Прикосновение Купидона - Валери Кинг

Феб почувствовала, как он страстно ищет ее губы. Так много лет она мечтала об этом, что сначала даже не поверила, что Роберт действительно целует ее. Она слышала его тяжелое прерывистое дыхание, и счастье захлестнуло ее всю, когда она ощутила прикосновение губ мужчины, которого любила.

– Феб! Феб! – бормотал он, покрывая поцелуями ее волосы, щеки, нос. Внезапно ее осенила ужасная догадка, что он забыл, где находятся ее губы, и она чуть не рассмеялась.

Услышав ее смешок, Кингзбридж оторвался от нее и посмотрел с удивлением. Потом он взял ее за подбородок и поднял его, чтобы лучше видеть ее лицо. – Феб, – произнес он с раскаянием в голосе, качая головой. – Что я делаю? Почему вы позволили мне целовать вас?

– Не хотела бы окончательно смущать вас, Роберт, – ответила Феб, – но вы не оставили мне выбора. Вы были очень настойчивы, и, если обратите внимание, вы все еще держите меня в своих объятиях.

Опасаясь, что он поймет ее неправильно, поскольку его состояние едва ли позволяло ему адекватно реагировать на ее шутки, она любовно обвила руками его шею и склонила голову ему на плечо.

К большому ее удовольствию, он прижал ее к себе и обнял крепче.

– Простите меня, Феби, – сказал он, называя ее именем, которое придумала ей много лет назад Джулия. – Голова у меня как чугунная. Я теперь не могу выпить и глотка бренди, чтобы не потерять рассудок. Черт возьми, моя дорогая, но мне так нравится целовать и обнимать вас, хотя я знаю, что не должен этого делать. Не должен! Черт, ведь вы же сестра Гвендолин! Это нехорошо.

– Не думаю, что Гвинни тоже так подумала бы, – ответила она тихо, прижимаясь щекой к его галстуку.

Он только вздохнул и икнул в ответ, и его молчание обнадежило Феб. Потом она закрыла глаза и наслаждалась нежными словами, которые он говорил ей, хотя знала, что на следующее утро он едва ли вспомнит их.

Моя дорогая, моя дорогая.

Она ждала больше двадцати лет, чтобы услышать от него эти драгоценные слова, сказанные с такой нежностью. Быстрые горячие слезы обожгли ее глаза. Она глубоко вздохнула, наслаждаясь его объятиями. «Роберт, Роберт!» – хотелось закричать ей. Она страстно желала сказать ему о своей любви, но знала, что время для этого еще не пришло.

Наконец она опустила руки, обвивающие его шею и, несмотря на протесты, выскользнула из его объятий. Потянув его за руку со всем напряжением своих слабых женских сил, она наконец заставила его подняться и усадила в кресло.

Потом села на скамеечку перед ним и взяла его за руки.

– Вы должны выслушать меня очень внимательно, Роберт. Я бы очень хотела остаться здесь с вами, но не могу этого сделать.

– Нет, нет! Конечно, нет! Уже поздно! Вам пора ехать!

– Да. Но перед тем как уйти, я должна кое-что сказать вам. Диана попросила меня поговорить с вами об одном деле, в сущности, ничего особенного, но она боится, что вы откажете ей.

– Моя голова не очень ясно соображает, моя дорогая, – сказал он медленно и с видимым усилием. – Лучше переходите прямо к сути.

– Что ж, дело вот в чем – нам нужно, чтобы вы взяли секретаря, который помог бы в организации свадебной поездки Джулии.

– Уфф, – выдохнул лорд Кингзбридж, небрежно махнув рукой. – Наймите хоть дюжину, если это доставит вам удовольствие. Делайте, что считаете нужным.

– В данной ситуации нам нужен только один.

– Тогда я не вижу, в чем трудность. От одного лишнего человека издержек немного. Возьмите любого, кто вам подойдет. Я оставляю это на ваше усмотрение или на усмотрение Дианы. Но, откровенно говоря… Мысли вязнут у меня в голове, как тяжелые сапоги в грязи… Я не понимаю, зачем ей понадобились вы, чтобы просить меня об этом. Почему она решила, что я не соглашусь?

– По одной простой причине. Она хочет нанять Лоуренса Эш… то есть Бишэмпа.

– Лоуренса? Зачем, он же богат, как Крез? Или… о Господи! Он что, проигрался? Только не говорите мне, что он проиграл все свое состояние!

– Нет, нет! – заверила его Феб. – Но он как раз подходит на эту должность. И он готов отправиться в эту поездку и улаживать все трудности, которые, несомненно, будут возникать в пути.

Он покачал головой, недовольно хмурясь.

– Я знаю, я должен отказать. Что-то здесь не так – слишком уж невинное у вас выражение лица. Но, черт возьми, я слишком пьян и не могу вам отказать! Для вас – все, что угодно, Феб. Попросите меня о чем угодно, и, клянусь, для вас я сделаю все.

Феб сидела, глядя ему в лицо, ее руки лежали в его ладонях. С нежностью смотрела она в его голубые глаза – самые прекрасные глаза на свете, какими бы покрасневшими они ни были сейчас. Попросить его о чем угодно! Какое это было искушение, сильное искушение – ей так хотелось стать его женой. Слова уже готовы были сорваться с ее языка. Они стоили того, чтобы произнести их вслух, не столько в надежде на то, что он выполнит свою клятву, сколько для того, чтобы посмотреть, какое у него будет выражение лица. Однако честь быть его женой она ценила превыше всего и никогда не посмела бы отнестись к этому так легкомысленно. Поэтому она сказала только:

– Прошу вас, пусть Лоуренс станет вашим секретарем. Ради Дианы.

Он сжал ее руки и ответил просто:

– Сделано!

Лорд Кингзбридж кивнул несколько раз, пытаясь собрать воедино свои разбегающиеся мысли. Все сказанные слова с трудом запечатлелись в его мозгу. Поэтому все, что ему оставалось делать, – это молча смотреть на Феб.

Когда она наконец встала на ноги и пожелала ему спокойной ночи, он увидел, как она повернулась к камину и поставила на место ширму с розами. Он протянул руку, желая коснуться ее платья, хотя сам точно не знал, зачем. Она постояла, глядя на ширму, затем повернулась, чтобы идти к двери, но он поймал ее за руку и не дал уйти. Он улыбнулся и сказал, указывая на ширму:

– Гвендолин вышила ее для меня! Поэтому я держу ее здесь.

Даже в его состоянии он не мог не заметить выражение удивления, быстро промелькнувшее в ее широко раскрытых глазах.

– О нет, Роберт. Эту вышивку сделала я. Вы не помните? Я подарила ее вам и Гвендолин на Рождество перед… в общем, давным-давно. Вы забыли?

Известие о том, что ширма была вышита Феб, а не Гвендолин, сильно подействовало на виконта. Он потряс головой, пытаясь прояснить свой ум, но не смог. Ширма Феб? Все эти годы он так любовался ею и так любил работу Феб, а не Гвендолин? Он почувствовал, что краснеет и что ему становится нехорошо. Он хотел сказать больше, но единственными словами, которые он успел произнести, были:

– Я всегда любил эту ширму и часто ею любовался.

Комната поплыла перед его глазами, и, все еще цепляясь за ее руку, он добавил:

– Вы знаете, я, кажется, сильно перебрал бренди…