Пламя Сердца Земли - Светлана Багдерина

– Вот молодец… – похвалил его старик, словно тот только что в одиночку победил самого царя Костея. – А сейчас мы повязочку смочим, и ты у нас, касатик, сразу спать захочешь… Ты спи, не противься, ни о чем не беспокойся – во сне люди лечатся… Ну вот, видишь – всё хорошо… Отдыхай, богатырь – ты у нас сегодня славно поработал…

Дед осторожно поправил подушку под головой раненого, бережно подоткнул одеяло и отошел на шаг посмотреть – всё ли с постелью в порядке. Когда он подошел к печке подкинуть дров, парнишка уже спал спокойным ровным сном человека, который скоро пойдет на поправку, как и нашептал ему чудной старик.

Вздохнув, дед в последний раз обвел придирчивым взглядом свое болезное хозяйство: все – и целители, и раненые, утомившись за день, погрузились в глубокий сон. Он тоже подошел к свободной лежанке у самого входа, откинул тонкое покрывало и, не раздеваясь, тяжело опустился на набитый соломой матрац. Завтра будет новый день, новая кровь, новая боль. А пока пора спать…

По команде капитана Кресала беда сержанта Туши без задержки погрузилась на ковры и медленно, с влажным чмоком оторвалась от жидкой жирной грязи. Роняя черные густые капли на строящиеся внизу сотни зверолюдей, ковры поднялись в воздух и взяли курс на Сабрумайскую сторожевую башню.

В принципе, с поставленной задачей – поднять засовы, убрать запоры и открыть ворота подошедшим войскам – могли бы справиться и два умруна, но генерал Кирдык[101] решил перестраховаться и отправить на такое пустяковое задание целую беду. И теперь три ковра плавно проскользнули почти над самой дорогой и, достигнув башни, вертикально набрали высоту и опустились на той стороне. Сжимая в руке меч, готовый к бою сержант бесшумно вскочил на ноги и быстро огляделся.

Метрах в трех от него из последних сил догорал крошечный костерок, разожженный, казалось, скорее для света, чем для тепла. Рядом с огнем, скорчившись в нелепых позах и выронив алебарды, лежали три неподвижных тела в лукоморской одежде. Как капитан и говорил. Значит, на башню подниматься смысла нет – живых там сейчас тоже не сыскать.

Тогда переходим непосредственно к выполнению поставленной задачи.

Туша махнул тупо ожидающим его приказаний умрунам и решительно зашагал к зияющей непроницаемой тьмой арке прохода. И прошагал приблизительно четыре шага перед тем, как встретился лицом к лицу с каменной стеной.

– !!!!!!.. – зажимая расквашенный нос, гнусаво прорычал сержант. – !!!!!!.. Какой болван поставил здесь… здесь… здесь…

Сердце, пропустив такт, подпрыгнуло сначала до миндалин, а потом со свистом грохнулось в пятку. Если на месте прохода – стена, то где проход?!

Туша злобно оглянулся на свое воинство, не хихикают ли,[102] и, утерев рукавом разбитый нос, подпрыгнул несколько раз с вытянутыми вверх руками, безрезультатно пытаясь нащупать верхний край нежданного препятствия. Потом новая идея посетила его вспотевшую под рогатым шлемом голову, и он медленно двинулся вдоль стены, держась за нее руками, сначала вправо, потом, добравшись до конца башни, влево.

Результат был одинаковым: проход упорно отказывался появляться и предоставлять в его временное пользование какие бы то ни было засовы или запоры.

Сержант резко развернулся и разъяренно зыркнул на отпрянувших умрунов: нет, не смеются…

Успели сделать серьезные морды, наверное. Боятся, колдовское отродье… Зато он сам знает пару-тройку десятков человек, которые не побоятся поржать над ним во весь голос, пока он не видит, демонстративно хватаясь за животы и тыкая пальцами в его направлении. Эти-то уж всегда готовы… мерзавцы… того и глядят, как бы свалить его… высмеять… выставить в идиотском виде перед командованием… Вот теперь-то у них будет хороший повод: обшарил всю башню и не нашел ворот размером пять на пять метров!..

Ничего, я еще с ними со всеми когда-нибудь поквитаюсь… Я им все припомню… Как они у меня за спиной надо мной же издевались, меня высмеивали… Я им эту улыбочку на рожах мечом нарисую… Когда вернусь…

И когда я теперь вернусь?

Нет, самое главное – как я теперь вернусь и доложу капитану Кресалу о том, что ворота исчезли?

И что теперь?..

Ответ на два национальных лукоморских вопроса[103] напрашивался сам собой.

Надо, пока он здесь, совершить что-нибудь такое, эдакое, чтобы треклятые лукоморцы содрогнулись от ужаса, а его насмешники – от зависти. Надо совершить подвиг. И остаться при этом в живых.

Горя сводящим с ума, ослепляющим и всепоглощающим желанием мнительного неудачника выместить на ком-нибудь злость, Туша вразвалку подошел к почти догоревшему костерку, поставил ногу на полупустой бочонок, облокотился об колено и обвел цепким взглядом холодный и безмолвный квартал складов и амбаров, соседствующий с Сабрумайской сторожевой башней, в поисках объекта предполагаемого подвига… И радостно вздрогнул.

Буквально в нескольких метрах от него, над массивной дубовой дверью без единого запора красовалась косовато прибитая свежеструганная доска с расплывшимися под дневным дождем такими же кривыми красными буквами «ЛАЗОРЕТ».

Лазарет – это то, что надо. Много недобитых солдат и суетливых, раздражающих врачевателей. И самое главное – безоружных. Бессмысленная кровавая резня, наводящая животный ужас на горожан и ломающая волю к сопротивлению, дело рук неуловимого, но беспощадного врага – как раз то, что может купить ему прощение капитана и заткнет рты недоброжелателям.

Резким нетерпеливым жестом он подозвал застывших у стены умрунов и, дрожа от возбуждения, отдал короткий приказ:

– Заходим в лазарет и убиваем всех, кто попадается на пути. Живых остаться не должно. Чем больше крови – тем лучше. Старайтесь не шуметь. Когда закончим, выходим к коврам и убираемся прочь. Вопросы есть?

Молчаливые солдаты в черном покачали головами.

– Тогда вперед!

Сержант бесшумно распахнул дверь и первым ступил на порог лазарета.

В и без того сломанный нос ему ударил удушливый беспокоящий запах чужой боли, пота, запекшейся крови, настоянный на десятках таинственных снадобий. У левой стены зловещим оранжевым оком подмигивала печь. Несколько светильников покорно догорали в своих плошках у изголовий лежанок в глубине сарая.

Никто не проснулся.

Удовлетворено усмехнувшись, Туша хищно прищурился, намечая себе первую жертву, и сделал несколько шагов вперед, пропуская в последнее пристанище поверженных воинов всю беду. Если все пойдет как надо, это займет не более пяти минут, подумал он, и никто не услышит ни единого стона.

Стона действительно никто не услышал. Потому что за его спиной вдруг раздался треск ломаемых досок и утробный, полный ненависти рев, от которого только выкарабкавшееся было из пятки сердце Туши подскочило и пробкой застряло в горле.

– Что?!.. – оглянулся он, и это было последний вопрос, который он успел задать в своей жизни: огромная, похожая на черную лохматую подушку с двадцатисантиметровыми когтями лапа достала его и уложила на пол рядом с тревожно завозившимся во сне опоенным дурманом раненым.

Те же, кому снотворным на ночь послужил не дурман, а усталость, были уже на ногах. Спросонья и от ужаса они не могли даже кричать и лишь прижались к стенам, закрыли головы руками и стали отсчитывать секунды до страшной смерти от огромных желтых клыков или когтей. Но страшная смерть, казалось, была на текущий момент занята немного другим, гораздо более воинственным, но быстро редеющим контингентом. И когда в дверь ворвались раздетые, но вооруженные до зубов дружинники с факелами, от солдат в черном осталось крайне немного по-настоящему заслуживающего упоминания. А среди жестокого побоища неподвижно лежал израненный старик – новый сабрумайский знахарь дед Зимарь.

Царь Костей проводил цепким взглядом скрывшуюся за зубцами сторожевой башни беду и машинально огладил свежезаряженный светло-красный камень на своей впалой, затянутой в блестящие черные доспехи, груди.

Этой ночью всё должно наконец-то закончиться.

Предатель отравил часовых, беда откроет ворота, и он заставит пожалеть этот глупый город о каждой минуте, каждой драгоценной секунде потраченной им, будущим правителем мира на то, чтобы овладеть им.

Конечно, он мог бы сейчас магией выбить эти презренные ворота, превратить их в обломки, щепки, в пыль… Но сила Камня, и так слишком быстро и в слишком неподходящие моменты покидающая его в последние дни, понадобится ему чуть позже, когда они будут прокладывать себе путь к царскому дворцу – месту его временного обитания, пока он не построит себе нечто великолепное, грандиозное, подавляющее, желательно с черепами и в готическом стиле. Нечто, приличествующее его новому статусу, от которого его отдаляли лишь хлипкие доски старых ворот с вызывающе торчащими в их сторону остатками тарана.