Азазель - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

– Знаю. – Барин выпустил струю дыма. – Сам один раз ездил, с тайной инспекцией в Новороссию. Но этот-то совсем мальчишка. Может, чей-нибудь сынок? Из золотой молодежи?

– Никак нет-с, сынков в первое не содют, с этим строго-с. Разве что если кто из великих князей. А про этого я полюбопытствовал, в путевой лист к господину начальнику поезда заглянул, – еще больше понизил голос служитель.

– Ну! – поторопил служивого заинтригованный господин.

Предвкушая щедрые чаевые, кондуктор поднес палец к губам:

– Из Третьего отделения. Следователь особо важных дел.

– Понимаю, что «особо». Просто «важных» в первое не разместят. – Барин значительно помолчал. – И что же он?

– А как заперлись в купе, так, почитай, и не выходили-с. Я два раза чаю предлагал – какой там. Уткнулись в бумаги и сидят, головы не поднимают-с. Отправление из Питера на двадцать пять минут задержали, помните? Это из-за них-с. Ждали прибытия.

– Ого! – ахнул пассажир. – Однако это неслыханно!

– Бывает, но очень редко-с.

– И фамилия в путевом листе не обозначена?

– Никак нет-с. Ни фамилии, ни чина.

А Эраст Петрович все вчитывался в скупые строки донесений и нервно ерошил волосы. К горлу подступал мистический ужас.

Перед самым отъездом на вокзал в казенную квартиру, где Фандорин почти сутки проспал беспробудным сном, явился адъютант Мизинова, велел ждать – поступили три первые депеши из посольств, сейчас расшифруют и привезут. Ждать пришлось почти целый час, и Эраст Петрович боялся опоздать на поезд, но адъютант его успокоил.

Едва войдя в огромное, обитое зеленым бархатом купе, с письменным столом, мягким диваном и двумя ореховыми стульями на привинченных к полу ножках, Фандорин вскрыл пакет и углубился в чтение.

Депеш поступило три: из Вашингтона, из Парижа и из Константинополя. Шапка у всех была одинаковой: «Срочно. Его высокопревосходительству Лаврентию Аркадьевичу Мизинову в ответ на депешу исх. N. 13476-8ж от 26 июня 1876 г.» Подписаны донесения были самими посланниками. На этом сходство кончалось. Текст же был следующий.

«27 июня (9 июля) 1876 г. 12.15. Вашингтон.

Интересующее Вас лицо – Джон Пратт Доббс, избранный 9 июня с. г. заместителем председателя сенатского комитета по бюджету. Человек в Америке очень известный, миллионер из тех, кого здесь называют self-made man.[34] Возраст – 44 года. Ранний период жизни, место рождения и происхождение неизвестны. Предположительно разбогател во время калифорнийской золотой лихорадки. Считается гением предпринимательства. Во время гражданской войны между Севером и Югом был советником президента Линкольна по финансовым вопросам. Существует мнение, что именно стараниями Доббса, а вовсе не доблестью федеральных генералов капиталистический Север одержал победу над консервативным Югом. В 1872 году выбран в Сенат от штата Пенсильвания. Из осведомленных источников известно, что Доббса прочат в министры финансов».

«09 июля (27 июня) 1876 г. 16 ч.45 м. Париж.

Благодаря известному Вам агенту Коко удалось выяснить через Военное министерство, что 15 июня в звание вице-адмирала произведен контр-адмирал Жан Антрепид, недавно назначенный командовать Сиамской эскадрой. Это одна из самых легендарных личностей французского флота. Двадцать лет назад французский фрегат у берегов Тортуги обнаружил в открытом море лодку, а в ней подростка, очевидно спасшегося после кораблекрушения. От потрясения подросток совершенно лишился памяти, не смог назвать ни своего имени, ни даже национальности. Взят юнгой, получил фамилию по названию нашедшего его фрегата. Сделал блестящую карьеру. Участвовал во многих экспедициях и колониальных войнах. Особенно отличился в ходе Мексиканской войны. В прошлом году Жан Антрепид произвел в Париже настоящую сенсацию, женившись на старшей дочери герцога де Рогана. Подробности послужного списка интересующего Вас лица вышлю в следующем донесении».

«27 июня 1876 г. 2 часа пополудни. Константинополь.

Дорогой Лаврентий, твой запрос меня изрядно удивил. Дело в том, что Анвар-эфенди, к которому ты проявил столь спешный интерес, с некоторых пор находится в зоне и моего пристального внимания. Этот субъект, приближенный Мидхат-паши и Абдул-Гамида, по имеющимся у меня сведениям является одной из центральных фигур зреющего во дворце заговора. Следует ожидать скорого свержения нынешнего султана и воцарения Абдул-Гамида. Тогда Анвар-эфенди неизбежно станет необычайно влиятельной фигурой. Он очень умен, европейски образован, знает несметное количество восточных и западных языков. К сожалению, подробными биографическими сведениями об этом интересном господине мы не располагаем. Известно, что ему не более 35 лет, родился не то в Сербии, не то в Боснии. Происхождения темного и родственников не имеет, что сулит Турции великие блага, если Анвар когда-нибудь станет визирем. Представить только – визирь без орды алчных родственников! Здесь такого просто не бывает. Анвар – нечто вроде „серого кардинала“ у Мидхат-паши, активный член партии „новых османов“. Я удовлетворил твое любопытство? Теперь ты удовлетвори мое. Зачем тебе понадобился мой Анвар-эфенди? Что ты о нем знаешь? Немедленно извести, это может оказаться важным».

Эраст Петрович уже в который раз перечитал депеши, подчеркнул в первой: «Ранний период жизни, место рождения и происхождение неизвестны»; во второй: «не смог назвать ни своего имени, ни даже национальности»; в третьей: «Происхождения темного и родственников не имеет». Становилось как-то жутковато. Получалось, что все трое взялись словно бы ниоткуда! Вдруг в какой-то момент вынырнули из небытия и немедленно принялись карабкаться вверх с поистине нечеловеческим упорством. Что же это – члены какой-то таинственной секты? Ой, а вдруг это вообще нелюди, явившиеся из иного мира? Скажем, посланцы с планеты Марс? Или того хуже – чертовщина какая-нибудь? Фандорин поежился, вспомнив свое ночное знакомство с «призраком Амалии». Тоже ведь неизвестного происхождения особа, эта самая Бежецкая. И еще сатанинское заклинание – «Азазель». Ох, что-то серой попахивает…

В дверь вкрадчиво постучали, и Эраст Петрович, вздрогнув, сунул руку за спину, в потайную кобуру, нащупал рифленую рукоятку «герсталя».

В дверной щели появилась умильная физиономия кондуктора.

– Ваше превосходительство, к станции подъезжаем. Не угодно ли ножки размять? Там и буфет имеется.

От «превосходительства» Эраст Петрович приосанился и украдкой покосился на зеркало. Неужто правда за генерала можно принять? Что ж, «ножки размять» было бы неплохо, да и думается на ходу лучше. Вертелась в голове какая-то смутная идейка, да все ускользала, пока не давалась в руки, но обнадеживала – копай, мол, копай.

– Пожалуй. Сколько стоим?

– Двадцать минут. Да вы не извольте беспокоиться, гуляйте себе. – Кондуктор хихикнул. – Без вас не уедут-с.

Эраст Петрович спрыгнул с лесенки на залитую станционными огнями платформу. Кое-где в окнах купе свет уже не горел – очевидно, некоторые из пассажиров отошли ко сну. Фандорин сладко потянулся и сложил руки за спиной, приготовившись к моциону, призванному поспособствовать пущей мыслительной активности. Однако в это время из того же вагона спустился осанистый, усатый господин в цилиндре, метнул в сторону молодого человека полный любопытства взгляд и протянул руку юной спутнице. При виде ее прелестного, свежего личика Эраст Петрович замер, а барышня просияла и звонко воскликнула:

– Папа, это он, тот господин из полиции! Помнишь, я тебе рассказывала? Ну тот, который нас с фрейлейн Пфуль допрашивал!

Последнее слово было произнесено с явным удовольствием, а ясные серые глаза смотрели на Фандорина с нескрываемым интересом. Следует признаться, что головокружительные события последних недель несколько приглушили воспоминания о той, кого Эраст Петрович именовал про себя исключительно «Лизанькой», а иногда, в особенно мечтательные минуты, даже «нежным ангелом». Однако при виде этого милого создания огонек, некогда опаливший сердце бедного коллежского регистратора, моментально полыхнул жаром, обжег легкие огненными искорками.