Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии - Ярослав Бутаков

Генерал Владимир Черемисов, напротив, выдвинулся в период революции. Его 12-й армейский корпус в июньском наступлении в Галиции оказался на острие главного удара 8-й армии и действовал весьма успешно. 18 июля 1917 г. он был назначен главнокомандующим Юго-Западного фронта. Однако попутно выяснилось, что Черемисов придерживается левых взглядов и не является противником революционных нововведений в армии. Впрочем, это качество способствовало тому, что левые круги одно время рассматривали его кандидатуру на пост Верховного главнокомандующего. Однако оно же закрыло ему дорогу в «спасители Отечества» для элитных кругов. Даже на пост главкома Юго-Западного фронта он так и не успел заступить — Временное правительство быстро отозвало свое распоряжение. На политическом небосклоне России взошла новая «звезда».

Буржуазия в конце концов сошлась на кандидатуре генерала Лавра Георгиевича Корнилова. Этому весьма способствовала необычная биография генерала. Будучи по происхождению простым забайкальским казаком (следовательно, «человеком из народа» — на это особенно напирали пиарщики генерала), Корнилов приобрел известность в России еще до Февральской революции своим побегом из австрийского плена. То, как он там оказался — почему-то забылось. Был он пленен весной 1915 г. на Юго-Западном фронте вследствие того, что его 48-я дивизия попала в окружение. Расследования обстоятельств сдачи в плен произведено не было. Командир 24-го армейского корпуса, в который входила дивизия Корнилова, генерал-лейтенант Афанасий Цуриков считал Корнилова виновным в капитуляции дивизии и требовал суда над ним. Однако главнокомандующий фронта Н.И. Иванов сумел представить дело так, что государь даже наградил Корнилова Георгием 3-й степени.

Обстоятельства возвышения Корнилова проливают свет на политику Временного правительства в отношении командных кадров армии. Обычно почему-то считается, что русский генералитет встал в оппозицию Временному правительству, особенно по части нововведений в области дисциплины, из-за того, что в основе своей он был «старорежимным». На самом деле, в два месяца после Февральского переворота тогдашний военный и морской министр Гучков произвел перетряску командного состава. Были сменены все главнокомандующие фронтами и многие командующие армиями, значительная часть командиров корпусов и начальников дивизий. Этим замены не ограничились. Меньше, чем за полгода, отставки затронули всех главнокомандующих фронтами (некоторых не по одному разу), большинство командующих армиями, 26 командиров корпусов (из 68), 69 начальников дивизий (из 240), а всего — 140 военачальников высшего звена{103}. На многих из этих постов люди менялись по нескольку раз. На должности командующих внутренними военными округами нередко назначались лица, даже не имевшие генеральских званий — полковники и ниже. Чаще причиной замен были новые политические события между Февралем и Октябрем, непосредственно не связанные с первой, «гучковской» чисткой армейских рядов. Но так или иначе, Временное правительство с первых дней своею существования создавало себе прочную опору в высшем командном составе армии.

К таким революционным выдвиженцам принадлежали и Лавр Корнилов, и многие другие вожди будущего Белого движения[28]. По поручению Временного правительства Корнилов арестовывал царскую семью. Апологеты генерала пытались позднее объяснить этот неприемлемый для правого факт его биографии тем, будто Корнилов хотел спасти царскую семью от эксцессов, неизбежных, если бы арест производил какой-нибудь революционер. На должности главнокомандующего Юго-Западным фронтом Корнилов задержался всего 12 дней — с 7 по 18 июля, после чего был вознесен еще выше.

И подобные люди встали в оппозицию Временному правительству? Дело было сложнее. Генеральская оппозиция, резко проявившаяся во время «исторического» заседания в Ставке 16 июля 1917 г., была выражением обострившейся борьбы двух лагерей, совершивших Февральскую революцию. Атака, предпринятая на том заседании некоторыми генералами на Керенского, означала, что элитные круги не просто решили сделать ставку на диктатуру — они решили, что настала пора действовать. Пока — методом «убеждения» в отношении главы правительства.

На 16 июля Керенский назначил в Ставке ВГК в Могилеве совещание с участием всех «авторитетных военачальников» по усмотрению Главковерха Брусилова. На совещание, кроме Брусилова и его начальника штаба А.С. Лукомского (тоже один из будущих вождей Белого движения), собрались главнокомандующие Северным (В.Н. Клембовский) и Западным (А.И. Деникин) фронтами, отставленные руководители Февральского переворота генералы Алексеев и Рузский, другие военачальники рангом пониже. Со стороны правительства приняли участие, кроме Керенского, министр иностранных дел Терещенко и комиссар Юго-Западного фронта, товарищ Керенского по партии эсеров, бывший террорист Борис Савинков.

«Генеральская демонстрация» началась с того, что министров с их свитой на вокзале в Могилеве долго никто не встречал. Наконец, приехавший в салон-вагон премьера Брусилов сделал, по предложению Керенского, краткий доклад о положении в армии. По словам Брусилова, он предупредил Керенского, что «моральное состояние наших войск ужасно»{104}. Тем, что Брусилов уже доложился премьеру, очевидно, и объясняется, что на самом заседании он ограничился краткой речью.

Поскольку Корнилова на заседании не было, роль главного застрельщика правых перешла к Деникину. Главком Западного фронта обрушился на правительство с яростной критикой революционных новшеств. «У нас нет армии. И необходимо не-медленно, во что бы то ни стало создать ее… — неоднократно подчеркивал Деникин в ходе своего удручающего доклада. — Армия развалилась. Необходимы героические меры, чтобы вывести ее на истинный путь». В конце Деникин зачитал перечень этих мер:

«Петрограду, совершенно чуждому армии, …прекратить всякое военное законодательство. Полная мощь Верховному главнокомандующему, ответственному лишь перед Временным правительством. Изъять политику из армии. Отменить “декларацию” [прав солдата. — Я.Б.] в ее основной части. Упразднить комиссаров и комитеты, постепенно изменяя функции последних. Вернуть власть начальникам. Восстановить дисциплину и внешние формы порядка и приличия… Ввести военно-революционные суды и смертную казнь для тыла — войск и гражданских лиц…»

По свидетельству Деникина, после его доклада «Керенский встал, пожал мою руку и сказал:

— Благодарю вас, генерал, за ваше смелое, искреннее слово»{105}.

Вслед за Деникиным выступали примерно в том же духе и другие военачальники. Была зачитана телеграмма Корнилова с Юго-Западного фронта, в которой также предлагалось ввести смертную казнь в тылу, восстановить дисциплинарную власть военачальников, поставить в жесткие рамки полномочия войсковых комитетов, запретить политическую агитацию на фронте.

По свидетельству Деникина, совещание получилось достаточно содержательным. Высказались обе стороны, однако не было надежды, что они услышали друг друга. Этому противоречит замечание Брусилова, что «вышло не совещание, а прямо руготня»{106}. Противоречит оно и шагам, предпринятым Керенским сразу после заседания.

Категорические обвинения Керенского Деникиным в резком неприятии мнения «опытных военачальников» вряд ли обоснованны. По-видимому, Керенский ехал в Ставку с уже сложившимся решением заменить «одряхлевшего» Брусилова на энергичного Корнилова. Это и воспоследовало спустя три дня. Позиция Корнилова импонировала Керенскому именно признанием некоторых новых армейских порядков. В частности, Корнилов высказывался за сохранение и даже усиление роли правительственных комиссаров и не за полное упразднение, а лишь за упорядочение деятельности выборных комитетов. Очевидно, что большая заслуга в выработке политической программы Корнилова принадлежала Савинкову. Он, будучи сам сторонником жесткой армейской дисциплины, понимал, что резкие требования вызовут столь же резкое отвержение со стороны Керенского и других членов Временного правительства (Савинков знал своих политических коллег!), а потому считал, что лучше действовать постепенно.

Последующие несколько недель характеризовались растущим давлением на Керенского со стороны праволиберальных кругов, Корнилова и Савинкова. Те становились все настойчивее, а премьер, по крайней мере внешне, все уступчивее. Уже 19 июля, получив приказ о своем назначении на пост Верховного, Корнилов обусловил свое принятие должности выполнением правительством его условий, изложенных в телеграмме от 16 июля, а также отменой назначения Черемисова главнокомандующим Юго-Западным фронтом. Явно не без посредничества Савинкова конфликт удалось уладить компромиссом: Керенский согласился отозвать Черемисова и выслушать требования Корнилова на заседании правительства. Тогда Корнилов согласился вступить в Верховное командование.