Терской Фронт - Борис Громов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четыре утра, смена произошла час назад, у меня в запасе еще два. Те, боевики, что сменились - уже давно уснули, те, что заступили, успели подустать. Пора! Промежуток между четырьмя и шестью утра знающие люди называют "собачьей вахтой". Самое поганое время для часового. Непроглядная чернота ночи постепенно начинает сменяться предрассветными сумерками. Выползает откуда-то липкий и холодный туман. Видимость - ноль, или близкая к нему. Хочется одеться или завернуться во что-нибудь теплое и сидеть неподвижно, хочется спать. В такое время чаще всего и совершаются нападения на охраняемые объекты. И те, кто их охраняет, если он разбирается в вопросе, именно в это время повышают бдительность и выставляет дополнительные посты. Вот только среди Непримиримых, на наше счастье, таких разбирающихся, похоже, нет.
- Значит так, Толя, - еще раз шепотом разъясняю я напарнику, - сейчас аккуратно, пробираюсь туда и снимаю часовых. Пока я туда ползу, ты предельно тихо и осторожно спускаешься к дороге и занимаешь там позицию. Как закончу с часовыми, я тебе один раз моргну фонарем, тогда сразу ко мне, быстро, но без шума. Будку "зачищаем" уже вдвоем. Потом - хватаем все, что поднимем, я быстренько все фотографирую и сваливаем. По данным ханкалинской разведки, в Атагах, что в Старых, что в Новых, никого нет. В Чири-Юрте - тоже. А до Алхазурово и Дуба-Юрта далековато. Услышать не должны. А даже если и услышат - пока поймут, что к чему, пока доедут. В общем, минут пятнадцать-двадцать у нас будет в самом худшем случае. За это время надо успеть и трофеи собрать, и хотя бы на пару километров оторваться. Ну а если... Короче, если я с часовыми не управлюсь - уходи. Сразу же. Если меня спалят, то в одиночку ты против них не выстоишь. Так что, начнется пальба - тут же уходи. Все. Я пошел.
Тихо сползаю по склону вниз, к реке. До моста буду пробираться вдоль берега, понизу. А бурный и быстрый Аргун своим плеском заглушит случайный шум, если я окажусь настолько неуклюжим, чтобы его издать.
По самой кромке воды крадучись прохожу чуть дальше моста, и выбираюсь наверх, прячась за парапетом. Ложусь на землю и чуть-чуть выглянув, оцениваю обстановку. Да, ребята, хреновенько у вас служба войск налажена. Часовых всего двое и я одновременно вижу обоих. Один, тот самый молодой боевик, что по утру получил за что-то от командира несколько оплеух, стоит спиной ко мне перед амбразурой в выложенной из железобетонных блоков стрелковой ячейке. Второй, средних лет бородач, в наглую дрыхнет на лавочке у наружной стены будки, служащей Непримиримым казармой и караульным помещением в одном флаконе. Оно понятно, молодого на пост загнал, а самому караулить уже, вроде как, "по сроку службы" не положено. Вот когда мне ПБС мог бы пригодиться! Два почти бесшумных щелчка, начисто заглушаемых плеском воды в Аргуне, и нет проблем. Но, "глушителя" нет. А значит, придется действовать "народными средствами". Медленно, чтобы ничем не брякнуть, стягиваю с себя РД и РПС, кладу сверху автомат, разуваюсь и достаю из "мародерки" нож. На всякий случай расстегиваю кобуру со "Стечкиным". Если затея с бесшумным снятием часового не выгорит, то хоть кого-то да успею напоследок из пистолета положить. Все ж таки, как ни крути, два десятка патронов в магазине.
Пригнувшись как можно ниже, крадусь к стрелковой ячейке. Ступать по земле босыми ногами зябко. Ну, да, не май месяц -октябрь на дворе. Зато голой ступней чувствуешь, по чему идешь намного лучше, чем подошвой сапога. Меньше шансов громыхнуть камнем или треснуть сухой веткой. Спина боевика все ближе. На моем месте крутой герой боевика наверняка метнул бы врагу нож в спину. Этих героических парней в кино никогда не волнует, что нож может не попасть между ребер, что человек даже с пулевым ранением не умирает мгновенно, чего уж говорить о ноже, и даже с вонзившимся в спину клинком еще вполне способен поднять тревогу. Мало того, даже если тебе повезло, ты попал куда надо и твой противник умер мгновенно, при падении он может громыхнуть оружием или просто своим телом так, что вся округа проснется. В кино таких проблем не бывает. Но вот я-то не в кино. И мне придется подкрадываться вплотную.
Последние несколько шагов делаю не дыша, и ступая предельно осторожно. Потом - стремительный рывок, одновременно ударом левой ноги под колено подсекаю, а левой рукой зажав часовому рот, заваливаю его на себя. Стиснутым в правой руке широким остро отточенным лезвием, длинною в ладонь, с мерзким хрустом перехватываю ему горло. А потом еще секунд на тридцать замираю, крепко прижав к себе булькающее кровью в перерезанной глотке и бьющееся в конвульсиях тело. А когда убитый мною боевик затихает, аккуратно опускаю его труп на землю.
Теперь - второй. С ним будет сложнее. С одной стороны, он спит. Но с другой - спит, привалившись спиной к стене будки, в которой дрыхнут еще семеро. Его придется резать спереди, а это куда сложнее. Хорошо, хоть лежит удачно - на боку, подложив под голову руку и слегка поджав согнутые в коленях ноги. Подобравшись вдоль стены будки вплотную к спящему, заношу нож над его головой, и изо всех сил бью его сверху точно в ухо. Слышу тихий, но отчетливый тошнотворный треск проломленных тонких косточек черепа. Ударил удачно, на выдохе "клиента", и тот умер совершенно беззвучно, только дернулись, конвульсивно распрямляясь, его ноги. Фу, господи, мерзко-то как! Вроде и не первый раз врага режу, а каждый раз всего внутри аж передергивает. Все-таки стрелять куда проще, только поначалу пару-тройку раз хреново. Меня, при виде первого застреленного мною человека, когда мы уже после боя подошли труп "шмонать", вывернуло и скрутило так, что я потом чуть не полчаса на корячках стоял, никак разогнуться не мог. Не то, что завтрак, ужин собственный на земле разглядывал, причем, скорее всего, аж позавчерашний. Правда, когда надо мной чужие пули повжикали, а рота понесла первые потери убитыми - стало проще. А уж после ада Минутки и штурма дворца Дудаева, я без каких-либо эмоций палил по живым людям, как по фанерным мишеням. Похоже, все мои эмоции и вера в заповедь "Не убий" остались там, в обильно политой русской кровью каше из грязи и растаявшего снега, на площади перед резиденцией Президента Ичкерии. А вот с ножом так не выходит, уж больно это... личное, что ли. Можно даже сказать - интимное.
Оттираю нож и руки об одежду убитого и почти бегом возвращаюсь к оставленным вещам, не наматывая портянок, а просто "парашютом" накинув их на ноги, натягиваю сапоги, накидываю на плечи РПС, а на шею - ремень автомата, подхватываю РД и возвращаюсь к будке. Оттуда коротко моргаю фонарем для Толи. Буквально через пару минут он уже рядом. На меня косится со страхом. Да уж, в предрассветном сером мареве я, наверное, похож на не слишком аккуратно жравшего вурдалака. Обе руки в прямом смысле в крови по локоть, да и на рожу тоже попало. Правильно тогда Четверть сказал, чудовище и есть. Ободряюще подмигиваю напарнику, не дрейфь, мол, все в ажуре, и жестами приказываю ему занять позицию справа от двери. Сам встаю слева. Слегка коснувшись плеча, привлекаю Толино внимание, и снова жестами объясняю, что он работает по левой стороне помещения, а я - по правой. Крест-накрест. Тот энергично кивает, показывая, что все понял. Я тихо дергаю дверную ручку. Не заперта ли? А то, вдруг они изнутри на засов закрылись? Придется им гранаты в амбразуры заталкивать, а потом дверную коробку выламывать. Но, нет, повезло, открыто. Распахиваю дверь, и ночную тишину рвут в мелкие клочья длинные очереди двух автоматов. Отстреляв по магазину, и сменив их на новые, вламываемся внутрь и начинаем бить одиночными. Что такое "контроль", для чего он нужен и насколько важен, я объяснял Толе на каждом занятии по тактике. Чуть мозоль на языке не натер. Зато теперь он и сам отлично знает, что и как ему делать.
- Все, теперь живо! - командую я. - Я снимаю, ты хватай баул из РД и все, что есть путного, в него скидывай. Понял?
Толя только кивает, и выскакивает наружу, к оставленной на лавочке возле трупа РДшке. А я, вытащив из чехла "цифру", начинаю фотографировать. Снимаю все: избитые пулями, залитые кровью тела, стоящие в самодельной пирамиде СКСы и автоматы. Отдельно - засаленный и поношенный, но явно не очень старый американский камуфляж командира. Крупным планом - внутреннюю поверхность куртки, по клеймам знающие люди могут узнать много интересного. Есть, готово! Широкими взмахами ножа отхватываю от курток рукава с "бошками" и заталкиваю их в накладные карманы штанов. Краем глаза замечаю, что Толя столбом застыл посреди комнаты, опустив почти под завязку набитый баул на пол.
- Ты чего завис? - рыкаю я на него, но тут замечаю, что он держит и на что смотрит.
В руках у него немного заляпанная кровью, но целая и, судя по виду, не очень старая радиостанция "Дэу".
- Але! Толян!!! Что, счастью своему поверить не можешь?! Так лучше поверь, и шевели задницей, а то до получения позывного можно и не дожить! Тут все собрал?