Пиноктико - Александр Мильштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит ли это, что медведь меня, в частности, спас от Уртюпа?[73]
Не знаю, по крайней мере, Уртюп перестал вращаться вокруг меня… Он исчез.
Ну да, после того как Дженни утонула, был у меня ещё один приступ ур-тика[74], я искал его под мостами через Изар, а потом поехал на Шлиерзее — с друзьями…
Я пишу не рассказ… О духах… Или в духе — мистического реализма… Поэтому сразу скажу, что мы там не нашли никакого Уртюпа и что там вообще никого не было, на этом острове, ни души…
А в неодушевлённом аспекте остров выглядел точно так же, как и в первый раз — когда мы заплыли туда с Дженни… Закрытые стеклянные двери гостиницы — теперь я знал, что это гостиница для новобрачных, и сказал это Флориану и Кристиану, они же никак на это не прореагировали — пожали плечами…
Пускай не Уртюп, я же не возражаю, пусть это был не он… Но тот, кого мы увидели, покидая остров, — кто сидел в кустах возле привязанной лодки…
И сторожил гостиницу для новобрачных…
— Эта гостиница и ресторан от пивзавода Траунштайн, — сказал он, — специально для свадебных торжеств. Так что вы, ребята, знаете теперь, где будете справлять свою свадьбу, правда?
Вспомнив сейчас, как он при этом улыбнулся, я понял, что Дженни была права — это был не Уртюп…
Просто немного одичавший ввиду долгого отсутствия молодожёнов сторож, который объяснил нам назначение столь странных — в том смысле, что совершенно пустых и при этом выглядящих так, будто в них кто-то есть… Сооружений на маленьком острове посреди… в свою очередь, небольшого озера… Что-то в этом было, безусловно… от фата-морганы…
Я его заподозрил — этого сторожа… во время ур-тика, после безуспешных поисков Уртюпа под мостами… Вспомнив, что когда он — тогда уже точно Уртюп — стрелял у Дженни сигарету в кафе возле Фрауэнкирхе, я подумал, глядя, как он уходит… как натягивается канат его собаки…
Что видел его на каком-то озере, что он отдавал там швартовы…
Только сначала я подумал о большом озере…
Поэтому я поехал на своей колымаге в Штарнберг, купил билет на рейс по кругу — чтобы изучить эту систему канатов, блоков и грузов…
То есть я внимательно следил на каждой остановке за тем, кто отдавал швартовы…
И после того как я на одном причале увидел, что их отдаёт столетняя — как минимум — маленькая старушенция… И она же продаёт в кассе билеты — на теплоход… У меня что-то сжалось внутри, мелькнула мысль сменить её на этом причале, самому отдавать швартовы, такой вот представился мне в тот момент траум-беруф[75]…
Перед этим у меня, кстати говоря, была не менее странная мысль — по поводу своего трудоустройства… Я ехал в метро и, подобрав лежавшую на соседнем сиденье газету — кажется, «Бильд», — прочёл там, что в Бундеснахрихтендинст[76] в Пуххайме[77] нужны 2 000 человек на шпионские должности… Вай нот? — подумал я, эта мысль развеселила меня на некоторое время…
Так же как альтернативная: занять место столетней старушки, отдающей швартовы — на Штарнбергерзее…
Я подумал, впрочем, что не следует её замещать… Что у неё это, наверное, связь с жизнью — этот канат… А мне — если я хочу жить жизнью, а не… Нужно искать себе другую связь… Или спать себе дальше в своей квартире — что я пока что и делаю, причём всё более и более успешно…
Мне даже непросто теперь различать, что было в последнее время наяву, а что во сне…
Нет, но в шпионы — в Пуххайм — я ездил записываться точно во сне… Меня там взвешивали на тех же весах, что и Дженни… Потому что шпион — тоже госслужащий — как и учитель… Всё это было во сне — траум-беруф, хальт… но откуда я так хорошо помню высокую стену, вдоль которой я еду и еду — на велосипеде… На ней висят щиты с надписями: «На каждого сумасшедшего…». Нет, я путаю, там висели такие: «Съёмки категорически запрещены…». Но всё это как-то снималось…
А вот выпив виски, я вспомнил, что это было не только во сне…
Что в детстве мы заезжали туда с Ахимом — на велосипедах, в лес Пуххайма то есть, по дороге в Вольфратсхаузен, к дяде Феликсу, объезжали весь этот наш Бундеснахрихтендинст по периметру…
Зачем мы его объезжали, я не знаю, наверное, просто так… Да куда только мы не заезжали с отцом тем летом на велосипедах… Мы объездили весь город… Разве что за высокую бетонную стену мы так и не заехали…
Но я побывал там на интервью — во сне, хальт… Взяли ли меня на работу? Кто знает, кто знает… На должность Gehirngespenster[78], скажем, с заброской в какую-нибудь из «стран-бастардов», хе-хе…
А propos Hirngespenster… Я перечитал эти страницы и подумал: получается, что медведь таки надёжно вытеснил из моего сознания Уртюпа… Не прошло и года…
Как мне, кстати, удалось тогда заманить Дженни в воду?
На острове, на Шлиерзее, повторяю, была гостиница для новобрачных, с рестораном, где можно было справлять свадьбу… И только для этого — по словам сторожа, которого мы встретили, когда уплывали оттуда… гостиница была предназначена только для этого — для брачных торжеств… И первых ночей… Поэтому она и стояла — в остальное время — пустая…
Мы с Дженни побывали там в остальное время… Выплыв туда, мы вышли, раздвигая кусты, к странному дому — высокие стеклянные двери были закрыты, но сквозь них — если прислониться лицом… Потому что иначе видно было только отражение леса… А если припасть лицом — видно было, что там всё готово… Для каких-то торжеств — мы в тот момент ещё не знали, что для свадебных… Треугольники накрахмаленных салфеток… Мы надолго припали к стеклу — хотели разглядеть людей… Это выглядело так — внутри, как будто люди только что там были, просто минуту назад поднялись по тёмной деревянной лестнице наверх…
Когда же мы отошли от входной двери, мы заметили, что в окне выставлен большой белый лист с надписью: «На каждого сумасшедшего найдётся ещё более сумасшедший!»
Мы не знали, что это гостиница для новобрачных, поэтому прочли плакат совсем иначе, в другом смысле, теперь-то я понимаю, что он значил, но тогда… Мы после этого так озирались по сторонам… Дженни споткнулась о какой-то крюк, торчавший из земли, повалилась — как медвежонок… попавший в капкан… Из ноги у неё пошла кровь… И капала всё время… И полностью остановилась уже только в воде — когда мы плыли обратно… На другом берегу крови уже не было…
Рядом с гостиницей стояли деревянные столы — маленький биргартен и деревянная же вышка — всё как у людей… вышка такая же высокая — как у пожарных…
Хотя более бессмысленного места для пожарной вышки трудно было придумать — в центре озера…
А это просто наверху стоял столик, и можно было пить пиво… Но у нас его не было… Нас не обслуживали… Хотя прекрасно было видно вокруг — воду, тёмный лес на противоположной горе, крыши посёлка на зелёном склоне…
Это был единственный раз, когда мы с Дженни были вместе в воде… В тот день она будто бы забыла о своей водобоязни… Но сразу же стало тревожно, кстати говоря, на суше… Дженни умела плавать, но не была амфибией…
И потом: мы же не знали, что этот Geistergaststätte[79] на самом деле — дом для новобрачных… Мы подумали, что это «Hotel California», oder so was in der Art[80]… Поэтому так оглядывались, пробираясь сквозь кусты обратно к воде…
Уже после потопа, который Дженни устроила в своей комнате… Я один раз ездил на остров — вместе с Флорианом и Кристианом…
Мы взяли в посёлке лодку и сплавали… Была осень, вода уже была холодная, чтобы в ней плавать…
Там не было ни души… На этот раз у нас было с собой пиво…
И всё, больше вообще ничего не было… Всё последнее время я по сути спал, с какого-то момента… Во всяком случае, не выходил из квартиры… Пил виски, писал или вообще ничего не делал, валяясь в постели…
«Ich hätte Lust mit großen Tieren. Hab’ keine Lust es zu riskieren…»[81], — я ставил эту песню много раз… И вспоминал в деталях — медвежье лето, остров на Шлиерзее, населённый Бруно, Уртюпом и Дженни… Потом всё это сворачивалось… Заворачивалось в обёрточную бумагу — то, что не попадало в газеты…
Помню, одна статья в «SZ» называлась: «Германия ещё не готова к возвращению крупных хищников…»
А плакат на острове гласил: «На каждого сумасшедшего найдётся кто-то ещё более сумасшедший».
Эх, Бруно, Бруно… Что-то крутится у меня в голове… Или вокруг моей квартиры, какой-то смерч… Медведь пустоты?
«Мы думаем, что от того, что мы напишем, заплачут звёзды, а получается у нас всегда только сломанный бубен, под который пляшут медведи на базаре», — писал Флобер…
Но если даже он был прав — по большому счёту, то что же тогда получается у нас, хотелось бы мне знать…
Танец мёртвого медведя… Или просто сломанный бубен… Отбросим же его в сторону наконец… По крайней мере, оставим медведя в покое…