чем не ошибается. Не поражает ли вас тот факт, что в бурлящем тигле первичных сил Природы лев так и не сожрал ягненка? В борьбе за жизнь овца одержала несомненную победу надо львом. И дело даже не в том, что человек всегда становится на сторону овцы. Понятно, что первой человеческой жертвой был не грозный лев, а беззащитный ягненок. Да и потом люди убивали гораздо больше невинных тварей, чем хищников. Не человек, а сама Природа вынесла львиному роду окончательный приговор. Поразмыслите над тем, что Природа никогда не наделяет одно и то же животное двумя противоположными способностями. Лев — прекрасный драчун, но никудышный производитель. Все силы его прекрасного тела уходят на борьбу. Произведение потомства истощает его, и львы размножаются лишь эпизодически. Овца, наоборот, слаба и не умеет драться. Она не тратит сил на борьбу, и вся ее энергия уходит на размножение. Природа осознала, что, создавая льва, совершила ошибку. И решила ее исправить. Поэтому лев и прочие хищники неуклонно вымирают.

В непреложном законе Природы, обрекающем всех хищников на вымирание, не бывает исключений. Природа вершит высшую справедливость, и, по закону вселенной, агрессор, будь то зверь или человек в облике зверя, лесной или городской житель, всегда проигрывал, проигрывает и будет проигрывать до скончания века. Лев всегда терпит поражение. Он проигрывает даже тогда, когда побеждает. Убивая, он умирает сам. Разрывая зубами трепещущую плоть украденной овцы, он пожирает свой собственный род. Когда первый лев повалил на землю свою первую жертву и, клацнув окровавленными челюстями, заурчал от удовольствия, он проревел не песню победы над своей беспомощной жертвой, но отходную над собственным родом. Хищники — неприкаянные скитальцы. Львы не собираются в стада. Медведи не ходят стаями. Дикари живут небольшими группками, враждующими между собой. И в мире людей, и в мире зверей жестокость обращается на самое себя и служит источником слабости.

Итак, по закону вещей, дикие животные обязаны уйти со сцены. Ни один великий полководец никогда ничего не завоевал. Все его победы — сплошной самообман. Империи, созданные силой меча, разрушаются до основания. Когда рушатся империи, воины всегда отрекаются от силы и прибегают к правосудию. Хищник в облике человека или животного всегда одинок, беззащитен и обречен, ибо подлинная сила — в кротости. Кротость — тот же лев, наделенный всеми львиными качествами, за исключением кровожадности, и скоро весь мир признает кротость своим единовластным повелителем.

Человек творит себя либо разрушает. На наковальне мысли он кует оружие собственного уничтожения или же мастерит инструменты для постройки небесных замков радости, силы и мира. Если человек делает правильный выбор и верно применяет свои мыслительные способности, он восходит к Божественному Совершенству. При злоупотреблении своими мыслительными способностями он нисходит ниже уровня животного. Между двумя этими полюсами расположены бесчисленные градации характера; их творец и хозяин — сам человек.

Эти разбойники — остатки некогда великого и могучего народа. Их предки населяли эту землю еще в те времена, когда здесь цвела прекрасная промышленная империя. Они были знакомы с науками и искусствами. Они знали также, откуда ведут свое происхождение и откуда черпают силу, и поклонялись только этому источнику и этой силе. Но настали времена, когда они обратили свой взор к плотским удовольствиям, и тело тотчас же стало им изменять. Затем по стране прокатилось стихийное бедствие: империю опустошил невиданный потоп; спаслась лишь небольшая горстка людей, укрывшихся на возвышенностях. Люди объединились в общины, из которых впоследствии развились основные европейские нации.

Район Гоби, включая ту область, в которой мы сейчас находимся, был отрезан от остального мира: то здесь, то там над водой высились небольшие голые островки. Люди, полуживые от страха и голода, объединились в изолированные общины, состоявшие порою из одной — двух семей. Эти общины стали прообразом нынешних разбойничьих шаек. Они постоянно враждуют между собой и ведут полунищенский образ жизни. Они забыли свою историю и откуда ведут свое происхождение, но их легенду указывают на один и тот же источник. Существует множество формальных различий, но в сути своей они сходятся».

Джаст спросил, не утомил ли нас: многие из наших друзей уже крепко спали. Мы посмотрели в сторону разбойников и убедились, что они тоже все уже спят. Буря еще не утихла, но они, видимо, о ней забыли. Мы вошли в палатку, улеглись в постель и заснули со словами благодарности на устах.

Когда мы проснулись, на небе уже сияло солнце, а в лагере царило оживление. Мы поспешно оделись и вышли; все, включая разбойников, уже заждались нас. За завтраком мы договорились идти с разбойниками до их лагеря, так как прокладывать дорогу вместе было значительно легче. Разбойникам эта идея понравилась, чего, впрочем, не скажешь о нас: мы узнали, что в лагере было с полсотни головорезов. Когда мы покончили с завтраком, небо окончательно прояснилось, и мы снялись с лагеря, прокладывая вместе с разбойниками дорогу в снегу. Остальные, взвалив на себя лагерное снаряжение, плелись в хвосте.

Хотя до разбойничьего лагеря было всего лишь двенадцать миль, мы пришли туда только к обеду, уставшие до смерти. Стоянка оказалась очень удобной, и для нас сразу же нашлось просторное помещение. После обеда решено было переждать пару дней, пока растает снег; ведь нам предстояло пересечь перевал высотой около пятнадцати тысяч футов. Желанное тепло никак не наступало, и нам пришлось задержаться еще на два дня. Жители деревни относились к нам с величайшим почтением и изо всех сил старались нам услужить.

Когда мы уходили, к нам подошли двое мужчин и попросили взять их с собой. Мы и сами собирались навербовать в большой деревне, расположенной в семидесяти милях отсюда, как можно больше помощников, а потому с радостью выполнили их просьбу. Они не расставались с нами до осени.

Чуть ли не половина жителей деревни вышла нас проводить. Они помогли нам проложить дорогу в глубоком снегу, за что мы были им очень благодарны: восхождение выдалось чрезвычайно трудным. На вершине перевала мы распрощались со своими друзьями-разбойниками и 28 мая прибыли на место встречи; наши товарищи дожидались нас уже три дня.

Глава 10

Отдохнув неделю и починив снаряжение, наша сводная бригада отправилась в экспедицию к развалинам древнего уйгурского города, куда мы прибыли 30-го июня. Мы немедленно приступили к работе и, опустившись на глубину пятидесяти футов, наткнулись на стену древнего сооружения. На глубине чуть больше девяноста футов мы обнаружили просторную залу, уставленную золотыми, серебряными, бронзовыми и глиняными статуями тончайшей работы. Когда мы окончательно убедились, что под землей погребен целый город, мы перешли на другое место. Здесь нам пришлось углубиться в землю на сорок футов, прежде чем мы наткнулись на бесспорные следы цивилизации. Мы провели тщательнейшие раскопки и установили, что перед нами развалины огромного древнего города.