Разные полюса (ЛП) - Кирсти Моусли

– Мне не нужны твои деньги, – я закрыла глаза и попыталась думать о чем-либо еще, кроме стука в моей голове, заставляющего чувствовать тошноту.

Некоторое время мы сидели молча; я не знала, что сказать. Я знала, что должна позволить ему осознать это. У меня было два года и девять месяцев, чтобы принять материнство, но на него отцовство свалилось только сегодня утром.

Наконец, он заговорил, его голос звучал хрипло и глубоко, через что он пока не мог вымолвить ни слова.

– Её зовут Саша?

Я улыбнулась.

– Саша Элуиза Бэнкрофт, – подтвердила я.

Он шмыгнул носом и вытер лицо.

– Красивое имя.

Я кивнула; я любила ее имя.

– На кого она похожа? В газетах, можно увидеть только ее затылок.

Он повернулся, чтобы посмотреть на меня. Я сглотнула, когда увидела, какими красными были у него глаза. Пока мы тут сидели, он плакал? Я отчаяннохотела утешить его, но я не могла даже пошевелить руками, которые обнимали мои колени. Это чувствовалось будто я была заморожена.

– Она красива. Она похожа на тебя, – я слабо улыбнулась, когда посмотрела в ярко-синий цвет его глаз. – Она имеет тот же цвет волос и глаз как у тебя, но у нее волосы кудрявые как у меня.

Он на секунду улыбнулся, прежде чем это потухло, и появился убитый горем взгляд.

– У тебя есть фотография?

Я кивнула и заставила себя двигаться. Заставила себя подняться с пола и, направляясь в гостиную, я подобрали со стены фоторамки. Я повернулась, как только вошел Карсон, и протянула ему. Когда он протянул руку, чтобы взять их, я заметила, как дрожали его руки, и дыхание стало немного мельче, чем обычно. Он смотрел на нее молча, просто вглядывался на изображение с широко раскрытыми глазами и открытыми губами. Его лицо было таким мягким и нежным, я чувствовала, что мое сердце превращается в лужу.

– Она красивая, – прошептал он.

Я пожевала губу, не зная, что сказать. Я всегда думала, что поступала правильно на счет Карсона, отпускаю его, позволяя ему уходить из своей жизни. Я никогда не хотела, чтобы он жил так, как жила я каждый день. Я всегда была уверена, что поступила правильно, позволив ему иметь свою мечту. Но в этот самый момент, глядя на него, как он впервые смотрит на фотографию своей дочери, я вдруг почувствовала себя эгоисткой. Я чувствовала, что вместо того, чтобы позволить ему иметь свою мечту, может быть, я забрала что-то другое от него, забрала у него её. Саша – лучшее, что случалось со мной, но мне не приходило в голову то, что, возможно, для него это было бы то же самое, если бы я ему сказала.

– Где она? Полиция сказала мне, что она пошла к подруге, – тихо сказал он.

– Она у Люси, это из-за репортеров. Они стучались в дверь; я подумала, что лучше отправить ее подальше от них, пока они не успокоятся. Рори тоже там; они пробудут там сегодня вечером, – объяснила я.

Он кивнул и слегка провёл большим пальцем по фотографии, но ничего не сказал.

Мой рот стал сухим, его молчание всё длилось и длилось. Я знала, что мне нужно было начать этот разговор.

– Карсон, ты не должен чувствовать себя обязанными нам, или еще что-то. У нас все прекрасно. Я не хочу твоих денег или еще что-то, но если ты хочешь ее увидеть, ты можешь. Ты сможешь видеть ее столько, сколько захочешь, но если ты не захочешь иметь с ней ничего общего, тогда я тоже пойму. Она была ошибкой, и тебе не придется платить за неё всю оставшуюся жизнь, – сказала я, пытаясь дать ему понять, что я не буду препятствовать ему видеть её, если бы он захотел.

Он вскинул голову, чтобы посмотреть на меня.

– Если я захочу видеть её? Это что, дурацкая шутка? Конечно, я хочу увидеть ее, она моя дочь! – ответил он. Его взгляд снова стал злым, а зубы то сжимались, то разжимались.

Я кивнула и неловко сглотнула.

– Ладно, хорошо, ты можешь приходить сюда всякий раз, когда захочешь.

Он холодно рассмеялся, качая головой, как будто я сглупила.

– Я не оставлю свою дочь здесь, чтобы она была воспитана на чертовую зарплату стриптизерши! – прошипел он.

Моя спина напряглась. «Оставить ее здесь». Я предупреждающе посмотрела на него. Если он думал, что он заберет ее от меня, то меня посетила другая мысль.

– Что это конкретно значит?

Его глаза расчетливо повернулись, когда я заговорила.

– Ты сможешь видеть ее всякий раз, когда захочешь; мы будем организовывать визиты и прочее...

Я замолчала, волосы на моем затылке встали, когда паника охватила мой живот.

Он фыркнул, когда я сказал слово «визиты».

– Ты думаешь, я оставлю ее в этой дерьмовой маленькой квартирке сматерью, которая едва может позволить себе её содержание? Ты думаешь, что это для неё справедливо, воспитываться как чертова нищенка? – с отвращением он фыркнул на меня.

Гнев стал доминирующей эмоцией в моем теле, поэтому я пихнула его в грудь так сильно, как только могла и сверкнула на него глазами. Как он смеет намекать, что я не даю ей все, что ей нужно! Конечно, большую часть времени было тяжело, и мы бы, наверное, когда она станет постарше, никогда не имели бы денег на ноутбуки или айподы, но я люблю ее больше всего на свете и я бы дала ей все, в чем бы она нуждалась. Материальные вещи не имеют значения, пока ребенок будет любимым, счастливым и здоровым.

– Ты, тупой мудак! Не смей намекать на то, что я не буду заботиться о моей дочери должным образом! – я кричала, снова толкая его в грудь.

Он фыркнул.

– Эмма, ты можешь, наверное, платить только арендную плату каждый месяц и ходить в университет. Как ты можешь дать ей все, что ей нужно? А когда ей будет нужно на школьную экскурсию или еще что-то, то у тебя не найдётся денег. Ты собираешься тянуть дополнительные ночи в клубе? Что произойдёт, когда ты просрочишь квартплату за один месяц? Продашь свое тело в подсобке? Ты думаешь, она поблагодарит тебя, когда узнает, что ее мать–шлюха, которая продает себя? – спросил он злобно.

Прежде чем я смогла остановить себя, я отдернул руку и ударил его по лицу настолько сильно, как только могла. Его голова отплеснулась в сторону и мгновенно моя рука обожглась и воспалилась.

– Ну, шлюха, которая продает себя, была не достаточно хороша для ее гадского папаши! – закричала я. Как этому парню всегда удается заставить меня чувствовать себя грязной, дешевой и мерзкой? Он оглянулся на меня, глаза его смягчились, как будто он знал, что зашел слишком далеко. Но было уже слишком поздно. Я больше не позволю ему заставить чувствовать себя грязной; это был последний раз.