Варяжская правда: Варяг. Место для битвы. Князь - Александр Мазин

Медогар нахмурился… Но через мгновение лоб его разгладился. Он подозвал одного из волохов, пошептал ему на ухо. Тот поспешно удалился.

Ждать пришлось почти час. За это время Серега успел допить бурдючок, а волохи – дважды сменить факелы.

Посланный наконец вернулся. И привел с собой рыженькую.

Рыженькая, очень смущенная, быстренько разделась.

– Помнишь ее? – улыбнулся Медогар.

Серега помнил. Не лицо, конечно. Лица он тогда не разглядел, но все остальное помнил отлично.

– Ну это же совсем другое дело! – Духарев расплылся в улыбке. – С ней – хоть до утра!

Медогар покачал головой.

– Она поможет тебе обрести силу, – сказал он. – Но семя твое достанется не ей. Она не девственна.

– Вот блин! – пробурчал Серега. – Как вы меня достали со своими правилами!

Он справился. С помощью рыженькой. Но осадок остался крайне паскудный. Обидно! Такой хороший день испортили!

Настроение Духарева не улучшилось, когда, пообщавшись с Медогаром, Рёрех сообщил подопечному, что тот – большой прушник. Не умей главный волох читать в людских душах – гореть бы сейчас обездушенному Серегину телу в очистительном пламени. За оскорбление божества не-действием.

Впрочем, общими результатами ночного «жертвоприношения» варяг остался доволен. Поскольку Медогар подтвердил свое обещание. Через пару дней, когда Духарев полностью восстановит силы, его снова отправят в «астральное путешествие». И с помощью волоха-человека и Волоха-бога выяснят, для чего он, Серега Духарев, явился на эту многогрешную языческую землю.

Глава двадцать пятая

Гулять так гулять!

А праздник все продолжался. День сменяла ночь, ночь сменял день… Еще в сумерках санный поезд: собачьи упряжки, сопровождаемые гурьбой лыжников, уносились на капище – к Хорсу, Дажьбогу, «светлому» Волоху и прочим «дневным» богам. Там язычники встречали солнце, ели, пили (Серега подозревал, что и в еде, и в питье – изрядная примесь наркоты), затем катились обратно, уже в личинах, размалеванные, под бубны и дудки, с плясками вваливались на подворье, и уже через полчаса шкуры валялись на снегу, а разгоряченные тела мужчин и женщин содрогались в древнейшем из танцев. Самых выносливых хватало часа на полтора. Неплохой результат, учитывая предыдущие нагрузки. Потом был расслабон под ясным небом, под лучами Хорса, чей светлый лик за все это время ни разу не затмила тучка. Деловитые, облаченные в меха жрецы перешагивали через голые тела, раздавали и собирали чаши с горячим медом, иных, совсем утомленных, поили с рук. Тех же, кто вычерпался до донышка, поднимали и уносили в дом. Насладившись групповушкой и позагорав, народ отправлялся обедать. После обеда наступал тихий час, вернее, несколько часов, после которых веселье возобновлялось с новой силой. В программу входили катания с гор, состязания в беге, борьба (без оружия) и всевозможные игры. В играх Серега с большой охотой принимал участие, но к победе не стремился. Дух соперничества в нем как-то ослабел, что особенно чувствовалось, если Серега присоединялся к веселью пораньше и успевал до обеда и на шкурах накувыркаться, и позагорать с кайфом. Никогда раньше он не думал, что можно загорать зимой. Оказывается, можно, и совсем не холодно.

С темнотой большая часть народа перемещалась под крышу, а меньшая часть отправлялась служить Волоху-темному. Непосвященные к этому ритуалу не допускались. Они могли подождать снаружи, что было, разумеется, не так интересно, как послушать пение сказочника или поиграть в угадайку.

Они все были как дети. Безусые юнцы, розовощекие девчонки и пышногрудые тети с бородатыми дядями. Мальчишка-подмастерье и плечистый воин, чьи руки испещрены шрамами, формально были равны и наравне участвовали во всех игрищах. А вот у Рёреха и, соответственно, у его ученика статус был особый. Прямо скажем, привилегированный. Например, понравилась варягу некая розовотелая девица, подозвал варяг волоха, показал на девицу мозолистым пальцем – а вечером указанная девица, весьма польщенная, оказалась у Рёреха в постели. Серега подозревал, что он имеет такие же права, но не опускался до того, чтобы по столь деликатному поводу обращаться к жрецам. Ему и так не отказывали.

Где-то на пятый день их пребывания у волохов Серега все же спросил у наставника, на каких правах они здесь находятся.

– Ты – на сорочьих, – ухмыльнулся варяг.

– А ты?

– А я… – Рёрех на мгновение задумался, потом нашел подходящее сравнение. – Император ромеев нанимает северных воинов, чтобы охраняли его от врагов. Этим воинам не обязательно любить императора, и поклоняться его богам тоже не обязательно, хотя и не запрещается. Воины служат императору, и он дает им деньги, пищу, женщин и позволяет развлекаться по собственному обычаю… Если они достойно несут свою службу. Я почитаю Волоха и служу ему, но я не раб ему и не жрец. Все понял, репка-сурепка?

Серега кивнул. Его такой подход тоже устраивал. Он тоже не раб языческого бога и поклоны бить ему не намерен. Но если выпал случай повеселиться, так почему бы и нет?

Однако все хорошее, равно как и плохое, рано или поздно заканчивается. В первую очередь это относится к праздникам.

Как-то вышел Серега Духарев на крылечко и увидел, как выводят из конюшни лошадок, разбирают сложенные штабелем розвальни. Увидел, как деловито суетятся вчерашние сотрапезники, а недавние подружки, смыв с бровей чернь, чистят снегом шкуры и сворачивают их рулончиками, прежде чем уложить в сани. И понял Серега – празднику конец. Началась обычная жизнь, и в этой жизни Серега им уже не нужен. Четверо гридней, может, из Полоцка, может, из Витебска или еще откуда, оседлали застоявшихся лошадок, шикуя, разом взлетели в седла. Один наклонился, вручил волоху-привратнику мешочек. Деньги, вероятно. Другой засвистел и пустил коня вскачь, обгоняя сани и пеших. Остальные пустились за ним. Звонкий девичий голос что-то крикнул им вслед.

Серега неприкаянно бродил по двору. На него обращали внимания не больше, чем на обленившихся кудлатых псов. Кто-то толкнул его в поясницу. Духарев обернулся. Мишка. Такой же неприкаянный. Серега почесал ему лоб. Мишка печально вздохнул.

– Серегей!

К Духареву спешил волох.

– Идем, Серегей! Медогар кличет.

Глава двадцать шестая,

в которой Серега Духарев снова глядит в воду и узнает довольно неприятные новости

– Будут тебе видения, – наставлял Медогар. – Будут тебе картины от тех, кто любит тя, кого ты любишь, кто думает о тебе в этот час или помнит. Но ты картинами не прельщайся! Гони их прочь и тянись в самое нутро, пока двойня своего не увидишь. А уж его хватай и держи. Он оборачиваться будет: может, змеей, может, волком иль огнем, но ты не бойся. Зла он тебе не сделает, потому что он – это ты. Держи его крепко, а как устанет он оборачиваться, то просить будет: отпусти меня. А ты ему и скажи, не голосом, сердцем скажи: «Кто ты есть, и от кого твоя силушка?» И слушай его, но уже не сердцем, потому что сердце он обманет, а разумом мертвым слушай…

А зелье уже действовало. Чувства обострились, мир стал четче и объемней, проник внутрь, стал частью Сереги. И Духарев тоже стал частью мира. Легко.

– Гляди, – велел волох, нажимая на Серегин затылок и наклоняя его голову книзу, к поверхности прозрачной талой воды. В воде плавали редкие льдинки, а сквозь нее просматривалось неровное дно медного таза. – Гляди!

Серегу потянуло книзу, нос его едва не коснулся воды…

Волох одобрительно зацокал языком. Совсем по-беличьи. Рёрех ухмыльнулся. Серега не видел, но слышал, как старый варяг самодовольно кривит рваную губу…

– Ты гляди, гляди, молодец! – внезапно ударил в ухо голос Медогара, и Серега обнаружил, что уже довольно долго сидит не шевелясь, наслаждаясь своим состоянием…

Опомнившись, Духарев посмотрел в таз. Тонкие льдинки растаяли. Вода была гладкой, темной. Теперь в ней отражался огонь лучины и, смутно, – Серегино лицо. Может, это и есть двойнь, о котором говорил Медогар?

Духарев потянулся к отражению, к воде, под нее, ощутил, как эта талая влага незримо связана со всей влагой мира. С ее источниками, реками, морями… У нее не было дна, и в эту бездонность всегда уходила жизнь. И приходила тоже из нее.

«Сейчас, – подумал Серега. – Я сделаю, что велено. Только разок погляжу, как они там».

Одной мысли было достаточно, чтобы Сергей увидел Сладу. И увидел не дома, не в лавке, а в совсем незнакомом месте, какой-то захламленной комнатушке без окон. Впрочем, занималась Слада делом привычным: растирала что-то в ступке. Минуту спустя дверь в каморку-чуланчик открылась. Слада подняла голову, и Духарев понял, что она недавно плакала. Слада встала, сделала шажок. Маленький. Ноги ее были скованы цепью!

Вошедший протянул руку, девушка вручила ему небольшой пакетик. Человек повернулся и вышел. Но в самый последний момент Духарев узнал его и вспомнил: один из приказчиков Горазда…