Пусть идет снег - Морин Джонсон

— Только стаканчик, — повторил Трэвис и нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Ладно, ладно.

Кристина протянула ему стаканчик.

Я оторвала взгляд от «себя». Они меня гипнотизировали.

— Поверить не могу, что ты так оделся, особенно сегодня, — проговорила я. — Пожалуйста, успокой меня, скажи, что у тебя под фольгой свитер.

— Под какой фольгой? — сказал он.

— Ха-ха, — произнесла я. — Нет, серьезно, Трэвис, ты замерз?

— Нет, а ты?

— Нет. А с чего бы мне замерзать?

— Не знаю. И правда, с чего?

Я усмехнулась и замолчала. Трэвис хмуро посмотрел на меня из-под своих кустистых бровей.

— Ни с чего, — взволнованно сказала я. — Я не замерзла. Меня полностью устраивает здешний температурный режим.

— «Температурный режим», — насмешливо сказал он. — Ты всегда говоришь только о себе, да?

— Что?! Я не… говорю о себе! Просто говорю, что не замерзла!

Он так пристально посмотрел на меня, что я почувствовала зуд во всем теле.

— О'кей, может, я и говорю о себе в данный момент, — признала я. — Но вовсе не всегда.

— Некоторые люди никогда не меняются, — презрительно пробормотал он и двинулся к выходу, прихватив миниатюрный стаканчик. Но у двери развернулся и сказал на прощание: — И не проси меня насчет буксира. Я в отпуске!

— Вот как, — сказала я. Он обидел меня, но я не хотела, чтобы он это видел. — Очень интересно.

— Еще ни разу не слышала, чтобы Трэвис отказывал кому-то в буксире, — заметила Кристина. — Серьезно, по-моему, ты первая.

— Это правда так необычно? — слабым голосом спросила я.

Она засмеялась, а именно этого я и хотела. Но пока Кристина подкладывала новые салфетки в коробку, я снова вспомнила обращенные ко мне слова Трэвиса: Ты всегда говоришь только о себе, да?

Они ужасно напомнили мне то, что мне вчера сказала Дорри: Заглянула ли ты внутрь себя? Ты знаешь, что тебе нужно в себе изменить?

Или что-то в этом роде.

— Эй, Кристина…

— Да?

— Со мной что-то не так?

Она отвела взгляд от салфеток:

— Адди, Трэвис — сумасшедший.

— Я знаю. Но это же не значит, что все, что он говорит, бред сумасшедшего.

— Адди…

— Кристина… Скажи мне правду: я хороший человек или эгоистка?

Она задумалась.

— Это обязательно должен быть выбор или/или?

— Ой, ой! — Я прижала руку к сердцу и отшатнулась.

Кристина ухмыльнулась, решив, что я шучу. Наверное, я и правда шутила. Но еще я почему-то боялась, что Вселенная хочет мне что-то сказать. Я почувствовала, будто стою на краю огромной пропасти, только пропасть эта у меня внутри. Мне не хотелось смотреть вниз.

— Гляди веселей, — сказала мне Кристина. — Старушки идут.

И действительно, у «Старбакса» остановился автобус спортклуба для пенсионеров «Серебряные кеды», и водитель уже осторожно помогал своим пассажирам сойти на тротуар. Они напоминали укутанных жучков, выстроившихся в очередь.

— Привет, Клэр, — сказала Кристина, когда дверь звякнула и в кофейню вошла первая старушка.

— Ох, и холодно же на улице, девочки! — отозвалась Клэр, сняв свою цветастую шляпку.

Берт прошел прямиком к стойке и заказал черный кофе, и Майлз, прошаркавший в кофейню следом за ним, сыронизировал:

— Сердечко-то выдержит, старик?

Берт постучал себя в грудь:

— Кофе молодит. Поэтому меня так любят девушки. Правда, мисс Адди?

— Конечно, — сказала я, взяла стаканчик, передала его Кристине, и весь мир замер; у Берта были самые большие уши из всех, что мне доводилось видеть в жизни (может быть, потому, что он их восемьдесят с лишним лет отращивал?), и я подумала о том, нравились ли они на самом деле женщинам.

Очередь росла, и мы с Кристиной перешли в авральный режим работы. Я принимала заказы и работала на кассе, а она колдовала с пароваркой.

— Гранде латте! — объявила я.

— Гранде латте, — повторила она.

— Венти мокка с соей и ореховой ириской одна порция без сливок!

— Венти мокка с соей и ореховой ириской одна порция без сливок!

Это был танец. Он заставлял меня забыть о себе. Внутри меня все еще зияла бездна, но я ей сказала: Прости, Без, у меня дела.

Последней из пенсионеров вошла Мэйзи, старушка с седыми косичками и блаженной улыбкой. Мэйзи была преподавательницей фольклористики на пенсии и выглядела как хиппушка: рваные джинсы, безразмерный свитер в полоску и полдюжины браслетов из бисера на руках. Мне нравилось, что она одевалась скорее как тинейджер, чем как пожилая женщина. То есть что она не похожа на других. Мне вовсе не хотелось увидеть ее в мини-юбке и стрингах.

За ее спиной никого не было, поэтому я положила руки на стойку и глубоко вдохнула:

— Привет, Мэйзи. Как дела?

— Превосходно, дорогая, — отозвалась старушка.

Сегодня она надела фиолетовые сережки-колокольчики, которые звенели, когда она наклоняла голову.

— О, мне нравится твоя прическа, — прибавила Мэйзи.

— Вам не кажется, что я похожа на ощипанного цыпленка?

— Вовсе нет, — ответила она. — Тебе идет. Очень дерзко.

— Вот уж не знаю, — сказала я.

— А я знаю. Ты уже слишком долго ходишь повесив нос, Адди. Я наблюдала за тобой. Настало время тебе преобразиться…

Снова это жуткое чувство, будто стою на краю пропасти.

Мэйзи наклонилась ко мне:

— Мы все несовершенны, дорогая. И поверь, мы все ошибаемся.

Я покраснела. Неужели даже наши клиенты знали все о моих ошибках в личной жизни? Неужели в спортклубе для пенсионеров «Серебряные кеды» обсуждали мой поцелуй с Чарли за игрой в бинго?

— Ты должна заглянуть внутрь себя, — продолжала Мэйзи, — изменить то, что нужно изменить, и двигаться дальше, маковка.

Я тупо уставилась на нее, моргая.

Она перешла на шепот:

— Если ты думаешь, с чего вдруг я тебе это говорю, то знай: у меня новая профессия — рождественский ангел.

Глаза у нее блестели: она ждала моей реакции. Мне показалось странным, что Мэйзи заговорила об ангелах именно сейчас, после моего вчерашнего разговора с Дорри и Теган, и на малюсенькую долю секунды я даже вправду решила, что она действительно мой ангел и пришла спасти меня.

Но потом холодная, тяжелая реальность обрушилась на меня, и я возненавидела себя за то, что я такая дура. Мэйзи вовсе не была ангелом; наверное, в психушке сегодня день открытых дверей и у всех рождественское обострение.

— Разве для того, чтобы стать ангелом, не нужно сначала умереть? — спросила я.

— Адди! — возмутилась она. — Разве я похожа на мертвеца?

Я посмотрела на Кристину, пытаясь понять, слышно ли ей нас, но она была у входа — меняла мешок для мусора.

Мэйзи приняла мое молчание за разрешение продолжить.

— Курсы назывались «Ангелы среди нас», — сообщила она. — Диплома у меня, правда, нет.

— Таких курсов не существует, — заявила я.

— Ну почему же? Есть, есть. В грейстаунском Центре Небесных Искусств.

— В Грейстауне нет Центра Небесных Искусств, — сказала я.

— Иногда мне бывает одиноко, — откровенно призналась Мэйзи. — В нашем клубе замечательные люди. Но иногда они бывают немного… Немного скучными, — закончила она шепотом.

— Ох-х-х, — выдохнула я вместо ответа.

— Я подумала, что если стану ангелом, то это поможет мне найти контакт с людьми, — говорила она. — Чтобы получить крылья, я должна творить рождественское волшебство.

Хмыкнув, я сказала:

— Я не верю в рождественское волшебство.

— Ну как же, веришь, иначе тебя не было бы здесь.

Я отпрянула, чувствуя, что меня дурачат. Как мне следовало на это отвечать? Придя в себя, я попробовала сменить тактику:

— Но… Рождество уже прошло.

— О, нет, Рождество никогда не проходит, пока ты сама этого не захочешь. — Мэйзи прислонилась к стойке и подперла рукой подбородок. — Рождество — это образ мыслей. — Она опустила глаза ниже уровня стойки. — Господи помилуй, — проговорила старушка.

Я опустила глаза:

— Чего?

Из кармана моих джинсов торчал уголок сложенной вдвое наклейки. Мэйзи протянула руку и вытащила ее. Это было так неожиданно, что я застыла и не стала возмущаться.

— Не забудь поросенка, — произнесла Мэйзи, развернув записку. Она склонила голову набок и стала смотреть на меня, как птичка.

— Ох, черт, — сказала я.

— И какого же поросенка ты не должна забыть?

— О! — Мысли в моей голове путались. — Это для моей подруги Теган. Вам налить чего-нибудь?

Мне хотелось тут же развязать фартук и уйти на перерыв.