Выжженный край - Нгуен Тяу

Она внимательно глянула на его бледное, изможденное лихорадкой лицо. Несмотря на болезнь, оно все же было красивым — и Кук про себя подивилась, до чего же братья похожи друг на друга.

— Случилось что-нибудь, Тыонг? — заботливо спросила опа.

— Вы ничего такого не заметили в лавчонке «Льен Лан»?

Кук присела на край его постели.

— По правде говоря, не приглядывалась, и без того хлопот полон рот. Но все же у меня сложилось впечатление, что хозяйка намерена всерьез конкурировать с нашим волостным магазином. Я проезжала как-то мимо, вижу, люди из лавки керосин выносят. Спрашиваю: «Отчего в магазине не берете, там дешевле», — оказывается, вот уже несколько дней как керосин на базе кончился. А кто-то еще и добавил, что, мол, в лавочке все равно удобней брать, она чуть не круглые сутки торгует, в любой час постучи — откроет. Я уже была в магазине, просила их изменить часы работы, чтоб людям удобней было — днем-то все в поле.

— Да нет, всего вы не знаете, — сказал Тыонг. Хозяйка лавки действительно хочет всех покупателей к себе переманить, но не в этом суть. У нее не только в нашей волости лавка. Их целое семейство, торгуют давно, умеючи. Не слышали, эту семью «монополией» прозвали? Жена торгует здесь, муж перекупщиком в Дананге, дочь старшая — на рынке в Донгха, а вторая, Лан, делает вид, что перевозит товары из Дананга и в Дананг. А вот недавно, не знаю, заметили вы или нет, Лаи очень долго в лавке не появлялась, зато хозяин объявился. Лан в это время отцовское добро сторожила. А почему, как вы думаете? Потому что в это время у него в Куапгчи выгодное дело наклевывалось. Он пронюхал, что у нас за бесценок можно скупить железные плиты, те, которыми американские аэродромы выстилали, и медные гильзы от снарядов. Сами знаете, чего-чего, а уж гильз тут навалом, особенно в Золине, там ведь как раз и проходила «линия обороны Макнамары», там же была и «зона свободного обстрела». Этого добра здесь всюду полным-полно — садись на корточки и собирай, коли не лень. Ну, а железные плиты — тех тоже немало. Ведь у нас теперь из них даже свинарники строят! А знаете, какая такой плите цепа? Очень даже немалая! Это ведь не что-нибудь, а настоящий стратегический материал…

— Но тогда получается, — задумчиво произнесла Кук, — что у этого перекупщика непременно должны быть посредники. Может, это лавочники, что раньше здесь торговали?

— Да, конечно, посредники, — медленно ответил Тыонг. — С гильзами дело налажено четко: наняты люди, ходят, собирают, ясное дело — за плату. А вот плиты… Тут-совсем иное. Возможно, лавочники здесь ни при чем, более того, это наш человек…

Тыонг запнулся, видно было, что он не решается что-то сказать. Нахмурившись, посмотрел в окно, йогом поднялся, принес себе воды и проглотил пару белых таблеток, лежавших у изголовья.

— Вот уж никак не ожидала, — сказала Кук, — что кто-то из наших займется такой коммерцией…

— Это не коммерция, это другое…

Давай-ка выйдем отсюда на минутку, — попросила Кук и, когда они отошли за угол, задала вопрос в упор: — Тыонг, ты мне доверяешь вполне?

— Да, вам лично доверяю.

— Тогда прошу тебя сказать мне всю правду. Неужели это Банг торгует?

— Торгует! Продает краденое, если называть вещи своими именами!

— Плиты?

— Конечно, что же еще!

— Но как и где все это происходит?

— Не здесь. Они устраивают свои делишки в Донгха или еще где-нибудь. Старшая дочь хозяина перепродает эти плиты в розницу, по десятикратной цене. Вы-то знаете, какая сейчас нужда в стройматериалах, вот и покупают. Люди все готовы отдать!

Кук почувствовала, как ее охватывает жгучий стыд.

— Что же делать? — беспомощно спросила она.

— Решайте, вам виднее. Если нужно, могу представить дополнительные доказательства. Только уговор — меня по выдавать.

— Конечно, конечно, — поспешила заверить Кук.

Тыонг, как и обещал, через несколько дней представил дополнительные доказательства. Получалось, что большую часть плит, которые Банг продал хозяйке «Льен Лан», он выпросил под строительство волостного комитета у самых разных организаций, а некоторые просто украл на складах.

Кук была ошеломлена. Ей хотелось немедля броситься в дом к Байгу, разбить все его транзисторы, магнитофоны, зеркальные шкафы, «хонду». Растоптать, уничтожить это барахло, чтоб от него и следа не осталось! А сам Банг — тот за все должен ответить сполна, это уж непременно «Беден, но честен, оборван, но чист» — эту поговорку любила повторять матушка Эм. Уж не на Банга ли она в тот раз намекала? Ведь советовала же она присмотреться к Бангу повнимательнее, поинтересоваться, где это он вечно пропадает, откуда у него деньги, что сумел натаскать столько в дом…

Сейчас все стало ясным, как божий день. Эм заметила, а она, Кук, та, которой положено все видеть, Ничего, выходит, и замечать не хотела? Как, каким образом все про шло мимо нее?

Хижина Зи, старосты Срединной деревни, стояла у маленького озерца с пресной водой прямо среди горячих песков. Крытая пальмовым листом, она чем-то напоминала ощетинившегося дикобраза, готового в любой момент пустить в ход свое грозное оружие.

Семья Зи, многодетная и бедная — в ней воспитывались и дети его младшего брата, — ютилась здесь уже давно. Люди они были простые, нищету свою сносили спокойно и молча, с достоинством. Никому, даже детям, не приходило в голову роптать, если на обед, а так случалось частенько, оказывалась только вареная маниока. В этом доме любые невзгоды привыкли сносить молча.

Жена Зи была на него так похожа, что они выглядели скорее как брат и сестра. Она была довольно высокой, худой, коротко стриглась, держалась прямо, поглядеть со стороны — не сразу определишь, женщина это или мужчина. Случалось даже, их с мужем путали: завидит кто-нибудь издали, окликнет, не разобравшись, а это вовсе не Зи, а жена его оказывается. Сходство было не только внешним, они и характером умудрились уродиться одинаковыми.

Было у этого дома свое горе.

Поле «Подножие облачков» имело некоторую особенность: оно было чуть вогнутым, в сезон дождей его заливало. В тот памятный год уровень воды достигал почти двух метров. Почти все деревни в Чьеуфу оказались затопленными. Ни одним из тайников и убежищ по этой причине пользоваться было нельзя. 15 ту ночь в Восточной деревне в одном из домов, подвесив гамаки, остановились на ночлег Зи и еще два его товарища. Все трое были на нелегальном положении. Часа в три ночи Зи проснулся от слепящего света — прямо в лицо ему был направлен луч электрического фонарика. Потом, когда бы ни вспоминал Зи ту ночь, в памяти прежде всего вставали выхваченные из темноты светом фонаря потолочные балки, затянутые густой паутиной. Зи и его товарищей арестовали. «Черные орлы» были очень довольны: как же, им удалось схватить не кого-нибудь, а самого «безрукого секретаря-вьетконга» — это и был Зи. Охотились за ним уже давно. Зверски избитого Зи бросили в лодку. В кромешной тьме ему все же удалось разглядеть, что товарищей его тоже связали, усадили в разные лодки и увезли. Зи видел направленные на них дула автоматов.

В семьдесят третьем его выпустили, и он вернулся домой. Односельчане встретили его настороженно, сторонились. Зи узнал, что в ту самую ночь, когда схватили его и двух его друзей, была облава и арестовали значительную часть провинциального комитета партии, скрывавшегося в убежище, в дюнах за Срединной деревней.

Не оставалось никаких сомнений, что тут действовал провокатор, не будь его, врагу ни за что не удалось бы обнаружить убежище в дюнах. По всему выходило, что предал кто-то один из трех, местных, волостных. Но кто? Один работник провинциального комитета — ему удалось бежать — рассказал, что с «черными орлами» он видел человека высокого роста, который и показывал им дорогу. Еще один из подпольщиков, которому потом чудом удалось бежать из тюрьмы в Куангчи, вернувшись, рассказал, что на допросах ему говорили, будто выдал всех Зи.

Но Зи ли это был на самом деле? Или, может, кто-то другой? Во время допросов часто прибегали к провокациям, такое случалось сплошь и рядом, и это хорошо знали все, особенно те, кому не раз пришлось побывать в тюрьме. Враг не брезговал никакими средствами. Кроме того, те, кто сидел вместе с Зи — сначала в Куангчи, потом в Тхыафу, потом на Пуло-Кондоре, — в один голос говорили о невиновности Зи и о том, как он стоически переносил любые пытки.

И все же подозрения оставались, и так тянулось около года. Силы Зи за время пребывания в тюрьме истощились. Одно было у него везенье — преданная жена. Зи почти целый год болел, жена все силы приложила, чтобы его выходить, и выходила. Нелегко это было, ведь теперь полсела лежало в освобожденной зоне, и люди открыто их сторонились, точно прокаженных… Даже в тюрьме не было Зи так тяжко, даже там не был он, бывший секретарь уездной ячейки, так далек от партии, от ее работы. Недавние соратники теперь предпочитали сохранять осторожность. Но разве один он такой был? Многие побывали тогда в его шкуре, ведь ситуация, очень нелегкая, вынуждала к осторожности… И поползла по деревням худая молва — он предал, Зи предатель!