Корабль в вечность (ЛП) - Хейг Франческа

Я видела множество смертей, но всего лишь во второй раз присутствовала на официальных похоронах. Первыми были похороны отца. И Зак стоял тогда рядом со мной, как сейчас.

Другие мертвецы, которых и сосчитать-то нельзя, остались лежать на месте гибели либо упокоились в наспех выкопанных неглубоких могилах. Дети утонули, когда зимняя земля промерзла в камень, и Дудочник распорядился, чтобы их маленькие тельца хотя бы сожгли как полагается, но к погребальному костру я не пошла.

Для Ксандера мы вырыли глубокую яму. В этом было некое удовлетворение. Я с силой нажимала на лопату, подхватывала землю и швыряла через плечо. Заживающая нога и исцарапанные руки болели, и это было правильно. Пришлось остановиться, когда на дно ямы начала просачиваться вода. Из-за близости болот грунтовые воды никогда не уходили здесь вглубь.

Салли и Эльза пришли через час, плечом к плечу, в сопровождении Криспина. За ними двое солдат катили тачку с телом, завернутым в саван. Дерюжный мешок был грязным, заскорузлым от крови. Теперь же Ксандера плотно укутали белым полотном.

Мы перестали копать, и Дудочник отступил от почти законченной могилы, чтобы Салли смогла ее осмотреть. Салли медленно обошла яму, затем кивнула.

— Сделайте длиннее, — сказала она.

Дудочник не спросил, почему — просто продолжил махать лопатой. В конце концов, Салли знала тело Ксандера лучше любого из нас: она обмывала его, одевала, лежала рядышком по ночам и успокаивала, когда он бормотал и вопил.

Я трудилась рядом с Дудочником, сзади стояла Зои. Необходимость удлинить яму давала отсрочку, пусть минутную, прежде чем придется вернуться к телу и похоронить его.

Но вот настало время опускать тело в яму. Дудочник и Зои подняли концы савана, каждый со своей стороны. Они обращались с телом бережно, но мне был ненавистен вид лужи, поджидающей Ксандера на дне могилы. Глупо, знаю — он уже умер, и бурая вода ему не повредит, — но я моргнула, услышав тихий всплеск, раздавшийся, когда Зои отпустила его ноги.

Салли бросила на тело первую горсть земли. Влажная почва не рассыпалась, а упала с глухим чавканьем на саван, под которым скрывался Ксандер. Две слезинки побежали друг за другом по щекам Салли.

Начался дождь. Салли отвернулась, позволяя нам засыпать могилу. На пару с Дудочником я зашвыривала землю обратно в яму, стараясь не морщиться, когда комья с тупым «чвак, чвак» шлепали по телу.

— Готово, — сказал Дудочник.

Салли обернулась и снова подошла к могиле. Я-то думала, что она скажет что-нибудь, хоть несколько слов о Ксандере, чтобы смягчить обстановку, но она промолчала. Все, что мы могли сделать, мы сделали — своими руками вырыли несчастному могилу и уложили его туда. Словами поделать ничего нельзя, ничем нельзя исправить его увечья и смерть. Не сложится красивой истории, в которой гибель Ксандера значила бы нечто иное, нечто большее, чем видели глаза: бренность плоти, готовность земли принять наших мертвецов и стереть память о них.

На могиле не поставили никакого надгробного знака — она так и осталась лишь горкой взрытой земли, глинистым шрамом, который вскоре бесследно исцелят ливни.

Глава 17

Вечером я тихо передвигалась по спальне, готовясь ко сну. Мне уже не требовалось контролировать каждый шаг, чтобы оставаться на своей стороне комнаты — жаться к стене, куда цепь не пускала Зака, вошло в привычку.

Он и не пытался меня достать, просто сидел со скрещенными ногами на своей кровати и наблюдал за мной.

— Кто еще знал про Ксандера? — спросил он. — Кто еще знал, что он придет к целовальному дубу и как туда добраться?

Это легко забывалось, но Зак существовал, по сути, отдельно от нас. Он делил с нами кров и стол, поэтому какие-то текущие новости до него доходили. Однако когда его приводили на кухню, все серьезные разговоры сразу прекращались. Он видел и слышал лишь то, что мы позволяли ему увидеть и услышать — хотя я подозревала, что мы недооцениваем его наблюдательность.

— Больше никто не знал, — ответила я. — Только те, кто здесь живут, и Инспектор. Возможно, стражники: Саймон, Виолетта, Таша, Криспин. И конечно, охранник, который был с Ксандером в день похищения.

— А в другие дни были другие охранники?

Я покачала головой.

— Его стерег один и тот же. — Я вспомнила молодого солдатика, присевшего на пенек, и как он смутился, когда Дудочник сделал ему выговор. — Но его убили.

— Охранники болтают в казармах.

— Наверное.

Хотелось бы мне думать, что всему виной разговорчивый солдат, разболтавший незнакомцу, куда ходит Ксандер. Но я ощущала предательство, гнилое, точно болотная вода вокруг Нью-Хобарта.

— Они для себя решили, что это я выдал Ксандера, — продолжал Зак. — И пока они так думают, мы с тобой оба в опасности. Ты это понимаешь?

— Еще смеешь винить их за такие мысли? — удивилась я.

— Но ты-то с ними не согласна. — Он не спрашивал, а утверждал.

— Даже не надейся, что я тебе доверяю, — произнесла я. Его лицо оставалось безучастным. — Но ты сидел под замком. И вряд ли взялся бы помогать Воительнице. Не в тот момент, когда твоя жизнь целиком и полностью зависит от нас.

— По-твоему, это Инспектор, — заявил Зак. Снова утверждение.

— А по-твоему — нет?

— Тебе не все равно, что я думаю? — спросил он.

— Разумеется, все равно, — парировала я. — Но ты знаешь Инспектора гораздо дольше, чем я. Ты работал с ним годами. Заседал с ним в Синедрионе.

— И после всех этих заседаний он предал Синедрион, — бросил Зак.

— Так ты ему не веришь?

— Я никому не верю, — ответил Зак. — Но это не значит, что предателем является Инспектор. С какой стати ему помогать Воительнице?

— В качестве сделки. Ради освобождения перевала Луддитов. И даже больше: из-за какого-нибудь запасного плана, благодаря которому он сможет приползти обратно в Синедрион в случае провала нашего восстания. Может, он добивается компромисса?

Зак коротко хохотнул — почти пролаял.

— Компромисса? Согласись Инспектор на компромисс, так остался бы в Синедрионе и дальше работал с нами. Но он упертый фундаменталист, такой же непреклонный, как Воительница. Он добивается уничтожения машин и ее свержения.

Я вспомнила, как Инспектор рассказывал о жене и детях. Причиной их гибели он считал взрыв, и я не могла представить его в роли помощника Воительницы, коль скоро ее целью был новый взрыв.

— Тебе бы хотелось верить, что это он, — не умолкал Зак. — Или я.

Я не ответила.

— Потому что тогда тебе не придется рассматривать иные варианты.

— Не хочу обсуждать это с тобой. — Я потянулась к свече.

— Ты вполне охотно обсуждаешь со мной все подряд, пока правда глаза не заколет.

Я потушила огонь. Во тьме снова принялась перебирать варианты. Саймон, который сражался рядом с Дудочником на Острове и в Нью-Хобарте. Невозможно забыть, с каким облегчение на лице он передал власть Дудочнику. Нет, Саймон не из тех, кто станет стремиться к единоличному правлению или втайне плести интриги. Эльза выказала мне больше преданности, чем родная мать за все годы, и ее причина ненавидеть Воительницу куда весомей, чем у остальных. Палома, одиночка в чужой стране, — от Воительницы ей нечего ожидать, кроме пыток и гибели сородичей. Зои, прослужившая Сопротивлению целую жизнь. Она уже потеряла Лючию и никогда бы не связалась с Воительницей, тем самым ставя под удар Палому. Салли, героиня Сопротивления, она годами заботилась о Ксандере и неистово любила его.

И Дудочник. Дудочник, который месяц за месяцем меня защищал. Столько раз спасал мне жизнь, что я сбилась со счета. И частенько относил Ксандера в кровать, если тот засыпал на кухне. Дудочник, который отхлестал провинившихся стражников кнутом. И держал нас с Кипом в плену на Острове. Который на моих глазах убивал и убивал, наравне с Инспектором.

Голос Зака прорезал мои мысли.