Тринадцатая редакция. Напиток богов - Ольга Лукас

Он сразу понял, что поддаваться не надо, и почти уже готов был к проигрышу, как вдруг Алиса допустила две незначительных ошибки. Кажется, она не воспринимала противника всерьёз. Шемобор занёс руку над фигурой — вот сейчас он делает ход сюда, она отступает, и — мат. Но в последний момент он передвинул другую фигуру. И на следующем ходу сам получил мат.

— Ты поддался. Ты думаешь, я обижусь, если проиграю? Многие так думают. Ну и сами дураки, надо внимательно слушать правила. Тогда я поеду дальше.

— Мы ведь сыграем ещё?

— При случае. Играть можно сколько угодно раз, ставки те же. Впервые играю с мужчиной, которого интересует не выигрыш, а сама игра.

— Впервые играю с девушкой, которая умеет выигрывать. Выиграть красиво — большое искусство. Я видел не так много людей, овладевших им в совершенстве. И ни одной девушки. Ты — лучшая в мире девушка. И тебе в противники нужен лучший в мире мужчина.

— Лучшей в мире девушке нужен мужчина, который идеально подходит для лучшей в мире девушки, только и всего. Подумай об этом.

Алиса легко поднялась со стула, подхватила ранец. Вновь окинула публику оценивающим взглядом. Обернулась, помахала проигравшему кончиками пальцев. И выпорхнула на улицу, в плавильный котёл июньского дня.

Константин Петрович вошел в кабинет шефа, бесшумно притворил дверь.

Даниил Юрьевич разговаривал по телефону.

— Пишите, — сказал он в трубку.

Повисла пауза, видимо, на том конце ему развёрнуто отвечали.

— Несите, — ответил через некоторое время шеф.

Снова пауза. Собеседник был многословен, Даниил Юрьевич — лаконичен.

— Звоните, — произнёс он, повесил трубку и повернулся к заместителю. — Начинающие авторы такие ушлые стали — просят соединить со мной, и не менее. Молодой человек, очень бойкий. Предлагал нам серию романов с продолжением, которые будут иметь невероятный успех.

Константин Петрович присел на стул рядом со столом шефа и, поправив очки, заметил:

— Это мы уже много раз слышали. Можно ли взглянуть на образцы его работ?

— Изволь, — Даниил Юрьевич повернул монитор к своему заместителю. Константин Петрович прищурился и прочитал вслух:

— «На влажной апрельской земле в позе сфинкса лежала бродячая собака». Ну… Хорошо, а что дальше?

— А дальше — только за предоплату. Молодой человек написал эту строчку и думает, что сможет написать и другие. Но ему важно знать — имеет ли смысл его работа? Он хочет гарантий. Он хочет заключить договор. И аванс вперёд, потому что ему будет не на что жить, коли он уволится и станет писать для нас про бродячую собаку на апрельской земле. Пригрозил, что отнесёт свои работы нашим прямым конкурентам, если я огорчу его отказом.

— Я его понимаю. Без гарантий я бы тоже не стал работать.

— Это слова коммерческого директора. Но мне только что звонил писатель. Писатель, возможно, неплохой, который хочет просчитать все риски прежде, чем браться за перо.

— Нормальное желание.

— Для коммерческого директора, повторюсь. Или — для руководителя издательского филиала. Для нас с тобой — совершенно нормальное. Но писатель — другое дело. Иная игра, иные правила. Всегда — риск, всегда — неоправданный. Проблемы не с той, так с другой стороны. Но люди, люди! Если в прежние, не столь отдалённые от сегодняшнего дня, времена писатель прикидывал, так ли уж велик ли его роман, чтобы идти из-за него на Голгофу — и тут никто его не осудит, то сейчас опасаются поступиться даже самым малым. Боятся остаться без отдыха в Турции и последней модели айфона. И остаются в итоге с нереализованным замыслом. Перед смертью будут листать на айфоне фотографии из Турции и высчитывать: а не продешевили? Может, хотя бы один замысел стоило реализовать? Кстати, о замыслах. Мы принимаем предложение, которое нам вчера по факсу прислали? Ты ведь по этому вопросу зашел?

— Да. Надо принимать. Я просчитал все варианты — даже при худшем раскладе мы остаёмся в выигрыше. Но меня смущает их генеральный.

— Вот он как раз не должен тебя смущать. Его нет.

— Как нет? Он умер?

— Это я умер. А его просто нет. Фирма зарегистрирована на несуществующего человека. Я у Кастора спросил, он перепроверил. Такого нет, и никогда не было.

— Тогда хорошо. Тогда наши шансы растут.

— Ну, стало быть, иди, составляй обоснование для Москвы, я подпишу.

Константин Петрович продолжал сидеть на стуле.

— Что-то ещё?

Он замялся, потом выставил защиту и признался:

— Тут получается, что у Шурика эта история с ранцами складывается удачно — ну, помните, мы смотрели и поняли, что ничего там не сделаешь. А он вот исхитрился как-то… Но ведь я сделал точные расчеты. Значит, я ошибся? Это унизительно.

— Ты ни в чём не ошибся, расчеты были верны. Но ты же знаешь — Шурик никогда ничего не высчитывает, и иногда это помогает ему добиваться того, во что никто не верит. В этом он прав.

— Если он прав — значит, я неправ?

— Правда — это не уравнение, в котором икс — обязательно квадратный корень тройки, помноженной на четыре восьмых.

Константин Петрович замер, пытаясь сосчитать в уме, потом вытащил из кармана калькулятор.

— Думаешь, я тебе формулу вычисления правды сдал? Как бы ни так. Правду нельзя определить опытным путём, иначе бы существовала специальная наука — правдология. Её бы преподавали в школах, по ней бы сдавали экзамены. Правда одного человека может быть похожа на правду другого человека — но только на первый взгляд. Например, ты говоришь: этот стул — зелёный. И я с тобой согласен. Но ты имеешь в виду, что стул не должен быть зелёным, это некрасиво, просто даже неприлично. А я полагаю, что зеленые стулья ничем не хуже прочих, а этот вот конкретный — даже существенно их лучше. Если мы обменялись мнением только по поводу цвета стула — у нас с тобой одна правда на двоих. Но если копнуть глубже — всё, поссоримся.

— А как оно на самом деле? Зелёный стул — хорошо или плохо?

— Давай спросим у стула?

Коммерческий директор подпрыгнул и повернулся лицом к стулу, ожидая увидеть на спинке вырезанную физиономию, которая внезапно оживёт, но этого не произошло.

— У стула — своя правда, — сказал шеф, как о чём-то совершенно обыкновенном. — Но нам это не поможет, скорее помешает. Мы с тобой видим этот стул со стороны, он же судит о себе, глядя изнутри.

Константин Петрович осторожно сел на место, готовый в любой момент подпрыгнуть и бежать прочь, если стул, глядя изнутри себя, начнёт судить слишком резко и противоречиво.

— Как же понять, кто прав? — помолчав, спросил он.

— Зачем тебе?

— Тогда я буду знать правду.

— И что это даст?

— Осознание того, что я владею правдой. И возможность действовать по правде.

— Правда — самая непостоянная величина.

— Но в данный-то момент? В чём она заключается?

— С точки зрения стула?

— С вашей точки зрения!

— Ты хочешь, чтобы кто-то — например, я — пришел и решил за тебя, что правда, что неправда, почему звёзды частые высыпают на небе каждую ночь, почему солнце красное восходит на восходе, а заходит на закате, а не наоборот?

— Я хочу, чтобы вы объяснили — кто прав в данной ситуации. Я или Шурик? Я готов смириться с поражением. Но мне необходимо знать его причину!

— А-а-а, так тебе не нужна правда! Так бы и сказал. Ты просто хочешь стать хорошим, самым лучшим. Или, если не удастся стать хорошим сегодня — то хотя бы выведать, как стать им завтра и навсегда.

— А кто не хочет стать хорошим? — строптиво повёл плечом коммерческий директор.

— Тот, кто уже хороший. Костя, ты уже хороший. Такой хороший, что если ты именно в этом вопросе окажешься неправ, то на твоём безупречно сидящем нимбе не появится ни пятнышка.

Константин Петрович потянулся к голове, чтобы ощупать нимб. Потом стряхнул наваждение, и вместо нимба поправил очки.

— Такая правда мне нравится! — улыбнулся он.

— Тогда иди к себе, пиши обоснование в Москву.

Даниил Юрьевич достал из ящика стола папку с документами и углубился в чтение. Разговор был окончен.

Весь день Денис ощущал, как реальность ускользает от него. Со стороны, конечно, этого нельзя было заметить: он последовательно выполнял всё намеченное, вежливо отвечал на вопросы коллег, помог Шурику отодвинуть стол, чтобы достать завалившуюся за него визитку, а заодно — четыре ручки, прошлогодний ежедневник и видеокассету с фильмом «Даун-Хаус», принадлежащую неизвестно кому.

Но какая-то важная и очень значительная часть Дениса — возможно, та самая, что помогает ему прочитывать чужие желания — была далеко от офиса Тринадцатой редакции, она находилась во дворе, на детской площадке и переживала снова и снова встречу с девочкой с трёхцветными волосами. Называть её «Дереза» — даже мысленно — Денис не решался. Пока она — просто девочка с трёхцветными волосами, это героиня второго плана. Но стоит дать ей имя — и всё. Она станет главной. А как можно позволить такому человеку стать главным? Ведь в мире тогда воцарится хаос!