Мемуары - Вильгельм II

Наряду с односторонностью школьного образования мне особенно бросались в глаза житейские планы тогдашнего юношества. Молодежь того времени преимущественно занимала мысль, как бы сделать карьеру в качестве чиновника, причем достичь звания юриста или асессора всегда считалось самой достойной целью. Это объясняется тем, что быт старой Пруссии еще давал себя чувствовать и в молодой Германской империи. Пока государство состояло преимущественно из правительства и чиновничьего аппарата, стремление немецкого юношества к чиновничьей карьере было понятно и обосновано: в чиновничьем государстве это и был для молодого человека настоящий путь к служению отечеству. Уверенные в себе, сильные благодаря спорту британские мальчики, с которыми я познакомился в Итоне, конечно, уже тогда говорили о колониальных завоеваниях, об экспедициях для исследования новых земель, о распространении британской торговли. Они стремились увеличить и укрепить Великобританию в качестве пионеров своего великого отечества посредством практической свободной деятельности, а не в качестве государственных служащих. Англия давно уже была мировым государством, в то время как мы еще были чиновничьим. Поэтому английская молодежь могла себе ставить более крупные и далеко идущие цели. Но, после того как Германия также вступила в качестве ценного фактора в мировое хозяйство и мировую политику, круг идей немецкого юношества должен был бы видоизмениться несколько более быстрым темпом. Поэтому я в позднейшие годы моего царствования с беспокойством сравнивал гордых молодых британцев, изучавших латинский и греческий языки гораздо меньше, чем это требовалось у нас, с бледными, переучившимися детьми моей страны. Конечно, и тогда уже в Германии были предприимчивые люди, в доказательство чего можно привести ряд блестящих имен. Но мысль о том, что можно служить отечеству не по определенному официальному, проторенному пути, а свободным соревнованием, еще не укрепилась у всех в достаточной степени. Я привел английский пример потому, что мне кажется более правильным брать без предубеждения все хорошее, где бы мы его ни находили, чем ходить с шорами на глазах.

Именно поэтому я, будучи кайзером, повел борьбу за школьную реформу для моего немецкого юношества, встретив отчаянное сопротивление и со стороны филологии внутри министерства и вне его, и со стороны педагогических кругов. К сожалению, реформа вышла не такой, какую я задумывал, и привела не к тем результатам, на которые я надеялся.

Идея германизма во всем ее величии была разъяснена изумленному немецкому народу только Чемберленом в его книге «Основные черты XIX столетия». Но, как показывает гибель немецкого народа, это было напрасно. Немцы распевали, правда, «Германия превыше всего», но вместе с тем они, по приказанию врагов, позволили свергнуть кайзера, уничтожить империю, подчинившись руководству русских преступников, в культурном отношении стоявших неизмерима ниже их, и вонзив таким образом кинжал в спину собственной тягостно борющейся армии. Если бы немцы всех сословий и всех званий были воспитаны на чувстве гордости своим отечеством, такое самоуничижение большого народа было бы немыслимо. Это унижение, происшедшее, несомненно, при особых, в высшей степени тяжелых обстоятельствах, является тем менее понятным, что в мировой войне немецкое юношество, хоть и переучившееся и не столь закаленное спортом, как английское, совершило поистине неслыханные деяния. 1914   1918 годы показали, чем мог бы стать немецкий народ, если бы он правильно развивал свои превосходные качества. 4 августа 1914 года, герои Лангемарка, бесчисленные великолепные фигуры немцев всех сословий в нужде и смертельных опасностях долгой войны   все это показывает, на что способен немец, когда он отбрасывает в сторону филистерство и с воодушевлением, которое у него так редко открыто проявляется наружу, берется за великое дело. Пусть немецкий народ никогда не забудет об этих воплощениях своего лучшего национального «Я» и всеми силами стремится им подражать, навсегда восприняв их подлинно немецкий дух.

На посту министра юстиции я застал уважаемого друга моего отца его превосходительство фон Фридберга, которого еще со времен моей юности я знал как желанного гостя в родительском доме. Я питал к нему такое же глубокое уважение, каким этот простой общительный человек пользовался у моих родителей.

В последние годы я охотно и часто бывал у его превосходительства Безелера. В его доме я имел возможность слышать из уст собиравшихся у него знаменитых юристов непринужденное обсуждение многих интересных правовых проблем и входить в общение с юридическими авторитетами. К юристам самим по себе я не чувствовал особого влечения, так как, по моему мнению, в юриспруденции часто проявляется слишком много педантизма, оторванности от жизни и доктринерства. Однако составление гражданского уложения очень интересовало меня. Я принимал участие в заседаниях, связанных с этим вопросом, и гордился тем, что это фундаментальное немецкое творение было закончено в мое царствование. Когда во время моего пребывания в Англии я встретился однажды на завтраке у лорда Гальдана с верховным судьей Англии, я спросил великого юриста, какого он мнения о германском суде. Его ответ гласил: «Вы судите по букве закона; мы же судим по смыслу и содержанию закона». Я часто подчеркивал, как печально то, что у нас не может быть введено быстрое судопроизводство английской «Police Court» при правонарушениях полицейского характера, нарушениях правил сообщения и т. п. В Англии наказания в таких случаях объявляются уже на следующий день, тогда как в Германии в собирании материала, допросах свидетелей проходят часто месяцы, и в конце концов нередко незначительное наказание налагается тогда, когда сам проступок уже давно забыт. Тяжелые наказания, которые налагаются в Англии за клевету в печати, я охотно ввел бы и в Германии.

У министра финансов фон Шольца я, еще будучи принцем, был некоторое время как бы вольнослушателем, принимая участие в заседаниях, в которых играл большую роль знаменитый Мейнеке. Он был помощником статс-секретаря в Министерстве финансов, и поэтому ему приходилось часто иметь дело с другими министрами, ибо финансы имели одинаково важное значение для всех Он достиг некоторой популярности тем, что, постоянно улыбаясь, всегда находил наилучший, как он уверял, выход из всех затруднительных положений. Шольц был толковый и преданный долгу чиновник, но ему не удавалось заинтересовать меня скучной материей о налогах и т. п. Иначе было при опытном Микеле, в руки которого министерство перешло после Шольца. Я уже говорил об этом талантливом человеке. Представив доклад о прусской финансовой реформе, он предложил мне три проекта: небольшой, средний и предусматривающий широкие финансовые реформы. К радости министра, я без колебаний высказался за последний. Государь и министры с большим удовлетворением встретили осуществление реформы. Министр внутренних дел фон Путткамер во время 99 дней царствования моего отца был вынужден, к большому огорчению тогдашнего кронпринца, подать в отставку. Это был дельный, испытанный старопрусский чиновник и преданный королю истый померанец, джентльмен до мозга костей. О нем ходила молва, что своим падением он был обязан интригам императрицы Виктории, супруги Фридриха III. Но это неверно. Императрица, сочувствуя английскому либерализму, правда, не терпела старопрусского консервативного министра, но виновницей его отставки она не была. Возможно, что князь Бисмарк устранил его, считаясь с нелюбовью к нему императрицы.