Вожди и разведка. От Ленина до Путина - Дамаскин Игорь Анатольевич

Доклад Мэя был предельно четким и исчерпывающим. В нем подробно описывались конструкция бомбы, ее детали и отдельные узлы, технология их изготовления. Он представил подробные схемы организации атомного проекта в Канаде и США: его структуру, фамилии ученых и военных руководителей. Перечислил все сверхсекретные заводы в различных точках США и Канады, дал их подробное описание, назначение, перечень выпускаемой продукции. Он также составил список ученых, через которых можно было установить контакт с участниками «Проекта Манхэттен».

Доклад Мэя и микроскопические образцы полученного от него урана были отправлены в Москву не с дипломатической почтой, а с сотрудником резидентуры Мотиным. На аэродроме в Москве его встречал лично начальник ГРУ, Кузнецов (Директор).

Из воспоминаний Мотина: «…С большими предосторожностями я достал из-за пояса драгоценную ампулу и вручил ее Директору. Он немедленно отправился к черной машине, которая стояла тут же на аэродроме, и передал ампулу в машину. «А кто там был? — спросил я потом Директора». «Это Берия, — прошептал Директор». А от ампулы с ураном у меня до сегодняшнего дня мучительная рана, и приходится менять кровь по несколько раз в год».

Мэю удалось выполнить еще несколько заданий резидента Заботина, но осенью 1945 года он должен был вернуться в Англию.

А 5 сентября 1945 года произошло событие, последствия которого можно назвать катастрофическими. Шифровальщик Оттавской резидентуры ГРУ Гузенко, прихватив из сейфа секретные документы, попросил политического убежища у канадских властей.

Образованная после побега Гузенко Канадская королевская комиссия по вопросам шпионажа выявила имена девятнадцати агентов ГРУ в Канаде, из которых девять были осуждены. 4 мая 1946 года в Англии арестовали Мэя. Он признался, что передавал Советскому Союзу материалы по атомной бомбе. Его осудили на 10 лет каторжных работ.

Были провалены нелегальные резиденты ГРУ. Нелегалам Черняку и Литвину с трудом удалось бежать из США.

В записной книжке арестованного Гальперина обнаружили фамилию К. Фукса, который позже был осужден на 14 лет.

Предательство Гузенко, реализация дела «Венона» (материалов радиоперехвата и их дешифровки), предательство бывшего советского агента г-жи Бентли способствовали развернувшейся в США беспрецедентной кампании антисоветизма, антикоммунизма и «охоты на ведьм». Ее инициатором стал сенатор Маккарти (отсюда — «эпоха маккартизма»), которому подпевал молодой сенатор Ричард Никсон.

Я изучал все доступные материалы, касающиеся всех предателей, изменников и перебежчиков, и должен сказать, что, по моему мнению, ни один из них не причинил большего вреда нашей Родине, чем Гузенко. Речь идет даже не об оперативном вреде — выдаче ряда агентов, — и другие перебежчики выдали их немало. Нет. Дело в том, что именно он явился детонатором гигантского взрыва холодной войны, закончившейся нашим поражением и развалом Советского Союза, а может быть, длящейся и сейчас, пока существует Россия. Это, правда, тема других исследований.

По указанию Сталина, для разбора обстоятельств измены и побега Гузенко была создана специальная комиссия под председательством Маленкова, в которую вошли Берия, Абакумов, Кузнецов, Меркулов. Ее секретарем стал помощник Берии Мамулов. По результатам работы комиссии виновным в побеге Гузенко был признан резидент Заботин. До смерти Сталина он, его жена и сын находились в лагерях. Выйдя из лагеря, Заботин развелся с женой, женился на простой деревенской женщине и поселился в деревне, где вскоре и умер.

Когда началась холодная война, Сталин твердо проводил линию на конфронтацию с США. Он знал, что американские военные строят планы атомного нападения на СССР. В ноябре 1945 года Объединенный комитет начальников штабов США рассмотрел план стратегической атомной бомбардировки жизненно важных центров нашей страны. В число наиболее важных целей вошли 20 крупнейших городов (кроме Киева и Минска, то ли потому, что они и без того уже были разрушены войной, то ли из далеко идущих политических соображений). Но в то же время Сталин знал, что угроза атомного нападения до конца 1940-х годов нереальна — по данным разведки, только к 1955 году США и Англия должны были создать запасы ядерного оружия, достаточные для победы над СССР.

А нам надо было спешить. В августе 1949 года была испытана первая советская атомная бомба. В нашей печати сообщения об этом не было, а в американской оно появилось 24 сентября и вызвало возмущение Сталина. Крайне обеспокоены были также руководители атомного проекта и все те, кто отвечал за обеспечение секретности атомных разработок. «Неужели — думали они, — и у американцев есть агентура, способная информировать о наших атомных делах?»

Напряжение разрядилось, когда выяснилось, что приборы, установленные на самолетах, при регулярном заборе проб воздуха могут обнаружить следы атомного взрыва в атмосфере, и агентура здесь не при чем.

25 сентября 1949 года в советской печати появилось сообщение ТАСС, в котором признавалось, что Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 году. «Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу иностранными кругами, — говорилось в сообщении ТАСС, — то для тревоги нет никаких оснований…».

По стилю этого сообщения чувствовалось, что оно или написано, или отредактировано самим Сталиным, во всяком случае, он приложил к нему руку. Что же, он имел на это право! Ему, правда, не довелось прочесть слова Черчилля, который написал: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой…».

До нынешних дней продолжаются и вряд ли когда-нибудь утихнут споры между историками о том, когда было положено начало конфронтации между бывшими союзниками и кто виноват в ней.

Оставляя этот спор на рассмотрение специалистов-историков, отметим лишь, что после Победы интересы бывших союзников оказались диаметрально противоположными. Началась холодная война, которая грозила перерасти в настоящую, более того в ядерную. В этих условиях Сталин поставил перед разведкой главную задачу: держать в поле зрения подготовку военного нападения на Советский Союз с применением ядерного оружия. Поступавшая информация, в том числе документальная, подтверждала, что такие планы разрабатывались военными кругами Англии и США.

Одновременно разведка выполняла задачи по добыче секретов атомной бомбы, а также по информационному обеспечению внешней политики СССР. Особый интерес представляли планы западных держав по германской проблеме, по созданию антисоветских военных блоков, по разрешению кризисных ситуаций, связанных с Западным Берлином, Ближним Востоком, Кореей, распадом колониальной системы.

К концу войны советские разведывательные службы обладали прочными позициями в странах-союзниках СССР и в ряде нейтральных государств Европы и Америки, а также в освобожденных от нацизма странах Восточной Европы. Продолжала активно действовать и агентура бывшего Коминтерна под другими «крышами».

По подсчетам американских исследователей Джона И. Хейнза и Харви Клера, основанных на материалах проекта «Венона», на протяжении 1941–1945 годов на советскую разведку только в США работали около 100 офицеров-оперработников, контролировавших, примерно, 435 агентов и источников. По мнению же английского исследователя, бывшего офицера британской контрразведки, Питера Райта, число агентов превышало 800 человек.

Конечно, даже в этот весьма благоприятный период, у советской разведки стали появляться серьезные проблемы. Помимо политических причин, были и чисто оперативные. Одной из них стала та, что контрразведывательные службы США и Англии, занимавшиеся во время войны борьбой с германским и японским шпионажем, оказались вдруг освобожденными от этих обязанностей, и все свои силы бросили на борьбу с новым врагом — Советами. Немалый ущерб нанесли перебежчики: И. Гузенко, Э. Бентли, У. Чемберз. Сыграла свою роль и операция «Венона» — расшифровка советских шифров и кодов американскими и английскими специалистами. Наконец, многие агенты потеряли свои выгодные позиции в связи с послевоенной реорганизацией и сокращением американских и английских военных и политических ведомств, штатов и т. д.