Небеса в смятении - Славой Жижек

«врагом становится Европа как таковая; капитализм затеняется расовым разделением. Эти двусмысленности, к сожалению, повторятся в постколониальной философии, потому что революция будет полностью аннулирована»127. Таким образом, классовый эссенциализм нельзя просто заменить феминистским эссенциализмом (в котором угнетение женщин является основной формой всех видов угнетения) или антиколониалистским эссенциализмом (где колониальное господство и эксплуатация считаются ключом ко всему прочему). Скорее, Лаццарато утверждает нередуцируемое разнообразие видов освободительной борьбы и резонанс между ними. Здесь следует процитировать анонимных авторов «Грядущего восстания»: «Революционные движения распространяются не за счет контаминации, а за счет резонанса. / Нечто, создаваемое здесь, вступает в резонанс с ударной волной, испускаемой чем-то, созданным там…»128.

Как действует этот резонанс между феминистской борьбой и борьбой трудящихся? Является ли борьба трудящихся неразрывно связанной с централистско-продуктивистской парадигмой, или в ней может найти отклик децентрализованная феминистская форма? И может ли современный феминизм действительно идти рука об руку с антиколониалистским уважением к досовременным традициям, формируя единый фронт против современной организации и производства? Не правда ли, что, скорее, современный феминизм не только не имеет ничего общего с досовременными парадигмами, но и имманентно антагонистичен им? Но основной вопрос здесь таков: действительно ли классовый антагонизм является лишь частным случаем в ряду антагонизмов?

Есть хороший анекдот из Германии о дебатах между прогрессистом-идентаристом и марксистом. Идентарист говорит «гендер», а марксист отвечает «класс». Идентарист говорит «гендер, раса», а марксист отвечает «класс, класс». Идентарист говорит «гендер, раса, класс», а марксист отвечает «класс, класс, класс»… Хотя предполагается, что этот анекдот высмеивает марксистскую позицию, марксист на самом деле прав; правда в его тавтологии заключается в том, что класс (классовая борьба) сверх-определяет совокупность социальных идентичностей[28]. Когда идентарист говорит «этническая идентичность», марксист анализирует, как эта идентичность пересекается с классовой борьбой – как она включается и исключается из социальной совокупности, с какими препятствиями или привилегиями она сталкивается, какие профессии и образовательные возможности открыты или закрыты для нее и т. д. Аналогично, марксистский анализ угнетения женщин учитывает, как капиталистическое воспроизводство в стране зависит от их неоплачиваемого труда, в какой степени их свобода и автономия поддерживаются или ограничиваются их положением в социальном и экономическом воспроизводстве, и действительно ли те составляющие феминистской борьбы, в которых доминируют ценности среднего класса, являются феминистскими.

Эта особая роль классовой борьбы утрачивается, когда рабочий класс сводится к одной из других социальных групп, чья идентичность требует защиты. В Германии и некоторых других странах с недавних пор наблюдается появление расплывчатой концепции так называемого классизма – по сути, классовой версии политики идентичности. Работников учат защищать и продвигать свои социально-культурные обычаи и самоуважение, утверждая осознание решающей роли, которую они играют в социальном воспроизводстве. Таким образом, рабочее движение становится рядовым элементом в цепочке идентичностей, подобно той или иной этнической принадлежности или сексуальной ориентации. Такое «решение» «проблемы рабочих» характерно для фашизма и популизма, которые проявляют уважение к рабочим и признают, что их часто эксплуатируют, а также (часто искренне) хотят улучшить их положение в рамках существующей системы. Так, Трамп явно выступал в защиту американских рабочих от банков и недобросовестной конкуренции со стороны Китая.

В области кинематографа последним примером такого «классизма» можно назвать фильм «Земля кочевников» (реж. Хлоя Чжао, 2020) о повседневной жизни наших «кочевых пролетариев» – рабочих без постоянного дома, живущих в трейлерах и устраивающихся то на одну временную работу, то на другую. Они показаны как порядочные люди, исполненные спонтанной доброты и солидарности друг с другом, живущие в своем мире маленьких обычаев и ритуалов, наслаждающиеся своим скромным счастьем (даже опыт случайной работы в упаковочном центре Amazon оказывается довольно позитивным…). Именно такими наша гегемонистская идеология любит видеть рабочих – неудивительно, что фильм стал главным лауреатом последней премии «Оскар». Хотя изображенные в фильме жизни довольно жалки, нас подталкивают к тому, чтобы насладиться им благодаря очаровательным подробностям специфического быта рабочих, а основной посыл картины таков: получайте удовольствие от жизни кочевого пролетария!

Именно отказ быть таким элементом в цепи идентичностей определяет подлинное рабочее движение. В Индии я встречался с представителями самых низов низшей касты неприкасаемых: чистильщиками ямных уборных. Я спросил их, какова основная предпосылка их программы, чего они хотят, и они немедленно дали мне ответ: «Мы не хотим быть самими собой, тем, чем мы являемся». Здесь мы сталкиваемся с образцовым примером «оппозиционной детерминации» по Гегелю и Марксу: всеобщий классовым антагонизм, пересекая все социальное поле, встречается с самим собой как с одним из его видов, в классе рабочих, которые, будучи, по словам Жака Рансьера, «частью не-части» социального тела, без надлежащего места в нем, являются воплощенным антагонизмом.

Так что же означает классовая борьба в Индии в мае 2021 года, когда число ежедневных новых случаев заражения COVID-19 в стране бьет рекорды? Арундхати Рой права, утверждая, что в Индии «мы являемся свидетелями преступления против человечности»129. Но это не просто гуманитарный урок, когда мы должны забыть о политической борьбе и всеми силами противостоять катастрофе в области здравоохранения. Чтобы в полную силу противостоять катастрофе в области здравоохранения, необходимо задействовать многие аспекты классовой борьбы – глобальной и локальной. Только сейчас, когда уже слишком поздно, мы слышим призывы к развитым странам помочь Индии. Международная солидарность часто напоминает пресловутого мужа, который ждет, пока его жена сделает работу на кухне, а затем, будучи уверенным, что почти все готово, великодушно предлагает свою помощь. Индия была провозглашена «аптекой мира» за экспорт лекарств, но теперь, когда она сама в них нуждается, развитый Запад продолжает ковид-национализм вместо срочной, тотальной «коммунистической» мобилизации для сдерживания пандемии в Индии. Мы также должны признать очевидные внутренние причины. Индия «спасла мир, все человечество, от большой трагедии, успешно взяв коронавирус под контроль», – хвастался Нарендра Моди в январе130. Однако своей националистической политикой он не только преступно игнорировал предупреждения об опасности новой волны заражений, но и продолжил антимусульманское наступление (включая массовые общественные предвыборные митинги), и Индия, как следствие, упустила уникальную возможность активизировать индуистско-мусульманскую солидарность для борьбы с пандемией.

Но разве не справедливо и обратное? Разве классовый антагонизм не пронизан также расовой и сексуальной напряженностью? Мы должны отвергнуть это предположение по ясной причине: существует формальное различие между классовым антагонизмом и другими антагонизмами. В случае антагонизмов в отношениях между полами и сексуальными идентичностями борьба за эмансипацию направлена не на уничтожение некоторых идентичностей, а на создание условий для их неантагонистического сосуществования, и то же самое касается напряженности между этническими, культурными или религиозными идентичностями: цель состоит в том, чтобы обеспечить их мирное сосуществование, их взаимное