Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Анри Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что же касается угрызений совести, то Гонзаго верил в них не больше, чем в Бога. Вряд ли нам есть смысл подсказывать читателю, что донья Крус была для него всего лишь орудием, умело выбранным орудием, которое, по всей видимости, должно будет действовать наилучшим образом.
Избрал эту девушку Гонзаго отнюдь не случайно. Он долго колебался, прежде чем остановил на ней свой выбор. Донья Крус соединяла в себе все качества, о которых он мечтал, в том числе известное сходство, разумеется весьма слабое, но вполне достаточное, чтобы сторонние люди могли изречь драгоценнейшие для него слова: «А в ней, знаете ли, видны фамильные черты». И эти слова сразу придадут лжи видимость правдоподобия. Но сейчас внезапно возникло обстоятельство, которого Гонзаго не предвидел. После недавнего потрясающего сообщения отнюдь не донья Крус была наиболее взволнована; Гонзаго потребовались все его дипломатические таланты, чтобы скрыть охватившую его тревогу. И все же, несмотря на дипломатическое искусство принца, девушка заметила его беспокойство и была этим удивлена.
И хотя Гонзаго проявил огромную изворотливость, его последние слова не уничтожили возникших у доньи Крус сомнений. У нее зашевелились подозрения. А женщине, чтобы заподозрить, вовсе не обязательно понимать. Что могло так взволновать этого сильного и столь хладнокровного человека? Произнесенное имя — Аврора… Но что в этом имени? Ну, во-первых, как сказала прелестная затворница, имя это редкое, а во-вторых, не стоит сбрасывать со счетов предчувствие. Звук этого имени поразил Гонзаго. Именно так можно определить ту силу потрясения, которую испытал суеверный принц. Он мысленно сказал себе: «Это предостережение». Какое предостережение? Гонзаго верил в звезды, во всяком случае в свою звезду. У звезд есть голос, и его звезда заговорила с ним. И если только что прозвучавшее имя стало открытием, то последствия этого открытия были настолько серьезны, что не стоит удивляться потрясению и тревоге принца. Восемнадцать лет он вел поиски! Он встал под предлогом, что хочет посмотреть, кто это шумит в саду, но на самом деле чтобы скрыть волнение и совладать со своим лицом.
Спальня его была расположена в углу, на стыке главного корпуса с правым крылом дворца, и выходила окнами в сад. Напротив были окна покоев, которые занимала принцесса Гонзаго. Занавеси на них были плотно задернуты. Донья Крус тоже встала и хотела подойти к окну. Двигало ею не только детское любопытство.
— Сядьте, — сказал ей Гонзаго. — Вас пока что не должны видеть.
Под окнами и по всему бывшему парку колыхалась плотная толпа. Но принц даже не взглянул на нее, его мрачный и задумчивый взор был прикован к окнам жены.
«Придет ли она?» — думал он.
Донья Крус, надув губки, уселась на свое место.
«Тем не менее это будет решающее сражение, — мысленно промолвил он и мысленно же добавил: — Но любой ценой я должен узнать…»
Когда он уже отходил от окна, чтобы вернуться к юной собеседнице, ему показалось, что он заметил в толпе того странного человечка, чья эксцентрическая выходка так потешила утром всех собравшихся в парадном зале, иными словами, горбуна, купившего будку Медора. Горбун держал молитвенник и тоже смотрел на окна принцессы Гонзаго. В других обстоятельствах Гонзаго, вероятней всего, обратил бы на это внимание, поскольку обыкновенно он ничего не упускал из виду, но сейчас он очень хотел узнать. Однако если бы он еще хоть минуту постоял у окна, то увидел бы следующее: с крыльца левого крыла спустилась камеристка принцессы, подошла к горбуну, который что-то ей сказал и вручил молитвенник. После этого камеристка вернулась к своей госпоже, а горбун растворился в толпе.
— Мои новые постояльцы поссорились и подняли шум, — объяснил Гонзаго, садясь рядом с доньей Крус. — Так на чем мы, дорогое дитя, остановились?
— На имени, которое я буду отныне носить.
— На имени, которое вам принадлежит, Аврора. Да, но потом нас что-то отвлекло. Вы не помните что?
— Вы уже забыли? — лукаво улыбнувшись, удивилась донья Крус.
Гонзаго сделал вид, будто припоминает.
— А, ну как же! — воскликнул он. — Вы вспомнили девочку, которую вы любили и которую тоже звали Аврора.
— Красивую девочку и сироту, как я.
— Вот как? Это было в Мадриде?
— Да, в Мадриде.
— Она была испанка?
— Нет, француженка.
— Ах, француженка? — с великолепно разыгранным безразличием бросил Гонзаго.
При этом он сделал вид, будто сдерживает зевоту. Сторонний наблюдатель пребывал бы в полной уверенности, что принц поддерживает разговор из чистой вежливости. Однако все его хитрые уловки были тщетны, и в этом его могла бы убедить лукавая улыбка доньи Крус.
— И кто же опекал ее? — с рассеянным видом поинтересовался Гонзаго.
— Пожилая женщина.
— Это естественно, но кто платил дуэнье?
— Один дворянин.
— Тоже француз?
— Да.
— Молодой, старый?
— Молодой и очень красивый.
Она смотрела ему в упор в лицо. Гонзаго притворился, будто вновь подавляет зевоту.
— Но зачем вы расспрашиваете меня о вещах, которые нагоняют на вас скуку? — рассмеялась донья Крус. — Этого дворянина вы не знаете. Я даже не представляла, что вы так любопытны.
Гонзаго понял, что следует играть осторожней.
— Я отнюдь не любопытен, дитя мое, — ответил он, сменив тон. — Вы меня еще не знаете. Разумеется, меня нисколько не интересуют ни эта девушка, ни этот дворянин, хотя в Мадриде я знавал немало народу, но если я расспрашиваю, то, значит, у меня есть на то причины. Соблаговолите сказать мне имя этого дворянина.
Взгляд девушки стал недоверчивым.
— Я забыла его имя, — сухо ответила она.
— Уверен, если вы захотите… — улыбаясь, настаивал Гонзаго.
— Повторяю: я забыла его.
— Давайте напряжем память… Попробуем вместе.
— Но зачем вам имя этого дворянина?
— Давайте попытаемся вместе, и вы увидите, зачем оно мне. Может быть, его звали…
— Ваша светлость, — прервала его донья Крус, — у меня ничего не получится, я не вспомню.
Это было произнесено так решительно, что дальнейшие настояния становились бессмысленными.
— Хорошо, не будем больше об этом, — бросил Гонзаго. — Очень досадно, и сейчас я вам объясню почему. Французский дворянин, живущий в Испании, может быть только изгнанником. К сожалению, там много таких. У вас, дорогое дитя, здесь
