Полуночные укусы - Рэйчел Кейн

Тем не менее какой-то инстинкт явно предостерегал его: он посмотрел на меня, сощурив глаза и хмуро наморщив лоб.

– Хорошо, я расскажу тебе, – заговорил он, – но сначала ты должен доказать, что заслуживаешь доверия.

– Прекрасно. Объясни мне, что для этого нужно.

В переводе это означало: «Объясни мне, кого я должен ради этого избить». Пока я выражаю готовность сделать то, что ему хочется, он мне верит.

Я надеялся, что это окажется Джером.

– Кто был самым сильным изо всех, умерших за последние два года?

Я удивленно воззрился на него, не понимая, в чем тут хитрость.

– Джером?

– Кроме Джерома.

– Полагаю… наверно, Томми Барнс.

Томми умер не подростком, а лет тридцати с лишним; это был крупный, мерзкий, буйный мужик, которого старались избегать даже другие крупные, мерзкие, буйные мужики. Он погиб во время драки в баре, как я слышал. Его закололи ножом, подобравшись сзади, поскольку он свернул бы шею любому, кто попытался бы подойти спереди.

– Большой Том? Да, пожалуй. – Папа задумчиво кивнул. – Пусть будет так. Мы вернем к жизни его.

Большой Томми Барнс являлся последним человеком, которого я хотел бы вызвать из могилы. Он и живым-то был сущим говнюком, да еще и чокнутым вдобавок. И едва ли смерть смягчит его нрав.

Однако я кивнул.

– Покажи.

Папа снял кожаную куртку, а потом и рубашку. По контрасту с обожженной солнцем кожей рук, лица и шеи, грудь у него белая, как рыбье брюхо, и покрыта татуировками. Некоторые я помнил, но появились и новые.

Прямо над сердцем он недавно наколол наш семейный портрет.

Глядя на него, я на мгновенье забыл, что нужно дышать. В грубоватом наброске я тем не менее сразу узнал черты мамы и Алисы. Только увидев эти лица, я осознал, что почти забыл, как они выглядели.

Папа перевел взгляд на эту татуировку.

– Это чтобы напоминать себе.

Горло так пересохло, что я с трудом сглотнул.

– Да.

Мое лицо тоже было там. Цвета индиго, навек застывший в возрасте примерно лет шестнадцати, вытатуированный я выглядел стройнее и оптимистичнее. И увереннее.

Папа вытянул правую руку, и я понял, что на ней тоже появился новый рисунок. И он двигался.

Я невольно сделал шаг назад. На руке отца были густо расположены странные символы, выполненные обычными чернилами для этой цели. Но при этом они медленно вращались, перемещаясь под кожей вокруг руки, вроде того как вращается спираль ДНК.

– Господи, папа…

– Это мне сделали в Мексике, – объяснил он. – Там был старый жрец, он знал всякие штуки еще от ацтеков. Они умели поднимать из могилы мертвых при условии, что те умерли не больше двух лет назад и сохранились в приличном состоянии. Они использовали их как воинов для разных церемоний. – Папа согнул руку, и татуировки согнулись тоже. – Это нужно для того, чтобы воскрешать мертвецов.

Меня подташнивало и слегка знобило. Эти движущиеся штуки выходили за пределы моего понимания. Вот бы показать их Клер! Она, наверно, была бы очарована, взялась бы проводить исследования и выдвигать всякие теории.

Уж она поняла бы, что это такое.

Я с трудом сглотнул и спросил:

– А еще что нужно?

– Прежде чем рассказать дальше, – ответил он и снова надел рубашку, скрыв под ней портрет нашей семьи, – я должен получить доказательство, что ты к этому готов, Шейн. Что скажешь?

Я глотнул воздуха и наконец конвульсивно кивнул.

«Тяни время, – сказал я себе. – Тяни время и думай, что можно сделать. Думай!»

Кроме того, чтобы просто отрубить отцу руку…

– Иди сюда, – продолжал он, направляясь в заднюю часть комнаты.

Там обнаружилась дверь; он врезал в нее новый, прочный замок и сейчас открыл его ключом, который достал из кармана куртки.

Джером снова засмеялся этим своим смехом, от которого у меня мурашки бежали по коже.

– Это может тебя шокировать, – сказал папа. – Но поверь, есть серьезные основания так поступать.

Он распахнул дверь и включил верхний свет.

Это была камера без окон, и внутри, прикованный к полу внушительной серебряной цепью, находился вампир.

Не просто какой-нибудь там вампир. Это было бы слишком легко, с точки зрения отца.

Это был Майкл Гласс, мой лучший друг.

Майкл выглядел… абсолютно белым. Бледнее бледного. Я никогда не видел его таким. На руках ожоги, а в тех местах, где серебряная цепь касалась кожи, – большие рубцы. И еще поре-зы, из которых на пол медленно сочилась кровь.

Обычно голубые, сейчас его глаза горели ярко-красным пламенем, как у монстра, и в них не было ровно ничего человеческого.

Но голос его я узнал.

– Помоги… – прошептал он, и это по-прежнему был голос моего лучшего друга.

Я не мог ответить, вместо этого я попятился и захлопнул дверь.

Джером снова смеялся, я развернулся, схватил кресло и ударил его по лицу. С таким же успехом я мог бы на него дунуть. Он перехватил кресло, переломил толстое дерево и швырнул обломки в меня. Я пошатнулся и, наверно, упал бы, если бы не оперся рукой о стену.

– Хватит. Не смей прикасаться к моему сыну, – бросил отец.

Джером замер, словно врезавшись в кирпичную стену, но продолжал делать руками такие движения, словно пытался вырвать мне горло.

Я повернулся к отцу.

– Это мой друг!

– Нет, это вампир. Самый молодой из них. Самый слабый. Тот, кого практически никто из них не бросится спасать.

Мне хотелось завопить или врезать кому-нибудь. Внутри нарастало напряжение, руки дрожали.

– Что, черт побери, ты с ним делаешь?

Я не знал, что за человек стоит сейчас передо мной, – усталый байкер средних лет, в кожаной куртке, со всклокоченными седыми волосами, с землистым лицом, изборожденным морщинами, со шрамами и татуировками. Только глаза напоминали о моем отце, и то всего мгновенье.

– Этот вампир тебе не друг, Шейн. Уясни, наконец, – твой друг мертв, в точности как Джером, и память о нем не должна помешать тебе сделать то, что ты обязан сделать. Развязав войну, мы убьем их всех. Всех, без исключения.

Когда-то мы с Майклом вместе играли у нас дома; папа бросал с нами мяч, качал на качелях, угощал, когда праздновали дни рождения.

Но больше это не имело для него никакого значения.

– Как? – Я стиснул челюсть, так что зубы лязгнули. Руки по-прежнему дрожали. – Как ты это делаешь? При чем тут он?

– Я пускаю ему кровь и сохраняю ее – в точности как они поступают с нами, людьми. Для колдовства нужны эти две вещи – татуировки и кровь вампира. Это просто тварь, Шейн, помни об этом.

Майкл не был тварью; во всяком случае, был не просто тварью. И на Джерома, которого папа вытащил из могилы, он совсем не походил. Но и Джером был не просто безмозглой смертоносной машиной. Безмозглые смертоносные машины не проводят свободное время, читая о приключениях Дороти и Тото. Они даже не знают, что оно у них есть – свободное время. И сейчас я видел в широко распахнутых желтоватых глазах Джерома страдание, ужас и гнев.