Принц Вианы - Дмитрий Старицкий

— Что в нем хоть написано было? Любопытно же.

— Ничего особенного, сир. Догнать. Поймать. Привезти в Плесси-ле-Тур живым, со всем уважением и бережением.

Луи Одиннадцатый, конечно, тот еще король — аналог нашего Ивана Грозного, только хитрее. Поэтому скорее он будет аналогом Ивана Великого, своего современника. Ага, именно сейчас в Москве правит Иван Третий Великий Грозный. И политика у него с Луи Пауком одинаковая — превратить все государство в единый царский домен, а независимых феодалов извести как класс; а не получится — так низвести с владетельного состояния до служебного.

Но в таком разрезе я ничего не понимаю, что там такого могло случиться и за что следовало ему на мою тушку нападать в собственной резиденции? Я же для Паука как великий князь Литовский для великого князя Московского. Практически в равных чинах. Практически; а на деле?

— Микал, а когда я стал пэром Франции? Случайно не помнишь?

— Лет десять назад, сир, — тут же выдал мне справку мой номенклатор.

— А точнее не скажешь?

— Точнее? — задумался Микал. — Точнее… это было через два года после гибели вашего батюшки. В тысяча четыреста семьдесят втором году по Рождеству Христову. Девять лет назад.

— И мне было…

— Пять или шесть лет, сир. Вы тогда только-только стали графом де Фуа.

— Значит, сам я испрашивать у Паука такую милость не мог… — задумался я вслух над проблемой.

— Фуа — вассальная земля короне франков. Вы же должны знать, сир, что даже английский кинг[172] одно время был вассалом этой короны, — напомнил мне существующие реалии Микал.

— Твою маман! — вырвалось непроизвольно вместе с многоэтажной русской матерной конструкцией, вызвавшей неподдельное восхищение у моего раба.

Мы замолчали, невольно слушая, как уже довольно слаженно надрывается сводный хор матросов и стрелков про то, как «если б видел кто портрет принцессы той — не стал бы он завидовать Луи».

А я думал над этой засадой — французским пэрством, что не только ставит меня в подчиненное положение к Пауку, который таким образом становится моим сеньором, даже когда я буду полноценным королем, но и тем еще неудобством, что этот конклав французских пэров вправе меня судить. За что? Захотят — найдут. «Было бы за что, вообще б убили»…

Твою маман, Франсуа! А ведь наверняка хотела баба как лучше; в своем понимании, конечно. Наваррская корона тогда даже на горизонте не сверкала, а Фуа — графство хоть и маленькое, да свое, не на апанаже[173] от французского короля, как ее герцогство. Защиты искала вдова так не вовремя подставившегося на турнире графа. С двумя маленькими детьми на руках к тому же. Хотела как лучше… Да вот получилось как всегда. Понять ее можно. Но понять — не всегда значит простить. К тому же она мать только этому телу, а вот моему сознанию эта баба — никто.

Приеду в Наварру — первым делом озабочусь хорошим легистом[174]. Знающим, грамотным, беспринципным проходимцем, настоящим крючкотвором, хитрым аки аспид и зубастым как акула.

Последняя ночевка перед Нантом у очередного длинного острова, которые я и считать перестал, ознаменовалась незапланированной побудкой и ярким заревом в ночи.

Часовые, не поняв в чем дело, подняли на всякий случай всех по тревоге.

— Большой пожар впереди, мон сьеры, — сказал зевающий шкипер. — Что-то горит в Нанте. И сильно горит.

— Сам город горит? — уточнил я.

— Нет, ваше высочество, горит что-то близко к порту, — пояснил он.

— Как ты это определяешь? — усомнился сержант.

— По ориентирам. Если бы горел замок дюка, то это было бы намного правее и ближе. А так… скорее, порт горит или склады рядом с портом. А может, и корабли в порту.

— Большой тут порт? — Это шевалье д'Айю подал голос из темноты.

— Не столько большой, сколько длинный, мон сьер. В самой Бретани морских кораблей больше, чем у Англии и Франции вместе взятых — около полутора тысяч. Это не считая речных. А еще других флагов купцы заходят часто, — выдал шкипер справку.

— Я надеюсь, все приличные постоялые дворы там не сгорят? — спросил дон Саншо о наболевшем.

— Это смотря в какой части города, ваша светлость, — ответил ему шкипер, — но цены за постой завтра поднимут все. И в пригородах тоже. Даже гадать не стоит.

— Так, — распорядился я, — нам самим ничего пока не грозит. Потушить такой пожар мы точно не сможем. Потому всем спать — завтра тяжелый день будет. Караул — по расписанию. Разойдись!

Разогнал всех, а сам стоял с Микалом и Филиппом у мачты, откуда мы долго еще смотрели на все возвышающееся завораживающее зарево на западе, скрывшее своей яркостью почти все звезды на небе.

Нант встретил нас сильным запахом гари, которую разносил по реке западный ветер с моря, что на взгорках крутил косые паруса ветряных мельниц.

С берега нас поприветствовали шлепками тряпок по воде прачки, которые уже с рассвета полоскали белье на мостках. Пожар не пожар, а клиент чистое белье ждать не будет — уплочено.

Сами мостки для постирушек были для меня весьма необычными. От берега все как у нас: нечто узкое, мостообразное на сваях; но венчала каждый такой мосток большая ротонда, в которую помещалось не менее пятнадцати прачек, причем место каждой было отделено столбами, поддерживающими коническую крышу этой беседки на воде. И таких ротонд вдоль берега стояло с полдюжины.

Увидев, что я заинтересовался этими женщинами в мокрых рубашках, эротично обтягивающих их спелые груди, шкипер охотно пояснил:

— В Нанте, ваш высочество, есть цех прачек, куда допускаются только женщины. Этот кусок берега под обрывом цех давно выкупил у города. Не меньше ста лет назад. И места для стирок они заказывали сами у цеха плотников. Удобно. Даже в дождь стирать можно. Работа без простоя — заработок больше.

— А зачем их выдвигать так далеко в реку?

— У берега, ваше высочество, вода не так чиста из-за частых обвалов обрыва. Глина… — сказал он последнее слово с небольшой протяжкой, как будто оно объясняло все на свете. — Зато она тут очень мылкая, и ей стирать хорошо.

Прачки со своим «конкурсом лучшей мокрой майки» медленно проплыли мимо борта и остались за кормой.

— Это единственный женский цех в Нанте? — задал я вопрос шкиперу.

— Истинно так, ваше высочество, если не считать цеха проституток.

— Интересно, как магистрат присваивает блудницам звание мастера? — засмеялся я. — Заочно или на мандатной комиссии?

Но шкипер оставил этот вопрос без ответа. Наверное, он его и сам не знал. Но скорее — не оценил моего юмора.

— И что, каждая проститутка в этом цеху — мастер? — уточнил я у шкипера.

— Нет, ваше высочество, сами проститутки у них как раз наемные подмастерья. А мастерами являются бандерши, как организаторы дела. Женщины для развлечения пользуются в Нанте определенным почетом и защитой города. А занятие этим ремеслом вне цеха преследуется магистратом в пределах городских стен как незаконное. А за городом передком подрабатывают дочери содержателей трактиров и постоялых дворов, не отрываясь от основных обязанностей. В порту еще были дешевые внецеховые бордели для непритязательных моряков, но, вероятно, они уже сгорели.

— Вот-вот, куманек… Я как раз на эту тему вспомнил смешную историю, — раздался за моей спиной голос моего же шута, — произошедшую в Мене лет этак двадцать назад. Загорелся бордель. Все бегают, хлопочут, кричат: «Воды, воды!» Тут отворяется одна дверь и хриплый дуэт кричит: «А в наш номер — анжуйского!»

Шкипер сложился от смеха так, что барка рыскнула по курсу.

А я спокойно спросил шута:

— Сам придумал?

Что поделать, мне все местные анекдоты будут казаться с бородой. Издержки попаданства.

— Зачем что-то придумывать, сир, — обиженно насупился дю Валлон, — когда это я сам кричал с Жоржеттой. Потом недели две весь город ухохатывался над нами до недержания мочи.

Река сделала очередной поворот, и стали видны стены города, плотно окутанные сизо-черным дымом. Как Москва от горелых торфяников.

К запаху гари примешался запах горелых специй. Мой нос выделял пока только запах гвоздики, но и ее перебивали запахи жженого пера и сгоревшего сукна.

— Да. Кто-то сегодня очень сильно погорел, — прокомментировал шкипер в окружающее пространство и обтер со лба пот своим полосатым колпаком. Помолчал немного, видя, что разговор в пустоту никто не поддерживает, и обратился уже персонально ко мне:

— Готов об заклад побиться, ваше высочество, что через некоторое время придут корабли, груженные пряностями. Причем за это время они вряд ли могли бы сплавать хотя бы в Магриб.

— Кто бы сомневался, — ответил я. — Даже спорить ne-sportivno. Конкурентная борьба дикого капитализма. Как это вечно под луной…