Смерть травы. Долгая зима. У края бездны - Джон Кристофер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настал его черед улыбнуться.
— Нет. Это весьма маловероятно.
— Разве что совсем чуть–чуть…
Минула еще неделя, и Дэвид, встретившись с Эндрю за ленчем в пятницу, сказал:
— Ты собирался заскочить вечерком, да?
— Если я приглашен.
— А что, тебе непременно подавай открытку с монограммой? Понимаешь, меня самого не будет.
— Что ж, тогда в другой раз.
— Нет, — сказал Дэвид, — ты должен прийти. Мадди будет тебя ждать.
— Если окажусь поблизости, загляну.
— Мне бы хотелось, чтобы ты обязательно зашел, — настаивал Дэвид.
— Это так важно? — удивился Эндрю.
— Дело в том, что моя вечерняя задержка — непредвиденное осложнение. Твое присутствие поможет ей взбодриться.
Эндрю пожал плечами:
— Раз ты так считаешь, то конечно…
— Я еще не принес ей своих супружеских извинений. Позвоню, когда вернусь в офис. И скажу, что ты зайдешь.
В тени стоящих полукругом разноцветных домов и густых деревьев царила прохлада, приятно контрастировавшая с жарой и гамом на Денхэм–стрит. Дверь отворила сама Мадлен. На ней были белые брюки и светло–голубая блузка, волосы гладко зачесаны назад. Эндрю не мог не заметить в который уже раз, что в ее неброской внешности чувствовалась какая–то свежесть, а от острых скул, обтянутых нежной кожей, трудно было оторвать взгляд.
— Входите, Энди, — сказала она. — Рада вас видеть. Прошу в гостиную. Джин, еще что–нибудь?
— А вы?
Она показала на свою рюмку, стоящую на столике:
— Чинзано с содовой.
— Мне то же самое.
Он наблюдал, как Мадлен наполняет бокал. Потом она вышла в кухню. Донесся звук открываемой дверцы холодильника, хлопок. Хозяйка вернулась и опустила в бокал кубик льда.
— Я точно не создаю вам хлопот таким приходом?
Она с улыбкой покачала головой.
— Вы виделись с Дэвидом за ленчем?
— Да.
— Он сказал вам, что задержится допоздна?
— Сказал. Я собрался было отложить визит, но он убедил меня, что вы не станете возражать.
— И объяснил почему?
— Почему вы не станете возражать?
— Почему он сам не придет.
— Нет. Я решил, что у него что–то неотложное на службе.
Она подала ему бокал, и Энди взял его со словами благодарности. Мадлен осталась стоять, глядя на него со странным выражением на лице, которое ему не удавалось расшифровать. Нечто смешанное с усталостью.
— Раньше я думала, что мужчины всегда доверяют друг другу свои тайны. Эту уверенность в меня вселил знакомый юноша, когда мне было девятнадцать лет. Он, во всяком случае, поступал, как выяснилось, именно так.
— Тайны? Насчет женского пола?
Мадлен уселась в кресло напротив и положила ногу на ногу. На ногах у нее были кожаные тапочки без каблуков с замысловатым золотым узором.
— «Женский пол» — какое милое выражение! Именно это мне в вас и нравится, Энди, — некоторая старомодность.
— Ладно, — буркнул он, — а теперь объясните, что я сделал не так.
— Дэвид вам действительно ничего не сказал?
— Значит, у вас тут проблемы? — неуклюже вырвалось у него.
— Ваша старомодность мне действительно по душе. Нет, он и не должен был ничего говорить, учитывая обстоятельства. — Она сделала ударение на последнем слове. — Ничего особенного — если разобраться. Дэвид встречается… с одной женщиной.
— Он сам вам об этом сказал? — удивленно спросил Эндрю.
— Нет. На этой стадии он обычно ничего не говорит. Никогда не могла понять, в чем тут дело — то ли он взаправду воображает, что обманывает меня, то ли попросту избегает неприятных разговоров.
Эндрю сделалось немного не по себе. Его все это не касалось, и вообще не стоит вести подобные беседы. Было бы понятнее, если бы Мадлен поделилась своими неприятностями с Кэрол.
Он промолчал, и Мадлен продолжила:
— Вы не видите разницы, да? Обычно я не говорю о таких мелочах, Энди. — Она помялась, словно собираясь что–то добавить. — Ладно, не обращайте внимания.
Он был тронут ее несчастным видом.
— Мне очень жаль. — Эндрю запнулся. — Что вы имеете в виду, говоря об «этой стадии»?
Она пожала плечами:
— Дэвид рассказывает мне о своих увлечениях уже потом, когда все благополучно завершается. Так он понимает честность. И так добивается отпущения грехов.
— Вы его, конечно, прощаете.
— Конечно. — В ее голосе звучала легкая ирония. — Разве могут быть хоть малейшие сомнения?
— Все это, разумеется, просто детство, но взрослые иногда ведут себя как дети. Это несерьезно.
— Несерьезно? — Мадлен посмотрела на него в упор. — Несерьезно?
— Как бы понарошку.
— Признайтесь, Энди, вы когда–нибудь изменяли Кэрол?
— Нет, — сказал он, — не изменял. Нам обязательно обсуждать меня и Кэрол?
— Нет. — Ее голос звучал жалостно. — Обсуждать вас и Кэрол нам не обязательно. Простите меня, Энди. Мне не следовало навязываться. Тем более что вы наверняка не в силах помочь. Жаль, что ему не хватает ловкости, чтобы скрываться получше. Счастливому неведению нельзя иногда не позавидовать.
Чувство осуждения, которое Эндрю только что испытывал по отношению к ней, перешло на Дэвида. Он представил его в этот самый момент с девушкой, смеющимся и болтающим, и оскорбился за Мадлен.
— Хотите, я с ним поговорю?
— Поговорите с ним? — Она широко раскрыла глаза. — О его увлечениях? Не думаю, чтобы от этого был какой–то толк.
— А вдруг?
Она усмехнулась:
— Уверена, что нет. Выбросьте это из головы.
— Хоть в чем–то я мог бы помочь!
Мадлен окинула его задумчивым взглядом и улыбнулась.
— Кажется, можете. Мне нечего вам предложить, кроме pasta sciutta и остатков салата. Можете пригласить меня поужинать, если хотите.
Эндрю кивнул:
— С большой радостью.
3
В середине октября погода неожиданно испортилась, и гипотезы Фрателлини снова попали в заголовки: метели, просвистевшие над североамериканским континентом, молниеносно преодолели Атлантику и закрутились над Европой. В первое же утро снегопада улицы Лондона покрылись трехдюймовым слоем снега. Вскоре нескончаемые потоки автомобилей превратили снег в грязь, однако небо оставалось таким же свинцовым — снегопад все усиливался. Среди домов завывал ледяной северо–восточный ветер. Еще не наступил полдень, а газеты уже трубили о «Зиме Фрателлини». К следующему утру погода не изменилась, что послужило поводом для пространных комментариев и всевозможных догадок. В кабинете Мак–Кея, куда Эндрю явился по срочному вызову, репродукция картины Утрилло, изображающая заснеженный Монмартр, уже была заменена девушкой кисти Ренуара, утопающей в высокой летней траве. Мак–Кей ценил в искусстве термальные свойства.
— Я проглядел ваши наметки насчет Фрателлини. Давайте дадим это прямо в пятницу.
Мак–Кей поручил ему поработать над этой темой несколько недель назад, не считая тогда задание особенно важным.
— Нам пока недостает материала, — возразил Эндрю.
— Какого же?
— Мы хотели снять самого Фрателлини и его обсерваторию. Этим должна была заняться бригада, которая отправилась снимать раскопки в Ватикане.
Худое лицо Мак–Кея сморщилось еще больше.
— Придется обойтись тем, что есть. Главное — что у людей на языке. Вдруг уже через неделю об этом все забудут? Десять минут получится?
— Надеюсь, да. На сколько минут выпускать Уингейта?
— Боже, снова он?
— Мы за него заплатили.
— Контракты на определенный срок — полнейшая чушь Бывают лица и голоса, которые трудно долго выносить. У вашего Уингейта именно такое лицо и такой голос. Ладно, покажете его минуты три — только смотрите, чтобы он не больно расходился!
— Он свое дело знает.
— Вот это–то мне и не по нраву. Все мы в своем деле что–нибудь да смыслим, иначе не проживешь. Но мы по крайней мере признаем, что знания наши не очень–то глубоки. А эти журналисты–ученые болтают так, словно для них не осталось никаких загадок. Как бы мне хотелось, чтобы он дал петуха!
— Это не пойдет программе на пользу.
— Ну, тогда пускай ошибется в своей еженедельной проповеди в воскресной газете. Могу я доверить все это вам, Энди?
— Да. Послать бригаде в Рим телеграмму об отмене задания?
— Об отмене?
— Чтобы не снимали интервью с Фрателлини, раз у нас все равно не найдется для него времени.
Мак–Кей немного поразмыслил:
— Нет, давайте оставим как есть. Вдруг еще придется его куда–нибудь вставлять. Скажем, по весне. Ретроспектива «Зимы Фрателлини».
— Если таковая будет.
Мак–Кей пожал плечами:
— Тогда «Что стало с «Зимой Фрателлини»”. Так или иначе сгодится. Кроме того, у Билла Дайсона в Милане подружка. Он никогда не простит мне, если я лишу его возможности нанести ей визит.