Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

лежали тончайшие кружева, тюли, затканные цветами персидские шали. Еще дальше вышитые в Валансьене батисты, блестящие, похожие на атлас полотна Венеции…

Матье торопливо забрал из рук племянницы драгоценную розовую парчу, из рук Пьера – венецианский бархат, завернул их в кусок белого полотна и приложил к солидной стопе самых разных переливающихся шелковистых материй.

– Все это уже продано, – объяснил он. – Заказ господина де Бразена, он пришлет за ними чуть позже. А тебе, дитя мое, пора приниматься за счета, а не витать в облаках. Я сейчас ухожу и хотел бы, чтобы ты все кончила к моему приходу, не забудь, счета просила мадам Шатовиллен. И еще проследи, чтобы эту турецкую шаль отослали жене сеньора де Тулонжа.

Еще раз горько вздохнув, Катрин отправилась из лавки в контору. Толстенные, испещренные римскими цифрами книги внушали ей глубочайшее отвращение, зато чудесной волшебной музыкой звучали названия дальних стран и диковинных тканей, привозимых оттуда. Однако надо заметить, что после Фландрии на хрустящих желтых страницах бухгалтерских книг частым гостем стало лицо смуглого рыцаря. Встретившись с ним среди цифр, Катрин всякий раз едва удерживалась от слез, так явственна была бездна, отделяющая конюшего дофина от племянницы дижонского суконщика. Не говоря уж о ненависти Арно, о войне, что поместила их во враждующие лагеря… Но в это утро Арно не навещал Катрин. Обмакнув в чернила перо, она мужественно принялась за дело, видя перед собой чудесную розовую парчу и обдумывая любопытный вопрос: неужели хранитель бургундской казны решил, что в серебристо-розовом блеске он станет пригляднее?

Несмотря на обещание, дядюшка Матье так весь день и не появился. За обедом слуга передал, что дядюшка вернется к ужину, но и за ужином его прождали понапрасну. Зато, как только Матье вернулся, он немедленно позвал к себе сестру Жакетту и заперся с ней в верхней комнате, так ничего никому и не объяснив.

Открыв глаза на следующее утро, Катрин увидела сидящую возле ее постели Сару и очень удивилась.

Обычно ее будила раздраженная Лоиза, торопя к утрене. Но на этот раз Лоизы не было, а солнце стояло уже довольно высоко.

– Сегодня большой день, ясочка, – сказала ей цыганка, подавая одежду. – Поторапливайся, дядюшка с маменькой хотят поговорить с тобой.

– О чем? Ты ведь знаешь, да?

– Знаю, но сказать не могу.

Катрин, не сомневаясь в своей власти над любящей ее Сарой, ластилась, умоляя намекнуть, ну хоть словечком…

– Скажи хотя бы – о хорошем или о дурном? Обрадуюсь я или…

– Честно сказать, не знаю! Может быть, обрадуешься… А может, и нет! Одевайся быстренько и все узнаешь!

Сара засуетилась, наливая в таз воду, готовя полотенце. Катрин, не обратив внимания на предложенную ей рубашку, принялась умываться голышом, как спала, как все спали в те давние времена. Сары она не стеснялась, та была ей как вторая мать.

За все эти годы дочь вольных просторов ничуть не переменилась, она была все так же красива и так же смугла, близящийся четвертый десяток не прибавил ни одной серебряной нити к ее густым пышным волосам. Она лишь немного располнела, благодаря благополучной и размеренной жизни в доме дядюшки Матье, ее гибкое стройное тело дикого зверька как бы оделось теперь мягким футляром. Но независима она была по-прежнему. Порой на два-три дня исчезала, никому не говоря ни слова. Куда она уходила? Может быть, к Барнабе? Но Ракушечник умел хранить тайны; в том опасном и сомнительном мире, где он так и остался жить, несмотря на мольбы Катрин, все умели держать язык за зубами.

Катрин торопливо, вопреки своему обыкновению, умывалась. Обычно по утрам она спешить не любила. Увидев, как внимательно разглядывает ее Сара, она спросила:

– Что ты так на меня смотришь? Находишь дурнушкой?

– Дурнушкой! Не напрашивайся на комплименты! Чуточку уродства тебе бы только пошло на пользу. Мало мужчин устоит, увидев тебя. Тебя создали для любви, поэтому ты будешь сеять гибель.

– Что ты хочешь сказать?

Сара часто говорила странные вещи. И не давала себе труда объяснять их. Она словно бы думала вслух, для самой себя. Ничего не объяснила она и на этот раз.

– Ничего не хочу! – сказала она отрывисто, протягивая Катрин вчерашнее зеленое платье. – Одевайся и спускайся вниз!

Сара исчезла за дверью, Катрин торопливо оделась. Завязала косы таким же, как платье, зеленым бантом и спустилась в большую комнату, где, как сказала Сара, ее ждали матушка и дядюшка Матье.

– Вот и я! – сообщила Катрин. – Что-то случилось?

И мать, и дядюшка смотрели на нее так пристально, так изучающе, словно видели ее в первый раз.

Катрин заметила на глазах у матери слезы и кинулась к ней. Опустившись на колени возле Жакетты, она обвила ее руками, прижалась к платью щекой.

– Мамочка! Вы плачете? Что случилось?

– Пока ничего. И плачу я, может быть, от счастья…

– От счастья?

– Может быть… Дядюшка сейчас все тебе скажет.

Матье встал и принялся расхаживать взад и вперед по комнате, очень большой и просторной. Ступал он непривычно тяжело, словно на плечи ему давил груз, которым он собирался поделиться. Наконец он остановился перед племянницей и спросил:

– Ты помнишь, какую парчу и бархат мы получили вчера из Италии?

– Конечно, помню, – ответила Катрин. – Заказ Гарена де Бразена.

– Вот-вот. Но если ты пожелаешь, они достанутся тебе.

С ума, что ли, сошел дядюшка? С какой такой радости знатный сеньор господин де Бразен предлагает племяннице суконщика такой немыслимо роскошный подарок? Катрин смотрела то на мать, то на дядюшку, то в глубину комнаты, стараясь убедиться, что все это не привиделось ей во сне. Старшие внимательно следили за выражением лица девушки.

– А каким образом? – спросила Катрин.

Дядюшка подошел к окну, выглянул на улицу, сорвал лист базилика, что стоял в горшке на подоконнике, и вернулся опять к племяннице.

– Таким, что господин Гарен оказал нам честь, попросив твоей руки. Вчера он пригласил меня к себе и довольно подробно делился со мной своими видами на будущее. Мне нечего было ему возразить. И я могу только повторить, что его предложение для нас большая честь, неожиданная, но очень, очень большая.

– Погоди, не надо ни в чем убеждать, – прервала его Жакетта.

– Я и не убеждаю! – возразил Матье взволнованно. – Я сам не могу понять, хочу я или нет этого брака. Он скорее беспокоит меня. И я говорю все как есть. А ты как думаешь, детка?

Девушка онемела. Опешила от изумления. Можно было подумать, что со вчерашнего дня господин хранитель решил во что бы то ни стало вторгнуться в