У обелиска (сборник) - Наталья Болдырева

– Уж куда красавица. Как мы теперь Зойку нашу замуж отдадим? И одно срамно сказать, на войне с мужиками вместе была, может, в одной землянке спала, мало ли что там делалось. Ну да таких много сейчас, может, кто из мужиков и не спросит, как на фронте жила, мол, что было, то было. Но ведь с грузом еще. Скажут, прижила в окопе да на чужую шею посадить хочет.

– Да что ж ты за бабка такая негодная! – рассердилась Нона. – Ведь знаешь нас с Зойкой с рождения, а все гадости думаешь. Неужто ты всерьез полагаешь, что могла наша Зойка сожительствовать на войне с мужчиной?

– Побольше тебя знаю, – фыркнула Нянька. – Ты войны не видала, а я знаю. Мне в четырнадцатом-то году уже двадцать шесть лет было. Видела, как, бывает, женщины себя среди солдат-то ведут, когда выжить и покушать хочется. Вон сколько она еды натащила. Неужто, думаешь, простой шоферке столько дадут? А где она пропадала все время? Ведь уж год почти как война кончилась… – Нянька прижала к носу кулек с салом, вдохнула чесночный аромат, шмыгнула пару раз, всхлипнула и заревела, вытирая салом щеки: – Дура я старая, про чужой сказ, про гадкий язык печалюсь. Главное, вернулась моя Зойка. Пусть порченая, пусть с дитей юродивой, а главное – тут. И отмоем, и откормим, и замуж отдадим…

Защипало в глазах от жалости и нежности – и к бестолковой старухе, и к вернувшейся сестре. Нона обняла Няньку, приговаривая:

– И верно, дура старая, морщинистая. Не дала Зойке через порог ступить, а уж сватаешь на сторону. Пусть хоть побудет со мной да с тобой.

– Пусть, – всхлипнула Нянька. – А Павел с завода, Марфы Игнатьевны новый жилец, очень хороший мужчина. И, опять же, фронтовик – знает, что почем на войне было, не станет Зойку попрекать.

– Нянь Кать, горбатого могила исправит, а брюзг-ливый и из гроба будет дудеть. – Нона взяла чайник, вышла в коридор, оставив старушку отчитывать за неблагодарность ее пустой стул. У двери в кухню остановилась, не решаясь войти. Слышно было: Зойка рассказывает дочери о том, как они жили до войны, а Оля болтает ногами, задевая ботинками перекладину лавки. Звук такой, словно кто мерно трет шкуркой по дереву.

– Куда ты все смотришь? Нет там никого, – прервала рассказ Зойка. – А если и прошел кто, так тут все свои.

Зашипело. Кипящее белье выдавило через край ведра струйку мыльной воды. Зойка, причитая совсем как Нянька, бросилась к щипцам, Оля не двинулась с места, продолжая шаркать ногами о лавку. Нона завернула за угол и натолкнулась на ее внимательный пронизывающий взгляд.

– Залила все ж таки плиту, – расстроенно призналась Зойка.

– Поставлю на другую, Аля ругаться не станет. Давай я пока с бельем постою, тебе с дороги и вздохнуть, и переодеться надо, наверное. А если…

– Я пока так, – отмахнулась Зойка. – Привыкла за пять лет без малого. А ты, Оля, пойди переоденься. Чемодан я под вешалку поставила.

Девочка, продолжая пристально смотреть на тетку, махнула рукой: мол, и я пока так посижу.

– Умница ты моя, – улыбнулась Зойка. Девочка спрыгнула со скамейки и прижалась к матери.

– Умница Оля. Волшебница-колдунья, – проговорила, улыбаясь, Нона. Радость на лице сестры тотчас померкла, на нем читался невысказанный вопрос: «Откуда?»

– Я уже четыре года работаю в Институте практической магии. Такие глаза, как у твоей Оли… Но вы не бойтесь, мои хорошие, дальше меня не уйдет, а больше здесь никто не признает, если ворожить не станешь прилюдно. Не станешь ведь?

Оля затрясла головой, обещая, что ни за что не станет.

– Тогда и бояться нечего, – улыбнулась Нона. – А если и узнают, так интернат для магов при институте – лучший в стране. Я на работе поговорю, и устроим тебя. Будешь к нам на выходные приходить. Блинов напечем…

– Ей нельзя в интернат. Вернее, без меня нельзя.

Оля обняла мать, испуганно и как-то судорожно прижавшись лицом к ее боку.

Из коридора раздался стук, потом голоса. Тяжелые шаги сперва замерли у порога, а потом на кухню заглянула Алевтина.

– Там какой-то майор Зою Васильевну спрашивает. Зоя, тебя, что ль?

Оля состроила забавную гримаску, а Зойка крикнула:

– Входите, Юрий Саввич! Что вы в сватовство майора играете, за углом стоите? Мы тут белье стираем.

– Значит, без вас достирают, товарищ Волкова.

В дверях появился высокий военный. Мертвые злые глаза и землистый цвет лица плохо вязались с широкой добродушной улыбкой. Прошел, скрипя сапогами, церемонно представился Ноне – «майор Румянов», потрепал по голове Олю, отчего та невольно дернулась. – Вижу, хорошо все у вас, дома рады. Но рассиживаться некогда. Оля, ты как, готова сегодня?

Зойка встала между ним и девочкой, строго напомнила, что они только приехали, с прошлого раза суток не прошло. К удивлению Ноны, майор не рассердился, а, напротив, глянул уже не холодно, а как-то обеспокоенно.

– Период вырос? Хуже? – спросил он вполголоса, бросая многозначительные взгляды на Нону. Одного такого взгляда достаточно было, чтобы выскочить за дверь и задавить в зачатке саму мысль о том, чтобы подслушать, о чем станут говорить. Однако Нона стояла, методично утрамбовывая щипцами в ведро выпирающее белье.

– Это моя сестра. Сотрудник Института практической магии, – сообщила ему Зойка.

– Уровень допуска? – обратился к Ноне майор.

– Третий, – сипло пискнула та, не в силах подавить дрожь в коленях.

– Маловат, но вы ведь не маг? Верно, не маг, – ответил он самому себе. Пристально глядя Ноне в переносицу, сплел пальцы и едва слышно выдохнул через стиснутые зубы. – А охраночки на вас серьезные стоят. Виноградов ставил?

Нона улыбнулась через силу, не зная, плохо или хорошо для капитана Виноградова, что его охранные заклятья считал с нее этот жуткий майор.

– Виноградовские рунки я всегда узнаю. Учились вместе. Умеет он секреты огораживать. Говорите при сестре, Зоя Васильевна. Мои маркировочки не хуже Виноградовских. Скажете лишнего – Нона Васильевна забудет. Так что, не поедет сегодня Оля? Сколько восстанавливалась после прошлого раза?

– Шесть часов, – ответила Зойка и торопливо добавила: – Знаю, что норма, но еще ведь переезд, дорога. Место для нее новое.

Девочка подошла к матери и потянула за рукав гимнастерки.

– Уверена? – в один голос спросили Зойка и майор.

Девочка кивнула так, что из жиденькой белой косички с приплетом выбилась прядка и упала ей на лоб. Зоя тотчас заправила ее, погладила дочку по голове.

– Ну-ка, Ольга Ивановна, давай магометрию проведем, токи твои пощупаем. Я знаю, что ты у нас боец ответственный, но гробить себя мы с Зоей Васильевной тебе не дадим.

Румянов повернул Олю спиной к себе, провел ладонями вдоль позвоночника, долго крутил руками над головой девочки, бормоча заклятья, но ни знаков, ни слов Нона разобрать не смогла – через защитное заклинание все виделось как в тумане, и взгляд сам уплывал, переходя на что-то другое: залитую мыльной водой плиту, скамейку, где только что сидела Оля, щель между половицами, в которой застряла чья-то шпилька.

– Да вроде ничего, Зоя Васильевна. В норме Оля. Небольшая поправка на эмоции, но все положительные, приняли вас, я вижу, хорошо. – Майор подмигнул Ноне, и словно сами загорелись в мозгу слова: «И впредь, надеюсь, все мирно будет». – Едем? Медкарты в машине.

Оля легко пошла следом за военмагом, сохраняя ровно такую дистанцию, чтобы казаться послушной и одновременно не коснуться его руки в дверях. Зойка быстрым тяжелым шагом приблизилась к застывшей Ноне и шепнула:

– Ничего страшного. Оля раненых лечит. За это и паек, и все. Не будет от того ни тебе, ни нянь Кате плохого.

– А вам? – не удержалась от вопроса Нона.

– Пейте чай без нас, не ждите, – словно не услышав ее, продолжила Зойка. – Час-полтора – и будем дома, помогу ужин готовить.

– Тебе обязательно с ними?

За спиной снова зашипело. Переваливаясь через край, кипящее белье лило воду на плиту.

– С ней – обязательно. Мы «Материнским словом» связаны, – бросила Зойка. В одно движение оказалась у плиты, толкнула белье щипцами обратно в бак и вышла.

Дверь хлопнула раньше, чем Нона пришла в себя. Она подхватила бак и поволокла в ванную. Вывалила белье в таз, обжегши до красноты руку, закусила губу, чтобы не заплакать.

– А Зойка где? – сердито спросила Нянька, стоя на пороге ванной.

– По делам поехали. – Нона спрятала руку в карман. – Сказали, часа на полтора. И мне, Нянь, надо до работы. Забыла кое-какие расчеты отдать. Обернусь мигом, не успеешь чашку допить. Алевтину пригласи, угости из Зойкиного мешка.

Нянька развернулась и потопала по коридору в комнату, бурча: «Вот еще, буду я по чужим мешкам шарить. Не приехавши, рубашки не переменив, – по делам. Какие-такие дела у них?»

А Нона вынула из ящика стола бумаги, над которыми работала перед возвращением сестры, положила в портфель, переоделась и вышла. Но свернула не к ближайшему входу в метро, а в другую сторону.