Модильяни - Кристиан Паризо

Страстно заинтересовавшись негритянским искусством, он скупал африканские статуэтки на блошиных рынках и у торговцев таким товаром задолго до того, как все это вошло в моду. Последовав доброму совету своего приятеля Аполлинера, он открывает в феврале 1914 года собственную галерею в доме номер 6 по улице Миромениль. Поль Гийом — кругленький человечек, большой любитель маленьких удовольствий, жизнерадостный, очень образованный, изысканный, весьма недурно говорящий по-английски. Полотна выбирает по личному вполне определившемуся вкусу, беря все риски на себя. Первую выставку он посвящает Наталье Гончаровой и ее супругу Михаилу Ларионову, разработавшим в 1912 году совершенно новый живописный метод — лучизм, когда изображаются не сами предметы, а их излучения — потоки света и цвета. Затем его клиентами станут Дерен, Джорджо де Кирико, Джино Северини. Он предложил контракт и Амедео, а затем снял для него маленькую мастерскую в доме номер 13 по улице Равиньян, чтобы тот мог работать в более спокойных условиях. Первые его полотна — портреты друзей: Диего Риверы и художника Фрэнка Бёрти Хэвиленда, который к тому же был еще и богатым коллекционером.

Зимой 1914 года в своей неизменной черной шляпе и не столь вечной бархатной куртке, с красным шарфом, оттенявшим бледность красивого лица, Амедео врывается в бистро «У Розалии». Под мышкой у него газетный рулон. Он направляется к столику, занятому молодой женщиной, и, ткнув пальцем себя в грудь, выпаливает:

— Я — Модильяни! — и, чтобы не было недомолвок, добавляет по-английски: — Jew, иудей.

Затем развертывает газеты, вынимает из них рисунки и раскладывает по столу, объявив:

— Пять франков.

Как и все, кто видит Модильяни впервые, молоденькая женщина прежде всего сражена его красотой. Сама она выглядит несколько самонадеянной, но без предрассудков. Она покупает у него что-то и приглашает сесть за ее столик. Следуют обычные банальности взаимных представлений, он узнает, что она англичанка, художник-станковист и немного писательница. Что зовут ее Нина Хэмнетт. Что она остановилась на Монпарнасе и записалась на курс в Русскую академию Марии Васильевой. Быстро подружившись, они вместе ходят по модным забегаловкам вроде «Клозери-де-лила», «Гетэ-Монпарнас», посещают многочисленные вечера, устраиваемые в мастерских. Однажды на вечеринке у Ван Донгена (в доме на бульваре Сен-Мишель), где выпито было немало, Нина раздевается и танцует, накинув на себя черную вуаль. «Все были довольны, поскольку я хорошо сложена», — обронит она впоследствии. Это женщина легкого нрава, несколько склонная к эксгибиционизму, очень любвеобильная и охотно нырявшая в чужие постели, но ее отношения с Амедео никогда не зайдут дальше приятельства.

В своих мемуарах она приписывает себе заслугу знакомства Модильяни и английской поэтессы Беатрисы Хестингс, с которой у него завяжется довольно беспорядочный двухлетний роман, полный безумств и страсти, благодаря которому эти два года станут самыми бурными в его жизни. «Однажды Беатриса приехала в Париж, — читаем мы там, — поскольку была в большой дружбе с Кэтрин Мэнсфилд. Беатриса считалась писательницей большого таланта. Вместе с Альфредом Ричардом Орэджом она руководила журналом „Нью эйдж“. Я ее представила Модильяни, и мы все трое провели вечер в „Ротонде“».

Осип Цадкин со своей стороны тоже утверждает, что представил их друг другу однажды вечером, когда оказался в компании с Беатрисой у папаши Либиона.

«Не скажешь, что отношения у них сложились счастливо, — замечает он, — но именно в те два года, что они жили вместе, Модильяни окончательно обратился к живописи».

Третья версия их знакомства, что гуляла по Монпарнасу, выглядела так: Джейкоб Эпстейн, находясь в Лондоне, познакомился с дамой из высшего английского общества, весьма образованной писательницей, пребывающей, однако, в самом фантастическом расположении духа и к тому же пока не нашедшей себе должного применения.

— Отправляйтесь в Париж, госпожа X., — предложил он. — Там у меня есть один знакомый гениальный художник, писаный красавец.

Вскоре госпожа X. приехала во французскую столицу и, оказавшись на Монпарнасе, увидела здоровенного детину, исступленно отплясывавшего какой-то негритянский танец на столике «Ротонды».

— Вы ведь Модильяни? — воскликнула дама.

Тот соскочил наземь, и оба, взявшись за руки, отправились вон из заведения.

Позже сама Беатриса Хестингс решительным образом опровергла все эти байки.

Она писала так: «Только Макс Жакоб и я можем доподлинно рассказать, что произошло с этим чистокровным цыганом Модильяни». И действительно, в письме, относящемся, судя по датировке, к ноябрю 1914 года и отправленном своему кузену Жан-Ришару Блоку, Макс Жакоб сообщал, что познакомился с большой английской поэтессой госпожой Хестингс, элегантной богемной пьянчужкой, пианисткой, обряженной на манер трансваальских модниц и всегда окруженной сонмом художников и танцоров, более смахивающих на настоящих разбойников. Беатриса переводила стихи Макса и публиковала в «Нью эйдж». Именно он, Макс Жакоб, представил Беатрису своему другу-итальянцу.

Она впоследствии уточнит:

«Эта история фигурирует в моей книжке „Минни Пинникин“. Амедео — сложная натура, помесь борова с драгоценной жемчужиной. Я встретила его в кондитерской. Мы сидели лицом друг к другу, на столике — гашиш и коньяк. Я понятия не имела, кто передо мной. Он показался мне уродом, свирепый, с длинной бородой. Затем я снова встретила его в „Ротонде“, он предстал совершенно другим: гладко выбритый, любезный. Он приподнял шляпу милым жестом и пригласил меня зайти к нему в мастерскую посмотреть его работы».

Жанна Модильяни считает, что Беатриса Хестингс вошла в легенду как своего рода новая леди Брет, персонаж романа Эрнеста Хемингуэя «И восходит солнце», где повествуется о блужданиях по Европе потерявших смысл жизни вечно хмельных юных американцев. Такая же эксцентричная, властная и соблазнительная. Одни поговаривали, что она склоняла его напиваться и накачиваться наркотиками, другие — что именно она пыталась его остановить и заставляла работать.

Но каковы бы ни были обстоятельства их встречи, обоих, словно удар молнии, поразила любовь с первого взгляда.

Беатриса Хестингс родилась в 1879 году в южноафриканском городе Порт-Элизабет. Ее отец Джон Уокер Хэй был суровым британским дельцом консервативных взглядов. Эмили Эйлис Беатриса, пятая из семи его детей, несомненно обладала самым неуравновешенным и сильным характером. В восемнадцать лет она покинула родной город и обосновалась в Кейптауне, где вышла замуж за некоего боксера по фамилии Хестингс, по совместительству служившего в кузнице. Однако их союз оказался недолговечен, и в 1906 году она уезжает в Лондон, где быстро становится своей в среде обновителей и разрушителей старых порядков, сближается с тридцатитрехлетним Альфредом Ричардом Орэджом, выпускавшим журнал «Нью эйдж». Семь лет длится их роман и ее работа в журнале. Она не скрывает своих прогрессистских убеждений, борется за избирательное право для женщин и за признание законными детей, рожденных девушками вне брака.

В журнале печатаются такие писатели и журналисты, как Джордж Бернард Шоу, Гилберт Кит Честертон, Хилэйр Беллок, Эзра Паунд и Кэтрин Мэнсфилд (с последней Беатриса некоторое время поддерживала странные любовно-дружеские отношения). В том же «Нью эйдж» Маринетти публикует свой манифест. После разрыва с Альфредом Ричардом Орэджом Беатриса перебирается в Париж, откуда под псевдонимом Эйлис Морнинг ведет в журнале рубрику «Парижские впечатления». Эти регулярно отсылаемые в Англию статьи рассказывают о жизни французской богемы, в основном о том, что происходит на Монмартре и Монпарнасе. Беатриса привлекает к себе внимание и в «Клозери-де-лила», где она появляется в костюме пажа времен Людовика XV, и в «Ротонде» — там она потягивает виски с видом безупречно светской дамы; вскоре ее уже знает весь литературный и артистический Париж.

Она не столько красива, сколько пикантна. Бледная, с маленькими озорными кошачьими глазками и крошечным ртом, властная, довольно раздражительная. Амедео более всего пленяют ее оригинальные повадки и раскованность. То, как она разгуливает с ивовой корзинкой, откуда выглядывает какая-нибудь животина, ее маскарадные переодевания.

С самого начала отношения этих двоих складываются непросто, любовники то и дело бранятся. Интеллектуально они стоят друг друга. Беатриса защищает свои взгляды с непреклонным упорством. Модильяни, завзятый сердцеед, часто читает ей Данте, на что она отвечает цитатами из Мильтона или строками еще одного английского поэта — Данте Габриэла Россетти. Однажды на Монпарнасе, когда, собираясь на костюмированный вечер в «Ротонде», Беатриса не нашла ничего подходящего в своем гардеробе, Амедео схватил несколько тюбиков пастели и принялся разрисовывать ее черное платье цветными бабочками, блиставшими, словно звездная пыль.