Все, что я знаю о любви. Как пережить самые важные годы и не чокнуться - Долли Олдертон

– Да, – согласилась она.

– Итак, что мы теперь будем делать? Начнем играть в бридж? – предложила я. – Мучает подагра?

– Нет, нет, это уже не путешествие в сорок с чем-то лет – а в шестьдесят. Мы лишь отправились в путешествие на десять лет вперед. – Мы очень долго и напряженно думали. – Членский абонемент в галерею современного искусства Тейт, – в конце концов объявила она. – Это путешествие в сорок с чем-то лет. С минималистическим интерьером.

– Ложиться спать в 21:30? – предложила я.

– Да. И купить одинаковые броги[60] в трех разных цветах.

Я считаю, что этот разговор положил начало для постепенного, экзистенциального кризиса в преддверии моего тридцатилетия. После дня рождения Лаурен я начала искать повсюду подсказки, что вещи меняются; настроение ухудшается; стремление к радостям жизни находится в упадке. Например, я заметила (довольно внезапно и не осознавая этого), что у меня полностью исчезла привычка фотографировать забавные дорожные знаки. Будучи подростком, я приходила на автобусную остановку заранее, чтобы сделать фотографию The Famous Cock Tavern или могла пойти по загруженной дороге, даже когда опаздывала куда-то, с целью сделать идеальный снимок Bell End Lane или Minge Street. Это был довольно грустный момент взаимного признания, когда Индия и я недавно гуляли вдвоем по Farly Road, и никто из нас не хотел доставать свой телефон.

– Тебе не кажется, что это грустно? – спросила я у нее. – Многие годы мы делали селфи возле дорожных знаков и присылали фотографии Фарли, а сейчас нам все равно.

В чем дело? Определенно, это вопрос, который объединяет все острые фрагменты, связанные с кризисом среднего возраста. В частности это касалось Ханны, моей подруги, которая в свой день рождения спросила: «И всё? Вот она, жизнь? Черт возьми… Тоттенхэм-Корт-Роуд[61] и заказы дерьма с Амазона?» Мне был двадцать один год, когда я стала свидетелем ее срыва и в тот момент была абсолютно сбита с толку. Она мне сказала, что я пойму её, когда мне исполнится тридцать лет. Я поняла. Я понимаю.

Я не хотела зацикливаться на бессмысленности существования. Я не хотела быть той, кто занимается стиркой воскресным вечером и развешивает свои носки на батарее, удивляясь, сколько раз в течение жизни человек проходит через подобный ритуал и есть ли в этом какой-либо смысл. Мы с Лаурен всегда смеялись над такими людьми, которые существуют и словно упускают жизнь – скучное путешествие, где каждый день выглядит как безрадостная остановка на одну ночь в отеле Premier Inn, когда они даже не могут распаковать свой багаж.

Такие люди, у которых нет времени на то, чтобы поставить свою фотографию на рабочий стол ноутбука; которые выбирают один и тот же сэндвич в закусочной Pret[62] во время рабочего перерыва в течение тридцати лет; те люди, которые не могут повесить в рамку свои фотографии и просто прилепляют их на стену.

В чем дело?

Я никогда не хотела чувствовать себя так, словно я упускаю жизнь, но боялась, что чем старше становишься, постепенно приближаясь к концу, тем более это неизбежно. Как только ты перестаешь наслаждаться жизнью, тем более терпимей ты к ней начинаешься относиться.

– Как там Тоттенхэм-Корт-роуд? – Ханна, которой сейчас тридцать восемь, постоянно писала мне в преддверии моего тридцатилетия, проверяя мой нигилистический ступор[63]. – Скоро тебе будет гораздо лучше, обещаю. (Моим подарком от нее, конечно же, была книжка с Амазона и открытка в стиле Викторианской эпохи с выгравированной в нижней части улицей Тоттенхэм-Корт-Роуд).

Я ценила понимание Ханны как друга, который проходил через что-то подобное в аналогичный период своей жизни. Остальные друзья постарше реагировали на мое особое беспокойство не так хорошо – они принимали мой страх исполнения тридцати лет как комментарий по поводу их возраста и намек, что им следует стыдиться его. «МНЕ ВООБЩЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, СЕМЬДЕСЯТ ДВА ГОДА!» – внезапно закричал отец, когда мы с братом лежали на диване дома и причитали, что второй десяток подходит к концу.

Это не столько концепция старения, которую я считаю весьма подавляющей, сколько переход от того, что я воспринимала определенным этапом жизни, к другому. Да, до тридцати лет моя жизнь была полна беспокойства, небезопасна, и я принимала неправильные решения, но я поняла только сейчас, что я была неумехой во всем. К сожалению, отсутствует определенная инструкция, как правильно вести себя в двадцать с чем-то, – именно поэтому я была сбита с толку. Я не понимала, где я должна быть и что я должна делать – потому что было одинаково нормально жить в двадцать семь лет как с мужем и лабрадором по кличке Бри, так и с незнакомцами из Гамтри в подвальном помещении без гостиной. Общественность сформировала эталон тридцатилетнего человека, к которому требования гораздо жестче. Сложно иметь, например, большой кусок ткани на стене, раскрашенный по технологии тай-дай[64], или светящийся ультрафиолетовый бульбулятор[65] в рюкзаке без осуждения. Дело не в том, что я мечтала обладать этими вещами – мне хотелось иметь их как принятый образ жизни.

Это было коварным напоминанием того, что у меня прошел тот жизненный этап, который требовал терпения, внимания, суеты или симпатии. Все это время мое поколение было «младшим ребенком». На любой встрече, где я присутствовала в течение последних десяти лет, наше поколение было в центре внимания. – «Викарий из Дибли»[66] соответствует «Вызовам Аннеки»[67] для миллениалов[68], – обсуждали на совещаниях по развитию телеиндустрии. – Нужно провести исследование, как миллениалы относятся к онлайн покупкам, – говорили издатели. Каждый день, открывая газету, можно было увидеть, что журналисты пишут о том, как они о нас переживают: Сможем ли мы обзавестись собственностью? Получится ли у нас когда-нибудь осесть? Испортим ли себе жизнь, узнав о сексе из порнухи? Как мы сможем погасить студенческий долг? Мы радостные, отбитые, беспокойные обманщики, которые сформировали дух времени. В свое время я сетовала на это, пока не осознала, как хорошо чувствовать себя проблемным ребенком в национальном масштабе (до тех пор, пока на нашу смену не пришли другие).

Поколение Z[69]: не знаю, когда я впервые услышала, как люди говорят о нем, но я прекрасно помню, как они активно игнорировали этот термин. Я надеялась, что если не употреблять это слово, то рано или поздно оно исчезнет – аналогично, когда ты слышишь раздражающее имя новой подружки своего бывшего парня в первый раз. Поколение Z внезапно стало темой, которая всех интересовала. Люди на десять лет младше меня, которые когда-то были надоедливыми маленькими племянниками моих друзей, получили официальное название. Люди стали акцентировать свое внимание на них: Почему они выпивают меньше миллениалов? Как они выражают свой пол и сексуальную ориентацию? За кого они будут голосовать? Gen Z стало всеобъемлющим термином для молодости, трендов, моды,