Триумф блицкрига - Герман Романов

«Он начал мне чуть-чуть льстить, к чему бы это? Или, наоборот, намекает, что Гитлер в свое время ошибся, принимая танки на вооружение? Или „стучит“ на генерала Томаса? Интересно получается — в ОКВ все три начальника управлений органически не переваривают друг друга, а это для меня хорошо. Тогда не сговорятся между собой. Но куда он все же клонит?»

— Перевооружение позволит создать «универсальный», я бы так сказал, танк, способный как поддерживать пехоту, так и вести борьбу с бронетехникой противника.

— Лучше назвать основным боевым танком, Эрих, так намного точнее и понятнее, — Андрей специально давил на этот термин. — Он станет способным не только наносить удары, но и быть неуязвимым для мелкокалиберной противотанковой артиллерии. С усилением лобовой брони до 80 мм его не возьмет ни одна танковая пушка.

— Я согласен с вами, мой фюрер. Легкие танки с тонкой броней несут слишком большие потери, а потому нужно выпускать машины только с противоснарядным бронированием. Но меня беспокоит другое — остановка производства шасси Pz-III отразится на выпуске штурмовых орудий, которые неплохо зарекомендовали себя во Фландрии. Пехота нуждается в качественной поддержке артиллерии на поле боя, какими себя и показали штурмгешютце.

— Я понимаю вас, Манштейн, — Родионов чуть не закашлялся. Все верно — если Гудериан «крестный отец» панцерваффе, то Манштейн родной «папаша» штурмовых орудий, на выпуске которых настаивал с огромным напором и энергией. — Вам незачем беспокоиться за свое детище, Эрих, — теперь Андрей знал, что еще одна генеральская склока начнется через пару-тройку недель, как только генерал Гудериан примет на себя обязанности главного инспектора и командующего панцерваффе.

«Шнелле-Хайнц» считал, и не без основания, что выпуск штурмовых орудий наносит вред производству танков. Тем паче что в производстве штурмгешютце на базе Pz-III был резон — тут и удешевление изготовления, ведь рубку сварить намного легче, чем изготовить башню, и усиление мощи — «артштурм» вооружен 75 мм «окурком», а не 37 мм «пукалкой». Но с отказом от производства «тройки» в пользу перевооруженной «четверки» выпуск штурмгешютце вряд ли полезен, лучше на шасси сделать нормальный танк с вращающейся башней.

— Переговорите с генералом Томасом, с доктором Тодтом, генерал…

— Это не в моей компетенции! Такие вопросы с ними должен решать начальник штаба ОКХ, мой фюрер.

Безысходность в голосе Манштейна была явной, на Андрея пахнуло родным, почти забытым — «здесь мой номер десятый, мое место в буфете».

— Я вас понял, Эрих, — охотно согласился Родионов. — Как только Гудериан вступит в должность, мы немедленно поставим вопрос.

«Как хорошо, что в рейхе все настолько забюрократизировано. Прямо-таки чудесно. Даже фюрер не может продавить решение с ходу, пока оно не пройдет все инстанции. Дело сделано — выпуск танков я им сорвал, теперь медным тазом накроются и штурмовые орудия!»

Наступление не задалось с самого утра. Пехота не смогла полностью выполнить план — удалось создать лишь два плацдарма и навести мосты. Мало до прискорбности, ибо для продвижения вперед всех шести дивизий танковой группы требовалось не менее восьми мостов.

Генерал Гудериан с нетерпением ожидал рассвета всю ночь, дабы в предрассветных сумерках бросить на французов переправившуюся ночью на плацдарм 1-ю танковую дивизию.

Ждать он не желал, хотя командующий армией генерал-полковник Лист настойчиво предлагал, чтобы танки пошли в атаку вторым эшелоном, дождались бы, когда инфантерия проложит им дорогу вперед. Мысль разумная, но «Шнелле-Хайнц» понимал, что пехотные дивизии, стоит им пройти вперед его танков, просто забьют все дороги своим автотранспортом и многочисленным обозом.

Потому он и отклонил предложение командарма, благо тот уже не мог приказать — вчера приказом фюрера танковая группа была выведена из подчинения 12-й армии и напрямую передана командующему группой армий «А».

Лист только заметил, как истинный пруссак, что танкисты не соблюдают форму одежды, расстегнули мундиры и, о ужас, купаются в реке, не боясь стрельбы противника. Не объяснять же, что находиться летом в разогретом лучами солнца танке — не самое приятное времяпровождение!

На этот раз совместная атака танков и пехоты принесла успех — вначале 1-я танковая, а затем и другие дивизии группы ринулись вперед по проломанному в обороне коридору.

Начался долгожданный прорыв, от которого Гудериан ожидал многого. Главное, невзирая на фланговые угрозы, добраться до Лангрского плато, а там ждать приказа о дальнейших действиях, в зависимости от того, как пойдут действия на других участках фронта.

Потом можно будет бросить танки в обход Парижа с юга или идти к швейцарской границе и полностью отрезать французские дивизии. Лягушатники, что сиднем сидели за бетонными укреплениями «линии Мажино», надеются, что поганые «боши» настолько тупы, что будут лить потоками кровь при штурмах, а не пойдут в обход. Ну что ж, велико будет их разочарование…

Фон Люк через бинокль рассматривал Руан — его мотоциклисты первыми, как всегда, вырвались к заветной цели. Над городом поднимались черные столбы дыма, свидетельствуя, что люфтваффе уже нанесло удар по намеченным целям.

Нефтехранилище и гавань пылали, летчики знали свою работу хорошо. Дело было в том, что мосты через Сену оказались разрушенными, но тут не их вина — пикировщики никогда не наносили по ним удары, ибо все прекрасно понимали, что лучше захватывать переправы целыми и невредимыми для беспрепятственного продвижения вперед.

К сожалению, это стали понимать и французы, теперь они принялись лихорадочно взрывать все мосты, что лежали на пути прорвавшихся танковых колонн.

Люк немедленно доложил об этой напасти Роммелю, но в ответ пришел короткий приказ — удерживать высоты, ничего не предпринимать, а просто стоять на месте и ожидать дальнейших распоряжений. Это было так не похоже на обычный стиль генерала, что солдаты принялись судачить между собой о дальнейших перспективах. Вскоре все пришли к единому мнению, что переправа будет крайне трудным делом.

Еще бы так не говорить — должен подойти саперный батальон, их называли в германской армии пионерами, переправить на тот берег штурмовые группы, закрепить за собой тет-де-пон, или предмостное укрепление, и муторно наводить переправу. Возня на сутки, не меньше, — было от чего затосковать его лихим мотоциклистам.

Новый полученный от Роммеля приказ ошарашил Люка — с Руаном и переправами пусть возится подходящая сзади пехота, а 7-я танковая дивизия рванет на запад, к побережью, чтобы выйти к Ла-Маншу севернее Гавра.

Капитан сразу понял замысел командования — не допустить эвакуации 1-й британской танковой дивизии, что как раз и отходила к побережью, ожесточенно сражаясь на промежуточных рубежах.

Ну что ж, раз английскую пехоту отсекли в Дюнкерке танки Гудериана, то Роммелю достанется честь окончательно разбить и уничтожить английские танки. Дать эвакуировать их на остров нельзя, тогда они принесут массу хлопот при высадке, а что она состоится в самом недалеком будущем, Люк нисколько не сомневался.

Капитан тут же отдал приказ идти вперед — мотоциклисты ушли сразу, за ними, заурчав моторами, двинулись бронеавтомобили, бронетранспортеры и машины. Мешкать он не стал, генерал Роммель не прощал даже малейшего промедления, пусть и в интересах дела.

— Необходимо заблаговременно, не дожидаясь конца боев во Франции, принять ряд важных решений. Экономика рейха нуждается в рабочих руках, Эрих, а потому нужно продумать вопрос о демобилизации военнослужащих, особенно старших возрастов, и о реорганизации сухопутных войск. Содержание такого количества дивизий слишком накладно для бюджета.

Андрей знал, о чем говорил: в той Москве он познакомился с ходившей по рукам весьма занимательной самиздатовской рукописью «Ледокола», которую написал кадровый советский разведчик Резун, сбежавший в Англию и взявший псевдоним Виктор Суворов.

Интересная книга — довольно убедительно в ней доказывается, что Сталин собирался врезать Гитлеру всеми силами и очень больно, а оттого развернул ну очень большую армию и изготовил циклопические груды оружия. Все, конечно, так — и армия имелась, оружие тоже было, вот только за уши версия притянута.

А что прикажете делать «лучшему другу физкультурников», когда сосед подмял под себя пол-Европы и держит под ружьем полторы сотни дивизий? Родионов четко помнил одно — если Сталин такой коварный злыдень, тогда почему его бесноватый коллега по социализму, только не интернациональному, а национальному, сразу после окончания боев во Франции не сократил армию, а, наоборот, стал резко усиливать?! В частности, удвоил число танковых дивизий! Это что — крайняя степень проявления миролюбия?