Заговор против маршалов. Книга 1 - Еремей Парнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Смею уверить, что будь у нас желание разложить чью-либо армию, то в первую очередь мы бы обратили внимание на германскую,— добавил Тухачевский.
Петэн сердито засопел, но не стал возражать и поинтересовался состоянием Красной Армии: резервы, авиация, строительство аэродромов и укреплений.
— Я удовлетворен полученными ответами, господа,— сказал он, записав приведенные цифры.— Генерал Луазо, посетивший прошлой осенью ваши маневры, докладывал, что вы первые в мире по танковым войскам. Видимо, он был недалек от истины. Мне близка ваша точка зрения, маршал Тухачевский. Появление нового, вооружения может придать войне совершенно иной оборот. В настоящее время необходимо считаться с внезапной атакой на первый эшелон военных сил противника. Массированные удары дезорганизуют мобилизацию и парализуют жизненные центры обороны.
— Я читал вашу статью в «Revue de deux Mondes», господин маршал.— Тухачевский поспешил закрепить наметившееся взаимопонимание, если не в политике, то хотя бы в стратегии.— У нас нет расхождений по поводу характера грядущей войны.
— Орудия такой войны уже существуют, и мы не можем позволить, чтобы нас застали врасплох.
— Совершенно согласен, ваше превосходительство. Германия формирует громадные вооруженные силы, и в первую очередь армию вторжения. Я имел честь беседовать с господином Мореном, и мы, сопоставив данные, пришли к выводу, что немецкие авиационные заводы производят пятнадцать машин в день. В Германии много говорят о планах Геринга довести авиацию до шестнадцати тысяч самолетов. При современных темпах этого можно достичь уже к тридцать девятому году.
— Отнюдь не значит, что война не начнется раньше,— подсказал Уборевич.
— Безусловно. К лету прошлого года общее число германских вооруженных сил превысило девятьсот тысяч человек. На сорок процентов больше, чем у Франции, и примерно так же, как у нас.
— Какова точная численность ваших войск? — живо отреагировал старый маршал.
— Девятьсот сорок тысяч, считая все рода войск,— спокойно назвал Тухачевский.
— Вместе с НКВД?
— Включая пограничные войска НКВД, господин маршал. Но вернемся к рейхсверу. Помимо регулярной армии Германия располагает вооруженными частями, могущими служить делу мобилизации и новых формирований. Сюда входят штурмовые и охранные отряды, трудовая повинность, пограничные войска и полиция — всего около миллиона. Завершения организационной военной программы следует ожидать уже в текущем году. Нам действительно нельзя терять времени. Вы один из немногих, кто умеет смотреть далеко вперед. Как вы считаете, обеспечивает ли принятая у вас военная система должный ответ агрессору?
— Не обеспечивает,— брюзгливо поморщился Петэн.— Она целиком основывалась на гипотезе, что наш возможный противник неспособен в короткий срок выставить мощную армию. Едва ли это соответствует нынешним обстоятельствам.
Тухачевский помнил все печатные выступления Петэна и не ждал иного ответа. В его задачу входило максимально расширить поле согласия.
— Действительно, большие сроки мобилизационного развертывания надолго сковывают активные действия.
— Только сроки?.. А бомбовые удары противника? Саботаж?.. У вас на Дальнем Востоке недавно была обезврежена группа диверсантов, пускавших под откос поезда с войсками. В условиях войны опасность диверсий возрастает многократно. Они могут совершенно парализовать пути подвоза... Но Вы, кажется, спрашивали о нашей системе мобилизации? Разве у вас не те же болезни? — Петэн продемонстрировал завидную осведомленность и цепкую, не по годам, память. Бил наотмашь.— Читая последнюю речь маршала Ворошилова, я поражался его оптимизму. Колоссальная, протяженность и скверное состояние коммуникаций едва ли позволят вам организовать скорый отпор.
Тухачевский неопределенно пожал плечами. Положение не позволяло оспаривать очевидные вещи. Но если отставной маршал мог честить почем зря и военного министра, и самого премьера, то для него, замнаркома, публичная критика Ворошилова исключалась напрочь. Одно дело — спорить в Военном совете, другое — здесь, на виду у всей Европы, да еще со стенографистами за спиной.
Выручил Уборевич.
— Пока мы, солдаты, не договоримся между собой, порядка не будет,— пошутил он, поправляя пенсне.— Авиация в будущей войне предстанет настолько грозной силой, что в военном отношении такой город, как Минск и даже Смоленск, защитить не удастся. Следует отдать себе полный отчет. Где взять такое количество истребителей или зенитных орудий, чтобы на всем горизонте не пробился отряд быстроходов, бомбометчиков? Поэтому оборонять большие города и пункты сосредоточения будет неимоверно трудно. Наша задача — как можно скорее создать могучий воздушный флот. В этом году мы постараемся удвоить количество летчиков в спортивных аэроклубах.
— Удвоить от какого числа?
— К сожалению, я не располагаю точными цифрами, но у нас в стране летчики окружены всеобщей любовью.
— Как вам нравятся наши пилоты?
— Они выше всяких похвал,— твердо сказал Уборевич.— И самолеты хорошие. Нам есть чему поучиться друг у друга.
— А вам не кажется, что, подписав договор, наши министры невольно подтолкнули Германию на путь безудержных вооружений? Немцы — не сумасшедшие. Они не могут хотеть войны. Господин Гитлер не раз заявлял, что Германия не имеет никаких агрессивных притязаний к Франции и западным соседям.
— Из Берлина долетают разные голоса,— осторожно возразил Тухачевский.— Но любому здравомыслящему человеку должно быть ясно, что военные планы Германии направлены не только против СССР. В этом вопросе у нас не было разногласий с вашими коллегами, господин маршал. Насколько я понял, и господин Фланден серьезно озабочен безопасностью многих европейских границ. Антисоветское острие является удобной ширмой для прикрытия реваншистских намерений и на западе, и на юге. Я имею в виду Польшу, Чехословакию, Австрию. Помимо всего прочего, нельзя отрицать, что Германии нужна французская руда. Ей необходимо и расширение морской базы. Опыт прошлой войны со всей очевидностью показал, что без прочного обладания бельгийскими портами и северными портами Франции невозможно построить морское могущество Германии.
— В бельгийском генштабе придерживаются сходной позиции,— как бы вскользь уронил Уборевич.
— Вопрос в том, насколько достижимы в современных условиях цели возможного противника. В прошлую войну ни одна из стран не располагала такой системой долговременных укреплений, как «Линия Мажино»... Однако мы рискуем увязнуть в политических спорах. Армии должны стоять вне политики. Мы могли бы сотрудничать ради европейского мира лишь при условии, что агенты Коминтерна перестанут разлагать нашу армию. Пусть перенесут свою деятельность в соседнюю страну, как остроумно предложил маршал Тухачевский.
Прояснив интересующие его вопросы, Петэн вновь вернулся к навязчивой и, по сути, тупиковой идее. Но если в начале встречи она выставлялась в качестве предварительного условия, то под занавес акценты явно сместились.
— Все-таки вы сдвинули его! — оценил переговоры Потемкин.— Героический ореол, окружающий этого матерого и тупого реакционера, превратился в серьезный политический фактор. Стыд и позор.
— Вспомните Гришку Распутина,— улыбнулся Михаил Николаевич.
— Пожалуй, вы правы, есть определенное сходство. В общей, так сказать, атмосфере. Ничтожества у государственного руля, раскол общества, ощущение надвигающегося апокалипсиса...
Вечером радио сообщило о победе депутатов от Народного фронта в Испании.
На другой день, во время официального завтрака, Тухачевский уловил некоторые перемены в поведении французских гостей. Внутренняя зажатость ощущалась не столько в речах, по обыкновению любезных и гладких, сколько в коротких репликах, которыми обменивались соседи по столу. Испанские новости практически не обсуждались.
Когда Уборевич спросил начальника кабинета военного министра генерала Менара о возможных последствиях выборов, тот отделался старинной пословицей: «Мир дрожит, когда шевелится Испания».